Валерий Пудов - Приключения Трупа
Шофер попёр без учтивости в вопросе:
— И там его не берут, и тут! А подбросим?
— Милости просим. Смотри-ка: мал кусок, да улика!
Здоровяк встал на мысок, достал с полки аппарат и — рад щелкать так и сяк: заснял в кино и рот, и висок, и зад гнилого, а заодно и живого рулевого.
Шофер — за руль, как куль — в забор:
— Не играй, слон! В сарай так в сарай, в район так в район! — прикрыл тыл от тумаков, получил своих ездоков, затих — и был таков.
7.Но до опушки не стал стелиться — сказал старушке, что не шакал и боится примет, кукушки и сосен, и нет горючего до больницы:
— Сбросим чучело в хоромы власти, к большому дому, ей к позору, и живей, без дрёмы, от напасти — дёру!
Но сиделка запела умело, как свиристелка:
— Здрасьте! А я? Ничья соломенная вдова? Согревала без одеяла, как сова, взглядом и, как печь доменная, когда прилечь случалось рядом. А награда за жалость? Ерунда? Лоб на грудь? Милый, чтоб твоя изменила? Ни буя! Будь спок — или шило в бок!
— Я себе не вредитель, — изрек водитель. — И тебе — не труповозитель. И не смотритель при нем. Соблюдем закон. Отвезем в известный дом, где он как житель знаком. Из местной больницы к беде примчится костолом с экипажем. Голуба, скажем, дядя, чай, дал дуба, забирай в подвал что туда положено, а не то засадим куда не хожено!
Попутчица стала ревниво кукситься, как сало у ленивой ключницы:
— Взял на лапу за вокзал, хапнул знатно и папу — обратно? Нахал двукратный! Наперед скажу: засужу!
Настал черёд дележу:
— Пополам.
— Гроши. Колесо почеши.
— Всё отдам!
— А ключи — что?
— Пихнём в окно.
— Настучит кто?
— Не днём! Темно!
Согласовали детали и — за дело: примчали тело домой, подняли, будто над бухтой парус, на свой ярус и показали оговорённый приём — наклонной головой в оконный проём.
Желали — тайком, но звонким стеклом перепугали сонный дом с тонким чутьём и, когда сбежали вниз, у машины их поджидали для суда: мужчины из злых держали карниз, а женщины рыдали об обещанном и причитали:
— А заём взяли! — и мяли шали.
— Забьём кольём! — пророкотали мужчины хором и заскрежетали забором.
— Держите товарку, ребята, — гаркнул от машины водитель. — Берите свое — у нее деньжата! — швырнул посул и вдруг юркнул за дверцу, сердцем на рулевой круг, как сторожевой пес — в конурку, на посуду, газанул, пуганул, отвернул и увез ссуду на увоз дяди — ради азарта и бокса от подарка не отрекся.
— Обманул и — в загул! — гукнула бедная сиделка, бледная, как побелка, пукнула, рухнула на пухлого хлыща и ухала свое, трепеща, пока не обмяли в запале бока ее фигуры, ища у плаща купюры.
И кавардак, и скандал, и страх, и смех!
Так постылый Труп на глазах у всех упал в свою серую квартиру: как печаль — в полынью, мыло, для жиру — в суп, а медаль — в шкатулку, и так, без сил, как и был, завершил первую вдаль прогулку.
8.Ночевали соседи в подвале: до рассвета искали совета, отпускали тирады о победе генерала и трепетали, будто армада мощной державы прочно прижала в бухту их корабли, а самих завязала в кули, обваляла в пыли и до конца стирала с лица земли.
А утром мудро рассудили:
— Чужой покойник — живой разбойник: на вид — худой, а грозит — бедой.
И тогда же установили: не родной — вражий! Подменили! На пересыле! Или в дороге. Или в больнице. Или могло случиться — на то и зло! — что угодно. А в итоге — не повезло, как в кино, принародно.
Одно утешало их, а потом и других тоже: генерал поутих немало и лицом стал моложе.
Кое-кого напугал пёсьими блохами на шёрстке — но оттого и подбросили его снова, и не тётке к дому, под подмётки, а толково, со вздохами, постовому на перекрёстке.
XI. ПОД НЕУМЕСТНЫМ АРЕСТОМ
Едва рассвело и распрямила крыло горихвостка, на перекрёстке уныло завыла собака, и два постовых прибежали на зов от постов и замахали руками:
— Драка?
И сами разобрали:
— Живой?
— Мертвец!
И вой затих наконец.
В стремительном стиле хранители порядка вприсядку изучили нарушителя и засучили рукава:
— Голова цела.
— Блохи.
Открыли веки и — закрыли:
— Дела плохи.
Установили жестокие кровоподтеки:
— Били зеки.
Рьяно замелькали по карманам руки:
— Из-за нагана. Отобрали, суки.
Припомнили укромные детали:
— На вокзале наши потеряли пушку. Подозревали папашу одного и его старушку, а по ошибке, из-за улыбки на рыле, отпустили. Потом искали хмыря почём зря.
— Кого? Этого?
— Похоже, а нет на рожу примет его.
Исчерпали слова и встали. Сняли пух с погонов. Вдруг закричали:
— Друг, находка — четко у шва двух районов!
— Стой! Голова — на твой край. Забирай!
— Здрасьте! А ногами — на твоей части.
— Не пинай сапогами. Хватай быстрей!
— И ладонь — на твоей.
— А вонь — на чьей?
И заспорили об останках ускоренно, как старики — об истории, мужики — о пьянках, а рыбаки у реки — о приманках: обругали и родное, уставное, и вдвое — чужое, потом признали, что кругом — мишени и трупы, достали лупы, встали на колени в позе ищейки без хвоста при угрозе дубинки и хлыста, обыскали тени под скамейкой у куста, ложбинки у моста и другие такие места с лазейкой, обсчитали с линейкой окрестности, прочитали с листа и азартно разодрали карту местности, рассказали о риске и развале в работе, со слюной прошептали о близкой выходной субботе, прорычали об увечиях по трассам и авралах в подвалах, где человечье мясо, неопознанное, навалом, а служивый люд в труде — грозный, но не двужильный — на плоть не найдут никак, хоть жуй рукав, морозильный шкаф, простонали:
— Не прав!
— Вам — почечуй, граф!
— Сам жираф!
И — замолчали. Устали от бурного стона.
Встали, перевели дух, отогнали мух и пронаблюдали, как клевали в пыли пух пурпурного тона петух и ворона.
И вдруг — заметили дежурного из третьего района.
И пришли к одной шальной идее:
— Друг, с земли — в коляску, быстрее!
И учли подсказку без вопроса: в охотку схватили находку, косо, но уложили на колеса, вприпляску отвезли к чужому участку и сгрузили у жилого дома местного постового, честного и простого.
— Подарили, — съязвили, — живому простофиле-соседу гнилого непоседу.
Победу над тяжелым смрадом усладили веселым парадом: мысы — врозь, носы — ввысь, кисть в висок наискосок — честь. И пошутили — всласть:
— Удалось, кажись, разгрызть кусок.
— Есть!
— Совершили марш-бросок.
— Есть!
— Заслужили посошок.
— Есть!
Отпили из бутыли (нашлась!) и укатили, смеясь:
— Почисть матчасть и держись, власть!
2.Третий постовой шагал по мостовой в берете и с топотом, но отстал с опытом — взглядом пронзал пылко и смело, а поступал неумело: увидал тело, а рядом бутылку и самосвал — признал водителя за нарушителя строя и разбойника, а покойника — за грабителя и алкоголика, рапортовал о побоях с перепоя (в сводку передал, что негожий вину не признал, а к вину, похоже, добавлял водку), обоих арестовал и убрал за одну решетку.
А за решеткой, известно, с чесоткой каморки, а вдвоем с врагом — и тесно, и разборки от корки до корки, и порки.
Для драного покойника слава и беда пьяного невольника — ерунда, а водителю попасть к блюстителю в управу — что в пасть к волкодаву: узнает родная работа — рассчитают без почета.
Потому и не усидел шофер на месте: посмотрел в упор — пострел вроде одурел, но цел и годен для мести — и к своему обидчику — шмыг, как к прыщику — остриё иголки:
— Мразь, слазь с полки!
И каверзно хрясть под суставы! И — матерной приправы!
А для внимательной камерной оравы — забавы.
А мертвец с нар упал: и не жилец, а товар — не запал, а пар.
И орава — гнусаво:
— Молодцом! Колесом не переехал — кулаком заехал. Потеха! Дебил: не задавил — добил!
Водитель — глядь: а любитель полежать у обочин дышать не очень хочет.
Серьезно!
И мать поминать — поздно.
А смыться — что родиться: без ходу не пробиться на свободу — не птица.
Но шофер — в напор: труп — за чуб, в охапку и — в кадку, где в воде — суп горячий.
Братва орёт:
— Ботва растёт!
— А тот и не плачет!
— Пьет, не иначе!
— Вот задача: овца — в загон, мертвеца — в бидон!
Тут как тут уборщица — так и морщится в глазок:
— Как суп?
— Как суд.
— Сырок?
— Как срок.
— Мой труд, сынок, суров.
— Как твой плов.
— Ребятки, а кусок топорщится из кадки — не лапка?
— Забери харчи, поди ты, бабка — сыты!
В двери ключи прозвенели и охранники проревели:
— Без паники!
Орава коряво с постелей — в стойку, бабка тряпку — на кадку, кадку — в охапку, надавила с тыла и гладко, бойко покатила на помойку.
