Андрей Кузечкин - Менделеев-рок
Хорек и Аня угрюмо посмотрели на меня. На лице Хорька багровел кровоподтек, а нижняя губа Ани стала вдвое толще верхней.
– Дети, дети, куда вас, дети… – покачал я головой. – Ну и что это такое? С чего драка вышла?
– Спроси у него! – Аня ткнула большим пальцем в сторону Хорька.
Я вспомнил репетиции перед «Вечером ужасов». Аня быстро уставала за своими барабанами и потела, как мышь. Ей приходилось снимать джемпер, потом футболку и оставаться в одном лифчике и толстых шерстяных напульсниках, демонстрируя отсутствие каких-либо форм. Последнее обстоятельство не мешало Хорьку алчно пялиться на Аню.
– Домогался? – догадался я.
Знаком согласия было молчание.
Я тоже промолчал – просто взял Хорька за горло, поставил на ноги и ударом впечатал в стену. Моя рука сжималась на его шее все сильнее. Тщедушный Хорек хрипел, на глазах ослабевая.
Я приблизил лицо к его рылу и спросил:
– Еще вопросы есть, бычкосос?
Из последних сил уродец замотал головой. Я разжал руку, и Хорек съехал вниз по стене. На его шее осталось пять синих пятен.
– Врезал бы ты ему хорошенько! – посоветовала Присцилла.
– Да я бы его прибил, если бы он не был нам нужен. Аня, если хочешь, можешь врезать за меня.
– Вот еще, руки-то марать! – зло фыркнула Аня.
Хорек кашлял.
– Здесь тебе не бордель. Руки не распускай, – сурово сказал я ему.
– Это… Плакса… – выдавил Хорек вперемешку с хрипом.
– Чего? («Если будет предъявлять претензии – точно прибью!»)
– Прости… Я не буду больше этого делать…
Это Хорек как он есть. Всегда подчиняется тому, кто сильнее, сам же при этом, как шакал, ждет удачного момента, чтобы вцепиться в горло. Слабых не жалеет: мне рассказывали, что этот паскудник потихоньку занимается рэкетом, его «клиенты» – пацаны из младших классов. Оружие против Хорька одно – держать в тисках, не ослабляя ни на секунду. Если соблюдать это правило, он становится вполне управляемым, даже надежным человечком.
– Не у меня проси прощения, а у Ани. И чтоб больше никаких конфликтов внутри коллектива! Аня, тебя тоже касается.
Аня армейским жестом вскинула ладонь к голове.
«Хороша армия, – с досадой подумал я. – Две бабы и урод. Надо срочно найти еще одного парня».
– Слушайте меня, вы, изверги! Я сегодня имел разговор с директором ДК «Звезда». На следующей неделе в воскресенье состоится наш концерт.
– Как? – ахнула Аня. – Так скоро?
– Позже не получилось, у них там все расписано до Нового года. Вывод: у нас меньше двух недель на подготовку, так что отныне вкалываем без выходных.
– А как тебе удалось директора ДК уговорить? У вас же раньше какие-то трения были?
– Были да сплыли. Мы обо всем договорились. Вход на концерт будет платным, не меньше тридцатника за билет. Сборы пойдут в фонд Дома культуры. Мы не поимеем ни копейки. Лично меня это устраивает.
– Да меня-то тоже, – кивнула Аня. – Я-то ничего не теряю anyway. Но ты серьезно считаешь, что сборы будут? Нет, какие-нибудь, конечно, будут, хоть кто-то да придет… Только полного зала не жди!
– А это уже от нас зависит. Придется самим печатать и расклеивать афишки, знакомых обзванивать… Криттер, кстати, тоже обещал подсуетиться. Телевидение беру на себя. Еще есть вопросы?
– Никак нет! – отозвалась Аня, вытянув руки по швам.
Хорек что-то просипел, раскуривая заначенный бычок.
Присцилла тем временем изучала постер на стене – фотографию «Аденомы» образца позапрошлого года, крупно распечатанную на цветном принтере. С правого края – ваш слуга покорный, тогда еще с волосами ниже плеч, руки крест-накрест на груди. С левого – Будда, рано облысевший толстый юноша с пушистыми бровями. В центре – Смурф, плотный парень с широким, словно бы отечным, но довольно симпатичным лицом. Он обнимал коротышку Эйнджи и безобразного Хорька.
Помимо постера на стене гаража имелась целая галерея рисунков, выполненных углем и простым карандашом на ватмане, портреты самых разных монстров: винторогих, перепончатокрылых, треглазых, четвероруких, клювастых и панцирных.
– А ты действительно похож на плаксу на фотографиях, – прошептала мне в ухо Присцилла. – У тебя такие огромные глаза, как будто сейчас разрыдаешься. И прозрачные, как озерца… Даже кажется, будто в них вода дрожит. – И добавила громче: – Плакса, а где ваш старый клавишник?
– Это не просто клавишник, детка. Это отец-основатель «Аденомы», духовный лидер и автор половины песен, Илья, он же Смурф. Когда-то мы с ним встретились в гитарном кружке, который при ДК работал, подружились. Я иногда заваливался к нему в гости, сидели, песенки бренчали. Он мне играл свои вещи, а я ему свои. Так все и началось.
Присцилла уже добралась до электрооргана советского производства:
– Вот на этом агрегате я буду играть?
– Угу. Его Смурф нашел в сломанном виде на барахолке и купил за гроши. Потом сам починил – на все руки мастер! – и эта штука стала лучше новой. А когда школу закончил, укатил в Москву. Так старая «Аденома» и прекратила свое существование. Я всегда завидовал этому парню.
– Завидовал? – удивилась Присцилла. – Разве Плакса из «Аденомы» может кому-то завидовать?
– Только Смурфу из той же «Аденомы». Меня к нему очень тянуло, хотя многое в нем я ненавижу. Илья высокомерен, Илья любит быть в центре внимания и терпеть не может, когда его не замечают, Илья – прирожденный хвастун, Илья не стесняется менять точку зрения… То, за что меня считают эгоистом и нарциссом, у Ильи выходило очаровательно и располагающе. А еще Илюха умел исцелять меня от депрессии без малейших усилий. Он никогда не интересовался моим настроением, а я и не рассказывал. Болтали мы чаще всего о музыке, обсуждали идеи для новых песен, мечтали о том, что будем делать, когда выбьемся на большую сцену… Я просто шел рядом с ним по улице и чувствовал, как настроение мое вздымается до самого неба… Что он делает сейчас – не знаю, где-то год назад он забыл о моем существовании. Периодически посылаю ему письма электронной почтой – никакого ответа.
Было кое-что, чего я не собирался говорить: рядом с Ильей я всегда чувствовал себя номером два. Хоть мы с ним и числились в «Аденоме» первыми среди равных, реальным лидером всегда был он. Илья договаривался обо всех концертах, Илья «выбил» нам помещение в ДК через местный Департамент культуры. Браковал почти все, что я сочинял, и умел заразить своим мнением всю группу. Если бы не он, репертуар наш был бы раз в десять побольше.
– Видел бы он тебя сейчас! – промолвила Присцилла, беззастенчиво читая мои мысли.
– И что? Ухмыльнулся бы и сказал: «Посмотрим-посмотрим, что у вас без меня получится!» Ну его.
– А можно посмотреть тексты песен?
Я разыскал старую тетрадку с текстами и табулатурами. Она пролистала ее и сделала вывод:
– Все песни очень мрачные!
– А с чего бы им быть веселыми? – поинтересовался я. – Не в Изумрудном городе живем.
– Обязательно сочини новую песню. Про то, что все – прекрасно! Это будет наш с тобой дуэт.
– Сделаем.
Потом я вручил Присцилле наш фотоархив – альбом с фотками с наших старых концертов, сам смотрел через ее плечо. Аня тем временем разминалась за ударными, а оклемавшийся Хорек перебирал струны басухи и порой покрикивал на Аню, чтобы долбила потише – он, видите ли, настраивается.
– Стоп! – воскликнул я и схватил руку Присциллы, готовую перелистнуть страницу.
– Что?
– Дай мне! – Забывшись, я грубо вырвал у нее из рук альбом и вгляделся в фотографию.
Это был снимок зрительного зала на концерте в «Звезде», где мы сбацали «Пентаграмму» – пять наших лучших песен. Фотоаппарат выхватил кусок первого ряда, там сидели самые преданные фанаты. Эх, ребята, где вы теперь?! На снимке они встали со своих мест, их рты были распахнуты в радостном вопле. Среди них была и Аня. Судя по выражению лица, этот нежный пушистый одуванчик в теплом свитере с вышитым знаком «пацифик» визжал громче всех. (Сказать бы ей тогда, что через два с половиной года она будет в составе группы! Только это будет уже не «Аденома», а, де-факто, сольный проект Плаксы.)
Но меня взволновало не это: позади наших друзей, во втором ряду, сидел тот самый незнакомец, которого я встретил в электричке. Нет сомнения, это точно был он. Я ни с чьим бы не спутал это лукавое лицо с узкими глазами. Его обрамляли длинные темные волосы, перехваченные лентой на лбу.
– Аня! Аня! – вопил я. Попробуй докричись до ударника, нещадно обрабатывающего свои барабаны!
– Чего, Плакса?
– Давай сюда! Скажи-ка, кто этот парень?
Аня вгляделась в фотку:
– Который – этот, с длинными волосами? Впервые в жизни вижу.
– Ты абсолютно уверена?
– На сто пять процентов, Плакса. А что это ты им заинтересовался?
– Помнишь, как мы встретились в воскресенье в «Звезде», когда там были Белые Ангелы?
– Ну?
– Я утром того дня ехал из сада с картошкой и встретил этого парня. Он мне посоветовал зайти в ДК в десять утра. Я зашел, и вот результат: повстречался с тобой, потом с Присциллой, а теперь мы все вместе «Аденому» возродили. Такое впечатление, что этот хитрюга предвидел, как все получится!
