Галина Лифщиц - Хозяйка музея
В кратчайшие сроки сформировалась в стране клановая и мафиозная система, не знающая себе равных в истории. Средний класс оказался растоптанным, низвергнутым в пропасть унизительной нищеты, тем более страшной, что люди по инерции продолжали трудиться и вкладывать силы в свой труд, который не приносил им даже пропитания, не говоря уж о более или менее сносных условиях существования.
В какое-то время со всех сторон затрубили о несметных богатствах страны, связанных с ростом цен на нефть. Ожили надежды. Богатые богатели в неслыханной прогрессии. Тот, кто находился поближе к обогатившимся, жадно ловил куски пожираемого пирога. Москва, что называется, цвела и пахла. Но что-то случилось с людьми. Все общество оказалось сориентированным четко на деньги, на материальные блага. Другой идеи не намечалось. Обогащался каждый любой ценой, отметая понятия «порядочность», «сострадание», «милосердие», «честность», как не просто абсолютно бесполезные, но приносящие реальный вред и мешающие делу.
«Россия – это нескончаемая драма». Так написал в начале нового тысячелетия уважаемый Марией заокеанский ученый[6]. В этом она воочию убеждалась, глядя на все творящееся вокруг взглядом любящего человека, стремящегося помочь тяжело больному, но не очень хорошо понимающего, что именно можно предпринять.
На фоне ужасающей бедности, глубокого отчаяния, убийственной наркомании и ощущения тотальной безысходности возникали какие-то дикие праздники.
Например, День рождения водки.
Ну, кому в здравом уме могла заселиться в голову идея праздновать день рождения жидкости, издавна считавшейся губительницей народной? А у нас вот – пришла «умная мысля». И прижилась. К Марии однажды даже обратились с просьбой дать комментарий повеселее к очередному празднику матушки-утешительницы. Мария дала. Написала, что думала. В достаточно мягкой, как ей казалось, форме:
«Да, господа! Хана подкралась незаметно! Живем мы с вами и не подозреваем, что уже довольно давно существует у нас праздник, просто обязанный согревать наши удалые сердца.
День рождения водки!
Связывают возникновение этой радости, естественно, не с сантехником Лексеем, упившимся до того, что своими стараниями ему удалось оставить без воды и отопления целый жилой квартал, и не с электриком Митяем, который от запойной обиды взял да и перерезал все провода на фиг, чтоб знали. Они, понятное дело, герои. Но есть больший авторитет – Дмитрий Менделеев! Вот его на стяг и поместили. Он-де аккурат 31 января водку изобрел, спаситель наш!
Нет, не волнуйтесь только, умоляю: до Менделеева она, родимая, тоже была. И еще как! Пили-пили-пили и пили! «Под топот пьяных мужичков…» Вот с чем Россия еще у Лермонтова связана была кровно. А Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо?» описал мужицкую скатерть-самобранку. Мечту такую мужика. И что они у той скатерти просили? Хлебушка черного, кваску, огурчиков солененьких и ведро водочки! Ежедневно. На семерых. Я как-то подсчитала – оказалось, на каждого мужичка по три пол-литры в день! А они еще и пахали! Работали то есть. И детей как-то ночами сооружали. Крепкий был народ! Не сломить! Три пол-литры – шутка ли!
Но тут пришел Менделеев. И выдвинул более совершенную формулу нашей спасительницы. И народу уже стало хватать 50 граммов ежедневно, чтобы через довольно небольшое время заболеть болезнью, научно называемой алкоголизм.
Ну, что сказать! Много праздников мы с вами видели в нашей жизни. Переживем и этот. Он кому-то нужен. И совершенно очевидно кому. Ведь удалось же заразить население пивным алкоголизмом – с десяти лет шастают дети с банками пива по дворам. А что? «За общенье без понтов» – и все тип-топ. А водка что? Хуже? Поколению пора переходить на водку!!! Уничтожать ее в огромных количествах! Как говорится, «и с ненавистью, и с любовью»![7]
Довелось мне говорить с совладельцем одной известной водочной российской марки. Он сам вообще-то эмигрант. Из Одессы. Давным-давно заселился в Калифорнии. И семью там держит. Жену, детей. Здесь, в России, он по делам, его водочка кормит.
– А почему детки не с вами? – спрашиваю.
– Не место моим деткам тут. Среди этой пьяни.
Ну и правильно! А мы давайте день рождения водки отмечать.
Мы ж мазохисты. Мы все стерпим. Нам даже понравится.
Нам:
– Быдло вы, планктон, биомасса серая! Ужритесь уже вконец вашей водярой. А мы, люди, на этом нагреем наши чистые благородные руки.
И мы на это:
– Спасибо, батюшка, благодетель! Ух как весело-то! Ух! Ух! Ух! Подлей малек на опохмел! С днем рождения, водочка!
Теперь есть предложение – не останавливаться на этом, отдельно взятом празднике. Есть еще много радостей в жизни. Марь Иванна, например. Может, начнем отмечать и ее день рождения? Или ежегодный день ее урожая? Типа – молодое божоле! А?
Поле деятельности – огромное!
Уверена – найдутся свежие головы! Все обустроят. А пока – дружно и весело, хором:
– Спасибо, батюшки-кормильцы-поильцы! С днем рожденья, водочка!»
Не взяли, естественно, ее комментарий. Отказались. Понятное дело – свобода!
Впрочем, положение именно Маниной семьи нельзя было оценить иначе как очень стабильное. Свен-старший зарабатывал своим искусством и собственным именем огромные деньги, так как богатые русские потянулись соревноваться в строительстве и обстановке вилл и особняков. Свен-младший, изучавший в университете русскую историю, получив диплом, занялся, естественно, журналистикой. Московскую жизнь он находил чрезвычайно привлекательной, яркой, веселой. Рядом с ним во всех тусовках находилась красавица кузина Ритка, сколотилась замечательная компания друзей.
Чего еще желать?
Но… желалось. Простых и необходимых каждому человеку вещей.
Чистого воздуха, например.
Московский воздух, отравленный выхлопными газами, приводил к невероятной усталости и апатии даже тех, кто создал себе жизнь без бед.
Родители Лены и Мани перебрались на дачу ради хорошего самочувствия и покоя.
Существовала и еще одна поистине убийственная беда: московские лекарства не помогали!
Поначалу Маня не могла поверить своим подозрениям. Но упрямые факты заставили признать очевидное: принимает, к примеру, отец-сердечник лекарство из московской аптеки, а эффект нулевой. А когда Маня для пробы купила это же самое лекарство за границей, немедленно последовали улучшения. И так – во всем.
Неужели и лекарства подделывают?
Это же каким конченым, полностью разложившимся гадом надо быть, чтоб такое придумать, чтоб наживаться на чужих жизнях! Даже профессия палача честнее, чем бизнес фармацевта, подделывающего препараты, к которым прибегают, как к последней надежде.
Как подтвердилось позднее, ее подозрения оказались обыденной реальностью. Все преступные ухищрения, связанные с продажей в аптеках фальсификатов, выявили и всесторонне осветили в печати. Однако лекарства для всех родных и на все случаи жизни они теперь завозили из Европы.
Маня, очевидно в качестве отвлекающего фактора, в свободное время погрузилась в собирание, как она говорила, научившись у сына, стебных стихов, песен, частушек. В них содержалась та исчерпывающая правда, которой ей, наверное, так не хватало в ее честном демократическом издании.
Маша, приходя в восторг от вновь обнаруженного шедевра поэтического творчества, могла позвонить сестре хоть среди ночи, чтобы, захлебываясь счастливым детским смехом, зачитать, а то и пропеть свою находку.
– Вот слушай, – приказывала она.
Долго ее мужики истязали.
Били лопатой, зубами кусали,
К горлу приставили ржавую вилку…
Все-таки вскрыли пивную бутылку!
Лене становилось смешно.
– Мань, ты как маленькая…
– Веселюсь, чем могу, – неизменно отвечала сестрица. – Извините, как говорится, за внимание. Больше нечем.
Однако – чем – всегда находилось. От Мани заразилась Лена восторгом по отношению к поэту Алесандру Вулыху[8].
Вместе они хохотали над «Исповедью роллс-ройса», с наслаждением смакуя строфы:
…Хотя он слушал Мумий Тролля
С неадекватнейшим лицом,
Он был главой Наркоконтроля,
Непримиримым, блядь, борцом.
Он через нос и внутривенно,
Во мне борясь с врагом своим,
Уничтожал попеременно
Один наркотик за другим…
– Нет ничего прекраснее русского языка, ты, Ленка, цени, это нам такой дар дан от Бога! Мы же словом убить можем! – восхищалась Мария.
– И оживить, – соглашалась Лена.
Кстати, про «убить словом». Из недавних впечатлений Марии. Именно благодаря убийственным словам довелось ей после стольких лет разлуки встретиться с Андрейкой-Андрюшенькой, субтильным любвеобильным голубчиком, некогда едва не разрушившим ее брак.
