Константин Смелый - Кругом слоны, Миша
— Вы, я вижу, ничего с собой не принесли.
— Не принёс, — согласился Миша, помедлив.
И начал усердно пить чай. Продолжать комедию про Лундский университет и философию зубной боли не имело смысла. Признаться во лжи не хватало смелости.
Бельский шевелил большими пальцами сплетённых рук, не притрагиваясь к чаю. Может быть, ждал, когда остынет.
— Ну что ж. Рассказывайте тогда.
Миша поставил чашку на блюдце. Выровнял по центру.
— Эдуард Борисович, — сказал он, разглядывая чаинки на донышке. — Извините меня, пожалуйста. Я никакой не философ. Я наоборот — я зубной врач. Никаких работ не пишу. Само собой. Завтра я переезжаю в Швецию. Это правда. Вместе с семьёй. Насовсем. До отъезда мне нужно узнать про Веру Кукушкину. Что с ней случилось три года назад. Очень нужно узнать. Я решил обратиться к вам, потому что вы её — вы были её научным руководителем.
Он заставил себя посмотреть на Бельского.
Тот задрал седые брови. Зашевелился в кресле.
— Вот-так так…
— Если вы хотите, чтобы я ушёл, я, конечно, уйду сразу же, — Миша качнулся вперёд. — Вы только скажите.
— Ну нет, вы уж останьтесь, сделайте одолжение. Мне тоже любопытно, — Бельский потянулся за чашкой. Сделал глоток. — Научным руководителем даже… — он восхищённо ухмыльнулся. — А когда, если не секрет, началась ваша переписка? С Верой Кукушкиной?
— Не было переписки, — без колебаний покаялся Миша. — Вера пришла ко мне на приём, зубы лечить. Три года назад, с половиной. Она деньги дома забыла, я за неё внёс. Потом встретился с ней, чтобы отдать — в смысле, чтобы взять деньги у неё. Потом мы стали встречаться, — Миша обхватил чашку обеими руками. Его бил нервный озноб. — Ээээ… Извините, я никогда — я никому ещё никогда про это не рассказывал. Яааа — у меня — я женат…
— Но не на Вере Кукушкиной? — уточнил Бельский.
— Нет, на другой, — Миша не заметил иронии. Он хотел договорить до конца. — В общем, мы встречались, ну, регулярно. Два месяца. Вера рассказала, что пишет у вас диссертацию. На тему трудной проблемы сознания. Она о философии много говорила. Каждый раз. Увлечённо говорила, было интересно слушать. Потом — это уже в феврале было — я поехал к ней после работы. Позвонил сначала — она точно была дома — мобильник я её потом в комнате нашёл. Я через полчаса к ней приехал домой, у меня ключи были. Захожу, а её нет нигде. Куда-то выбежала в пальто — потому что пальто не было на вешалке. А на полу её перчатки валяются. И рядом капли крови. Небольшие капли — если порез, то пара миллиметров в глубину, максимум. Или из носа, но тогда быстро очень капала, странно. Я ждал в комнате, но она не вернулась, и я ушёл, в общем. И после этого — то есть на этом… — Миша почувствовал влажный жар в глазах. Громко втянул сопли поглубже в нос. — Она как сквозь землю провалилась. Я звонил миллион раз — никто трубку не берёт. В окнах света не было тоже — я приходил туда всю весну. В квартиру не поднимался, но с улицы смотрел…
— А в милицию вы не пробовали обращаться? Кровь всё-таки… Миша виновато покачал головой.
— Нет. Про милицию даже не думал поначалу. А потом уже страшно было… Я же, понимаете, я уверен был, что Вера меня просто бросила. Ну, вот таким радикальным образом. В смысле, нет, я думал: да, что-то случилось, но потому что я сбежал — я же, когда ушёл из квартиры, двое суток потом даже не пытался ничего выяснить. Боялся, как последний… — Миша вытер глаза тыльной стороной ладони. — И поэтому — потому что она поняла, какое я дерьмо трусливое — поэтому…
— Вы видели какие-нибудь её документы?
— Что? — не понял Миша, одурманенный раскаянием.
— Документы вашей Веры Кукушкиной вы видели когда-нибудь? Паспорт? Удостоверение аспиранта? Водительское удостоверение? Счета на оплату коммунальных услуг на имя Кукушкиной Вэ? Какое, кстати, у неё было отчество?
Миша в энный раз шмыгнул носом. Сглотнул.
— …«Вэ Пэ» там в базе… «Вэ Пэ»… Платоновна! — чуть не заорал он. Его лицо засветилось мальчишеской радостью. Пальцы бросились крутить чашку на блюдце. — Точно! Вера Платоновна! Помню — на карточке, когда заполнял, в поликлинике. Вслух же ещё проговаривал — я же всегда проговариваю. Кукушкина Вера Платоновна… Вера Платоновна…
— Документы, — напомнил Бельский.
— Документы? Нет, документов не видел… — Мишина голова беспомощно закачалась. — Не помню, по крайней мере… — он помнил только Веру или не-Веру с чёрными волосами, которая так хотела и никак не могла предъявить ему паспорт на имя Мироновой Ольги Валерьевны. — Счета помню, они на столе как-то лежали один раз. Да, помню счета. Но не помню, что там написано было. Она снимала комнату, там всё равно не её имя было написано. У Виталика она снимала какого-то…
— Мммда, — констатировал Бельский.
Он поставил чашку на стол, встал и подошёл к полкам за Мишиной спиной. Миша вывернул голову вслед за ним. Бельский нагнулся и выудил с нижней полки что-то не особенно толстое в мягкой обложке.
— Вот, полюбопытствуйте, — он протянул книжку Мише. Сел обратно в «КРЕСЛО ПРОТИВ». Сплёл пальцы.
Миша прочитал чёрные буквы на синем картоне. «Бельский Э. Б.»
«Общий курс философии. Учебник для студентов нефилософских специальностей». Издательство универа, начало-середина девяностых. Впрочем, этой информации на обложке не было. Она содержалась в жуткой бумаге и незабвенном шрифте, от которого сразу хотелось забить на утренние пары и спать до одиннадцати.
— Есть поновее издание, — прочёл Бельский Мишины мысли. — Там Платон и Аристотель на лицевой стороне, в полном цветовом диапазоне. Можно в «Доме книги» приобрести при желании. Да я бы вам и сам подарил, но все мои экземпляры на кафедре. Не обессудьте.
Миша продолжал смотреть на обложку.
— Да вы откройте, откройте, — мягко предложил Бельский. — На странице, скажем… Ммм, ну, на странице сто восемнадцать. Например.
Миша раскрыл учебник на середине. Послушно долистал до страницы 118.
«БЕСЕДА ШЕСТАЯ», — гласил заголовок в самом верху.
«Петя Зябликов: Я изменил жене. Меня преследует чувство вины. От угрызений совести я потерял сон и аппетит. Чем же мне поможет философия?
Вера Кукушкина: Во-первых, ты исходишь из того, что мы с философией должны тебе помогать. Тут можно поспорить, но оставим этот спор на сладкое. Допустим, что должны. Если я правильно поняла, проблема в чувстве вины?
Петя Зябликов: Да.
Вера Кукушкина: Почему ты чувствуешь себя виноватым?
Петя: Я же сказал: жене изменил.
Вера: Иными словами, вступил в половую связь не с той женщиной, имя которой проштамповано у тебя в паспорте. Предположу, что в эту связь ты вступил без согласия жены и до сих пор не поставил её в известность. Предположу также, что ты и не собираешься ей ничего рассказывать.
Петя: Как же вы философы всё любите разжёвывать…
Вера (не обращая внимания на Петину колкость): Представь, что тебе в чай тайком подмешали сильный наркотик, под действием которого люди не контролируют своё поведение. Ты выпил чай и перестал себя контролировать. В этот момент в комнату вошла женщина, подмешавшая наркотик, и ты вступил с ней в половую связь. Затем ты очухался и узнал об этом. Виноват ли ты в том, что случилось?
Петя: Нет, конечно! Она же сама подмешала и пришла!
Вера: Теперь представь, что тебя загипнотизировал искусный гипнотизёр — настолько искусный, что ты даже ничего не заметил. Тебе казалось, что ты живёшь как раньше и принимаешь решения сам, но на самом деле все решения за тебя принимал гипнотизёр. Повинуясь его воле, ты поехал в чужую квартиру и вступил в половую связь с неизвестной женщиной. Потом гипноз прошёл, и тебе всё рассказали. Несёшь ли ты ответственность за то, что случилось?
Петя: Да с чего это? Я же не сам к ней поехал! Это гипнотизёр!
Вера: То есть ты согласен, что не может быть вины без осознанного выбора?
Петя: Согласен.
Вера: Хорошо. Тогда представь, что ты не вступал в половую связь с другой женщиной. Твой проступок заключается в том, что в прошлую субботу ты достал из кладовки инструменты и починил кран на кухне. Виноват ли ты в том, что случилось?
Петя: То есть как это «виноват»? Чего я плохого сделал? Да мне жена за такое памятник поставит!
Вера: Возможно. А теперь вспомни, как ты познакомился со своей женой…
Петя: Да как обычно — в институте на картошке.
Вера: И сколько лет вы встречались до того, как решили пожениться…
Петя: Года четыре точно встречались.
Вера: И сколько раз вы за это время вступали в половую связь…
Петя: Что я — считал, что ли? Первый год, правда, нечасто. Я в общежитии, у неё родители за стенкой — много не навступаешь…
Вера: Виноват ли ты в том, что случилось?
Петя: А что случилось? Люди встречаются, люди влюбляются, женятся. В чём проблема?
