Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2010)
Идут в свете, в цвете…
— А это что, мама?
Корабль стоит в траве, брошенный.
Мать говорит:
— Ушла Волга-то, обмелела, там, где вы с Валькой купались, теперь сушь одна…
Мальчик через пролом заглядывает внутрь корабля: там темно, железо рваное. Коридор с оборванной проводкой… Двери. Как будто там живет кто-то. Ветер живет. Скрипы. Паутина. А может — капитан живет?
Он видит (Ч/Б): капитан в рубке попыхивает трубкой, в небе облака, на палубе народ, мотоцикл, бабка с козой, загорелый матрос швартует корабль у деревенской пристани…
Свет, цвет.
Они уже ушли от корабля, стоят в травах посреди острова. Она — большая. Он — маленький. Она вытирает ему испачканную щеку.
— Сколько ж я с тобой, Саша, ходить еще буду? Когда ты в ум войдешь? Мне к своим пора, — говорит Надя. — Ты откуда пришел-то? С кем приехал? — Надя держит за руку взрослого, долговязого парня.
— С Федькой, — вдруг издалека, но осмысленно отвечает долговязый парень.
— А звать тебя как, помнишь?
— Сашка.
— А меня?
— Надя ты, сестра моя!
— Так что ж ты мне голову морочишь — «мама», «мама», я обмерла, думала, с ума сошел, — взвизгивает Надя.
— А ты не серчай, не серчай, — говорит этот странный, да и не очень-то молодой уже парень. — Я отца увидеть хотел. Не помнил его. И карточки нету. И повидал: как бык его запорол из-за меня… Теперь поняла?
Надя смотрит на него и вдруг нежно, по-сестрински целует.
— Его здесь похоронили-то?
— Нет, как положено, на кладбище, на том берегу…
— А надо было здесь, под ивами, для кладбища он неподходящий богатырь, велик он, тесно ему…
Он оглядывает простор, камыши, воду — и вдруг видит табун коней, взметнувшихся неподалеку от него…
— А что за лошади это?
— Это чечен один, на том острове, табун держит, а сюда они попастись переходят, — говорит Надя.
К болоту подходят кони, гривами машут.
Он смотрит на коней с шалыми гривами.
Вдруг за камышами всадники в латах взвиваются, с перьями на шлемах. Кольчуги, колчаны, легкое тюркское вооружение кочевников.
Брат и сестра смотрят завороженно. Прячутся в высокой траве.
Скачут хазарские всадники.
— Плохие известия, великий каган. Варяги идут по Итилю с севера и тьма людей без лиц с востока. Плохие предзнаменования. Ворон мой не взлетает. Меч мой отяжелел…
— Пока твой меч не будет порхать, как ворон, сердце твое будет мягче свинца от страха. Горе — встретить испытания, трепеща, как женщина…
Надя:
— Откуда они? Саш, это ты опять делаешь?
— Не знаю… Странное место тут, времени через край — сами они выплескиваются…
Всадники исчезают, только черный ворон, вышелушившись вдруг из клубка перьев, возникает в небе, парит, вскрикивает сухо, делает мах — и исчезает.
Саша смотрит на сестру.
— Я пойду, Надя.
— Прощай, Сашенька.
— Не прощай надо говорить, а до свидания. Час-то какой? Уж солнце садится. Долгонько мы с тобой путешествовали… А меня, вишь, на берегу мужик дожидается. Федька зовут. Валин жених.
— Ну, кланяйся, а я пойду…
— Саша! Мать твою! — нетерпеливо кричит Федька.
— Загулялся я, Федя, нельзя мне раньше было, отца надо было повидать…
— Отца? — Федьке как будто и странно, он, может, и слышал, что родители Саши и Вали умерли, но ему не до этого. — Ты погляди! — тащит он Сашку куда-то по берегу. Хватает охапку травы, мнет ее. — Чуешь?
— Дурная трава.
— То-то и оно, брат! То-то и оно! Вот куда мы в другой раз за урожаем-то приедем! Понимаешь?.. А не понимаешь — и ладно. Ты фуфайку накинь, сейчас на реке прохладно, а мы к морю пойдем, там и вовсе — задует моряна — насквозь.
В лодке уже все готово для лова. Две канистры топлива стоят, канистра с водой, ящик какой-то железный, крюк, багор лежит, сети припрятаны, еда тоже куда-то спрятана, Федька хлеб жует. На нем толстый брезентовый плащ.
— Хлебушка хочешь?
— Не, не хочу. Днем сестра накормила.
— Смотри, потом не до еды будет…
— Не…
— Ну, тогда с богом: поехали! — И Федька с духом дергает стартер мотора. Лодку мигом выносит на середину Волги, и она красиво идет по ней, оставляя по борту нежно-лиловый отрез воды.
sub XV /sub
Некоторое время молча сидят: Федька — крепко держа рукоятку газа, Саша — посреди лодки, спиной к ветру. А мимо деревеньки летят, ивы, стога, луга. Родина летит. И хорошо отчего-то.
— Эх, Саня, рассказать бы тебе, как бывало… Как почуешь этот ветер в лицо, сразу стакан хлопнешь — а дальше — мама не горюй! Беспечно жили, брат…
Саше нечего ответить — он молчит.
Но Федька еще не исчерпал восторга:
— Мотор — вишь, какой у меня? Не смотри, что старый. «Ямаха», сорок лошадей… Годная вещь… От тока порулить не проси — этот нас враз перекувырнет. Норовист! Бывало, от ментов уходили — без вопроса. Те на «вихряйках» раздолбанных — а тут сам понимаешь… Зверь! Как на паровозе их объезжали, да с полным ящиком икры, вон, на котором ты сидишь, понял?..
Саша молчит, не знает, что отвечать.
— Ты что все молчишь-то? — раздраженно спрашивает Федька. — Днем ушел — прока никакого, щас молчит — тоже, товарищ!
— Я той жизни не знал, ничем не могу за тебя порадоваться… — произносит Саша.
Федька, по лицу видно, хотел обидеться, да передумал:
— А может, и молчи. Наше дело тихое. Сейчас на раскаты выйдем — ни зву-ка. Ни курить — ни-ни. Сетку будем ставить — уключина чтоб не скрипнула…
Лодка идет уж не между островов, а среди тростников, по большим просторам воды идет. И внезапно в гуще тростника остро тянет какая-то птица, и Саша, сложив по-своему руки, вдруг так же громко отвечает ей.
— Ты что? — вполголоса уже, тихо, набрасывается на него Федька. — Одурел совсем?
— Так ведь зовет…
— И что говорит? — без иронии, но как-то недоверчиво спрашивает Федька.
— Говорит: «Полнится горло восходящей луною…»
— Так прямо и говорит?
— Ну да. Примерно так…
— А ты что отвечаешь?
— Ну, соглашаюсь… Луна-то какая…
— Это вы, значит, о луне поговорили?
— Так примерно.
— Слушай, — придвигается к нему Федька, — а ты — не того?
— «Того», «не того», — как-то сухо отрезает Саша. — Сто раз спрашивали. А вот ты — «того»?
Этот вопрос Федька пропускает без внимания.
— А чё они говорят? — с хитрым любопытством спрашивает Федька. — Могут они, как собаки, людям служить? Предупредить там… А?
Саша молчит.
— Ну, что молчишь?
— Не будут они вам служить. Птицы — не собаки. Они говорят как поэты. Раньше поэты разговаривали с птицами… Теперь и поэты не могут…
— Ладно, ладно, — понижает голос Федька. — Луна всходит, цапля твоя права. А мы сейчас моторчик заглушим, поглядим, что у нас получится…
Он глушит и поднимает мотор, осторожно, почти беззвучно, достает весла, вставляет в уключины и вынимает откуда-то сеть.
— Так, — говорит. — Ты потихонечку ее трави, а я погребу….
Саша начинает стравливать сеть в воду, Федька гребет, и в законченном виде это получается красивая, каплевидной формы петля, стянутая у кормы лодки. Федька сушит весла, пробирается на корму и начинает собирать невод.
— Значит, так: я подтяну невод, и там, в конце, будет рыба. Ты, значит, берешь этот крюк… — На мешковине лежит острый стальной крюк, похожий на орудие убийства. — Берешь крюк, багришь его, вонзаешь крюк в спину и забрасываешь внутрь лодки…
— Федь, — начинает Саша.
— Что хочешь сказать? Что у тебя багрить не получится? А невод собрать у тебя лучше, что ли, получится? Знаешь, ты уж что-нибудь выбирай, а то какой ты мне помощник?
— Федя, — говорит Саша, — в таком деле помощи от меня нету…
— Ладно, — яростным шепотом говорит Федька, — неча болтать. Бери, значит, невод. Бери. И собирай обеими руками так, чтобы потом распустить можно было. Так, так. Понял? Давай.
Саша собирает невод. И вот он уж почти совсем собрался, а рыбы все нет.
— Да где ж она? — удивляется Федька. — Такое было улово! Или правда химией всю потравили, сволочи?
— Стоп, да вот же он… Э-э, недоросток, костеря… Сойдет… Ну-ка давай его сюда…. Мне-то поудобней…
Федька вонзает крюк в спину первого осетра, переваливает его в лодку. Тяжело ему. Он на Сашку шипит зло:
— Ты что сомлел? Сеть-то подтягивай!
Сашка тянет сеть, появляется второй осетр, Федька опять всаживает ему острый стальной крюк позади головы, переваливает в лодку.
Сашка смотрит, как рыба своим ртом-трубкой хватает воздух, ожигает красные жабры. Что-то есть в этих пойманных осетрах от смертельно раненных людей, которые еще дышат, но уже осознают, что все — рана смертельна, не выкарабкаться…
— Тяни! — шипит Федька.
Саша будто и не слышит его. Говорит:
