Зэди Смит - О красоте
- Пап, вставай, почти приехали, - сказала Зора.
- Гови, у тебя деньги есть? Кошелек куда-то делся, не могу найти.
На углу парка такси остановилось.
- Слава богу. Я думал, меня стошнит, - сказал Леви, распахивая дверцу.
- Это еще успеется, - весело ответил Говард.
- Может быть, вам понравится, - встрял Джером.
- Конечно, понравится, детка. Иначе бы мы не приехали, - проворковала Кики. Она отыскала-таки кошелек и протянула водителю деньги через окно. - Нам непременно понравится. И что это на твоего отца нашло, не понимаю. С чего это вдруг он ведет себя так, будто терпеть не может Моцарта. Для меня это новость.
- Да ничего на меня не нашло, - сказал Говард, взяв под руку свою дочь у входа в уютную аллею. - По мне так надо делать это каждый вечер. Не думаю, что люди часто слушают Моцарта. Мы тут болтаем, а его наследие гибнет. Вот не будем мы его слушать - что от него останется?
- Гови, перестань.
Но Говард продолжал:
- Думаю, бедняге как никогда нужна помощь. Все- таки один из величайших непонятых композиторов прошлого тысячелетия…
- Джером, дорогуша, не слушай его. И Леви это понравится, и нам всем понравится. Мы же не дикари. Можем мы посидеть полчаса как приличные люди?
- Больше, мам, - где-то час, - сказал Джером.
- Кому понравится? Мне? - тут же спросил Леви. Этот сам себе адвокат с острым интересом отслеживал все упоминания своего имени всуе - не дай бог оно послужит поводом для шуток или насмешек. - Да я даже не знаю, кто такой этот Моцарт. В парике ходил, да? Классик, - подытожил Леви, довольный тем, что он правильно поставил диагноз.
- Верно, - подтвердил Говард. - Классик в парике. Про него еще фильм сняли.
- Ага, видел. Кино реально штырит.
- Это точно.
Кики захихикала. Говард оставил Зору и взялся за жену, обняв ее сзади. До другого ее бедра рука Говарда не доставала, но они с Кики все равно спустились к парковым воротам сладкой парочкой. Это был один из его способов сказать «прости». Так они уравновешивали прожитый день.
- Только посмотрите на эту очередь, - хмуро сказал Джером, мечтавший об идеальном вечере. - Надо было выехать пораньше.
Кики поправила на плечах свой лиловый палантин.
- Ну не такая уж она и длинная. Во всяком случае, не холодно.
- Я махану через забор только так, - сказал Леви, берясь за чугунные пики ограды. - А вы стойте, как лохи, в очереди. Братану ворота ни к чему, он и так перепрыгнет. Это по-уличному.
- Что-что? - переспросил Говард.
- Ну, по-уличному, - протянула Зора. - То есть в согласии с улицей, по уличным законам. В унылом Ле- вином мирке, если ты негр, у тебя тайный священный союз со всякими закоулками.
- Слышь, кончай рот разевать. Что ты знаешь про улицу? Ты ж ее не видала.
- А это что? - спросила Зора, ткнув в землю пальцем. - Зефир?
- Брось. Это не Америка. Разве это Америка, это детская площадка. Я родился в этой стране, я знаю. Ты смотайся в Роксбери или в Бронкс[9] - вот Америка и вот улица.
- Леви, ты не живешь в Роксбери, - медленно проговорила Зора. - Ты живешь в Веллингтоне. И мотаешься в Арундел[10]. И носишь белье со своими инициалами.
- А я, интересно, уличный? - задумался Говард. - Я полон сил, и у меня есть шевелюра, глаза и прочее. И яйца первый сорт. Конечно, IQ мой выше среднего, но пороху во мне много.
- О нет.
- Папа, не говори «яйца». Пожалуйста.
- Так я гожусь для улицы?
- Черт, почему ты из всего делаешь хохму?
- Я так хочу быть уличным!
- Мам, ну скажи ему.
- Я разве не пацан? Ну погляди. - Говард начал выворачиваться наизнанку, усиленно работая телом и руками. Кики вскрикнула и прикрыла глаза ладонью.
- Честное слово, мам, я иду домой - еще раз он дернется, и я ухожу.
Леви отчаянно искал свой капюшон, чтобы закрыться от пантомимы Говарда, который и не думал останавливаться. Через несколько мгновений Говард порадовал публику единственным хранившимся в его памяти отрывком из рэпперской песни - эти строчки он таинственным образом выудил из лирической жвачки, которую ежедневно жевал Леви.
- Моя шняга не коряга, - начал Говард. Его домочадцы взвыли от ужаса. - Мой батон умен, как Платон.
- Все, меня нет.
Леви ловко рванул вперед и нырнул в муравейник, сочившийся в ворота парка. Все рассмеялись, даже Джером, и, глядя, как он смеется, Кики почувствовала облегчение. С Говардом всегда было весело. Ей уже при первой встрече с ним пришла в голову расчетливая мысль: он из тех отцов, которые могут рассмешить своих детей. Кики ласково ущипнула его за локоть.
- Что-нибудь не так? - самодовольно спросил Говард и разомкнул сложенные на груди руки.
- Все так, милый. Телефон-то у него есть? - спросила Кики.
- Есть - мой, - ответил Джером. - Он стащил его утром из моей комнаты.
Они примкнули к медленно текущей толпе, и парк дохнул на Белси своими сладкими, живыми, плотными ароматами уходящего лета. Этим влажным сентябрьским вечером Бостон-Коммон был мало похож на ухоженное историческое место громких речей и публичных казней. Он презрел садовников и возвращался к естественности и дикости. Бостонская чопорность, присущая, по мнению Говарда, всему историческому, просто не устояла перед наплывом жарких тел, стрекотом сверчков, нежной сыростью деревьев и мелодичной какофонией, создаваемой при настройке инструментов. И слава богу. С ветвей свисали желтые, как рапс, фонарики.
- Вот здорово, - сказал Джером. - Оркестр словно парит над водой. Огни отражаются, поэтому так и кажется.
- Ага, - ответил Говард, глядя на островок, висящий над водой в ореоле отражений. - Ну и ну, ух ты, обалдеть.
Оркестр расположился на маленькой сцене по ту сторону пруда. Говард, единственный неблизорукий представитель Белси, заметил, что все музыканты мужского пола были в галстуках с рисунком в виде нот. Женщины носили тот же узор на талии, на широких, как кушаки, поясах. Над головами оркестрантов маячил гигантский транспарант с печальным профилем одутловатого, похожего на хомяка Моцарта.
- А где хор? - спросила, оглядываясь, Кики.
- Под водой. Он вынырнет попозже, как… - Говард изобразил человека, всплывающего из морских глубин во всем своем великолепии. - Есть Моцарт на льду, а это Моцарт в пруду. Так меньше несчастных случаев.
Кики тихонько рассмеялась, но внезапно ее лицо изменилось, и она сжала запястье мужа.
- Ох, Говард, - сказала она, настороженно глядя в глубь парка. - Есть две новости, хорошая и плохая.
- А? - откликнулся Говард, обернулся и увидел, что обе новости идут к нему по лужайке и машут рукой: Эрскайн Джиджиди и Джек Френч, декан гуманитарного факультета. Джек Френч, в типичных для Новой Англии широких штанах, перебирал своими длинными ногами плейбоя. Сколько же ему лет? Говард вечно терялся в догадках. Джеку Френчу с равным успехом могло быть и пятьдесят два, и семьдесят девять. Спросить его прямо было нельзя, а значит, нельзя было узнать наверное. Он походил на звезду экрана, граненая геометрия его лица напоминала картины Уиндхема Льюиса{6}. Лирические, слегка удивленные брови Джека норовили сложиться в пирамиду, а кожа была темная, тысячелетняя, словно его извлекли из торфяного болота по прошествии долгих веков. Седые шелковистые волосы, редкие, но покрывающие череп целиком, отметали подозрения Говарда, что декан стар, как баобаб, и были явно пострижены так же, как в молодости, когда, стоя на носу лодки и прикрывая ладонью глаза, двадцатидвухлетний Джек вглядывался в берег Нантакета{7} и гадал, не Долли ли стоит там на пирсе к нему лицом, держа два стакана виски с содовой. Эрскайн был полной противоположностью: отполированная, без единого волоска макушка и волшебные родинки, наполнявшие Говарда неизъяснимым весельем. На сей раз Эрскайн был в костюме- тройке невозможно желтого цвета, и каждая клетка его свободолюбивого тела противилась всем трем составляющим этого наряда. На миниатюрных ногах красовались остроносые туфли на кубинском каблуке. В целом он производил впечатление быка, делающего первые па перед боем. Когда парочка еще была метрах в десяти, Говард мог быстро и незаметно поменяться местами с Кики, чтобы Эрскайн естественным образом повернул к нему, а Джек пошел своей дорогой. Так он и поступил, но, к сожалению, Джек не понимал, что значит диалог, он всегда обращался к людям. Точнее даже не к людям, а к пустоте между людьми.
- Так, все Белси в сборе, - очень медленно проговорил Джек, и каждый Белси спросил себя, на кого же из них он все-таки смотрит. - Но одного, кажется, не хватает. Все Белси, кроме одного.
- Нет младшего, Леви, он потерялся. Отстал. Если честно, ему ужасно хотелось отстать, - небрежно сказала Кики и засмеялась. Засмеялись и Зора, и Джером, и Говард с Эрскайном, и наконец, в самую последнюю очередь, раздался бесконечно медленный смех Джека Френча.
