Антон Соловьев - Lubvi.NET
Светлана, похоже, испытывала в университете те же проблемы, но было видно, что в своей нынешней среде она нашла тех, с кем можно было об этом поговорить. И мы говорили, часто смеялись над каким-нибудь удачным сравнением. Потом Светлана показала мне свою библиотеку и я, под честное слово обращаться с книгами аккуратно, взял у нее несколько книг в ущерб обязательной программе. У нее было очень много фантастики. Причем фантастики качественной, интересной, остроумной. И мне было это в новинку, поскольку кроме признанных авторов типа Стругацких, Брэдбери, или, скажем, Толкина, я тогда ничего не читал. Затем, когда тема литературы была на этот раз исчерпана, я решил возобновить тот странный разговор о магии, который мы начали в автобусе.
— Мы не договорили насчет магии, — начал я.
— Ну да… — Светлана пожала плечами. — Если хочешь, давай продолжим, только ты вроде как скептически к этому относишься.
— До той странной встречи на Каширском шоссе я и в существование Высших сил не очень-то верил. Я до сих пор склонен считать, что тот случай — это скорее всего моя защитная реакция на сильный стресс. Игры разума.
— Нет, — покачала головой Света. — В тебе и правда сейчас нет любви, а дальше будет еще хуже, но ты сам это выбрал.
— Что же, по-твоему, я превращусь в злодея, в Кая, которого заколдовала Снежная Королева?
— Нет, ты превратишься в чистого рационалиста, который будет думать о пользе и уместности того или иного поступка, о соразмерности вложенных сил и полученного результата. При этом ты не будешь ненавидеть людей. Ты не такой. Да ты и сейчас их не ненавидишь. Те люди, которые тебе сейчас не нравятся, просто перестают для тебя существовать. Ты общаешься с ними, улыбаешься им, даже делаешь для них что-то хорошее, но этих людей уже нет в твоем сердце и никогда больше не будет. Ты не из тех, кто легко прощает обиды. И это не особенности твоего нынешнего возраста, просто ты такой и все тут.
— Да, — я с удивлением посмотрел на Свету, — похоже, что я для тебя точно открытая книга.
— Именно, что открытая. — Света улыбнулась. — Но ты сам открыл ее для меня.
— Знаешь, — я задумался на секунду, — это очень похоже на «Божественную комедию» Данте.
— Почему? — Света удивленно подняла брови.
— В «Божественной комедии» Данте описывал себя. Он вошел в мир сакральный и, естественно, ему был нужен проводник. Знаешь, это давняя традиция, еще из волшебных сказок. Проводник по потустороннему миру, по царству мертвых. И таким проводником для Данте стал римский поэт Вергилий, пребывающий в лимбе.
— Хочешь сказать, что я для тебя некто вроде Вергилия?
— Видимо, так. Я это чувствую. Смотри, ты лучше меня разбираешься в литературе, наверняка, если мы начнем говорить о музыке, ты тоже покажешь мне тайные тропы, на которых я еще не был. И… — Я замялся.
— Что и? — Светлана хитро прищурилась, хоть я был уверен, что она прекрасно поняла, о чем я стеснялся сказать.
— Ну и магия, конечно же. — Я с облегчением вздохнул.
— Ты думал не о магии. — Светлана села ко мне поближе и взъерошила мне волосы. — Отнюдь не о магии. Хотя о ней тоже не мешало бы подумать. А что касается проводника, может, ты и прав. Тем более Вергилий был язычником, а Данте христианином.
— Хочешь сказать, что ты тоже язычница?
— Пожалуй, что да. Конечно, я не возношу молитвы богам, но мировоззрение у меня как у язычника. Ближнего я любить не собираюсь, око за око, зуб за зуб, как ты мне, так и я тебе. Подставишь щеку — сломают ребро.
— Да я так же, наверное, считаю, — ответил я.
— Пока ты еще не сформировал свою внутреннюю этику, но по всему видно, что христианство тебе ближе. Не зря же Белый Христос к тебе приходил.
— Почему белый?
— Так его скандинавы-язычники называли.
— Значит ты мой Вергилий. Что ж… — Я встал с дивана, принял позу, которая, по моему мнению, годилась для чтения «Божественной комедии», и начал:
— О мой поэт, — ему я речь повел,
Молю Творцом, чьей правды ты не ведал:
Чтоб я от зла и гибели ушел,
Яви мне путь, о коем ты поведал,
Дай врат Петровых мне увидеть свет
И тех, кто душу вечной муке предал.[4]
Едва я прочитал наизусть этот отрывок, как тут же встретился с совершенно стеклянным взглядом Светланы. Она неподвижно сидела на диване, и ее глаза застыли, словно были нарисованными. Эти глаза смотрели на меня с таким ужасом и одновременно удивлением, что мне стало страшно. Я подскочил к Свете и стал тормошить ее за плечо.
— Светик, с тобой все хорошо? Я что-то не то сказал?
— Все нормально. — Света очнулась от оцепенения и посмотрел на меня. — Неважно, что ты говорил, важно, как ты это говорил и что в это вкладывал.
— Хочешь сказать, что я настолько выразительно прочитал два стиха «Божественной комедии», что тебя зацепило?
— Ты читал, используя магию, ты маг слова, теперь я знаю точно.
— Что это значит? — озадаченно спросил я, присаживаясь рядом с ней на диван. — Что ты почувствовала?
— Я почувствовала могильный холод. Знаешь, такое чувство бывает, когда входишь через кладбищенские ворота, видишь все эти плиты, кресты. Гадость… — Света поморщилась. — В этом я полностью поддерживаю язычников — тела надо сжигать, а прах развеивать по ветру.
— Не знаю, мне иногда кажется, что хоронить тело, которое уже покинула душа — это то же самое, что хоронить старую куртку, к примеру.
— А еще христианин! Разве ты не веришь в Страшный суд и Воскрешение мертвых?
— Для каждого будет свой суд, персональный. Во всяком случае, мне так кажется.
— Забавно, так обычно все маги и говорят.
— И много ты их знаешь?
— Порядочно, познакомлю тебя. Но магов слова среди них, увы, нет, так что придется тебе самому всему учиться. Не будет у тебя наставника.
— Тем лучше, я люблю до всего доходить сам. И вообще я, кажется, начал кое-что припоминать. Есть ритуальная магия, магия жеста, а это магия слова. То есть, я вкладываю магию в то, что говорю и тем самым воздействую на человека. Вот я захотел, чтобы ты почувствовала себя Вергилием и у меня получилось. А что еще можно делать с помощью магии?
— Да все что хочешь, только чем больше ты у магии берешь, тем больше отдавать приходится.
— А что отдавать?
— Каждому свое. Кто свою молодость, кто красоту, кто любовь, а кто все сразу, а под конец и душу. Почитай средневековых отцов церкви, практически все они говорят, что магия от дьявола, а чудо от Бога.
— А чем магия отличается от чуда?
— Сложный вопрос. Но, по сути, магия — это умение, навык, а чудо — это воплощение твоей веры. Наверное, так, впрочем, не знаю.
— Может, мне тогда этой магией и не пользоваться вовсе?
— Почему ты так решил? Ты сначала попробуй, посмотри, что да как, а потом сам решишь. Я вот пользуюсь и пока не умерла.
— А тебе зачем?
— Да так, по мелочам. — Светлана ухмыльнулась. — Наказать обидчика, удачный заказ на разработку графики получить или, скажем, очень сильно пожелать, чтобы хорошего молодого человека встретила.
— А я, кстати, тоже хотел встретить женщину, подобную тебе.
— Ну вот видишь. Когда оба мага этого хотят, все и выходит. Слушай, есть у меня одна идейка. Погоди… — Света поднялась с дивана и подошла к книжному шкафу.
Покопавшись на полках, она наконец-то удовлетворенно хмыкнула и протянула мне нужную книгу. Это был один из многочисленных сборников западноевропейского сонета. Я сел на диван, пролистал оглавление, найдя множество знакомых мне имен.
— К чему мне этот сборник? — спросил я. — Почти все эти поэты у меня есть отдельно.
— Тут собрана именно любовная лирика.
— Ну и что?
— Ты попробуй прочитать что-нибудь, ну, что тебе нравится, что тебе знакомо. А когда ты будешь читать, то я очень бы хотела, чтобы ты как раз думал о том самом опыте, о котором ты не хотел говорить вслух.
— Ну… — Я несколько смутился. — Ты что, хочешь, чтобы я тебя приворожил с помощью магии и средневековых сонетов?
— Хотя бы попытайся. — Света ободряюще улыбнулась мне.
Я взял книгу и стал рассеянно листать. Это было издание 1988-го года. Тогда были времена, когда не делали абы каких сборников. Мне даже на секунду представилась редколлегия издательства, в которую входили известные переводчики, филологии, специалисты по зарубежной литературе, которые наверняка сидели и до хрипоты спорили, включать ли тот или иной сонет в этот сборник. Впрочем, все могло быть совсем не так.
Я перелистывал пожелтевшие страницы. Мильтон сменял Марвелла, а Петрарка Медичи. Я все листал страницу за страницей, и внезапно мой взгляд наткнулся на строчки, которые показались мне подходящими. Я поднялся с дивана и, держа в руках раскрытую книгу, посмотрел Свете в глаза. Затем мой взгляд опустился чуть ниже, скользнул по ее шее, плечам, груди, ногам. И когда я почувствовал, что хочу эту женщину, действительно очень сильно хочу ее получить прямо здесь и сейчас, я начал читать:
