Алексей Слаповский - Закодированный
– Это вряд ли, – усомнилась Татьяна.
Но решили проверить: пошли в дом, и Гоша полистал учебники Толика и Кости.
– Понимаешь что-нибудь? – наблюдала Татьяна.
– А что тут не понять? Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, – наизусть сказал Гоша.
– Это и я помню. А посложней что-нибудь? Только без подглядки.
– Ну… Битву при Калке помню. Правда, не помню, кто с кем и кто победил. Бородинское сражение – уже лучше, наши победили, хоть и отошли. Помню еще – хордовые.
– Это что?
– Что-то из биологии. Черви, что ли. Нет, много помню, – обнадежился Гоша. – Так дело пойдет!
Однако учебники отложил, умственной информацией явно не увлекся.
Ходил по двору, глядя вокруг, словно ждал; что-то ему намекнет и подскажет. Но мир этот был ему чужд и молчал.
6
А Эмма Петровна, возвращаясь из магазина, проходя мимо Одутловатова и Кумилкина, бесцельно сидевших на лавке возле кривой калитки своего двора, поздоровалась и сказала как бы между прочим:
– Татьяна с сожителем недоразумения выясняют.
– Это какие? – спросил Кумилкин.
– Он говорит: не помню ничего. А она говорит: вспомни, может, ты, говорит, академик был. А до этого к ним милиционер приезжал, говорит: нет, он был, говорит, бандит. Вот мне бандита только в соседях не хватало!
Она проследовала дальше, а Кумилкин хлопнул себя по коленкам:
– Что я тебе говорил, Олег Трофимович! А? Нюх у меня на это дело! Я тебе говорю: взял кассу – и залег! И делает вид, что ничего не помнит. Сидел я с одним таким, ему говорят: ты Петров и ты убийца, а он уперся: я не Петров, а Васечкин и людей сроду не убивал, а, наоборот, люблю! И ничего доказать не могли!
– Отпустили!
– Нет, конечно.
– А может, он действительно память потерял? Это бывает.
– В любом случае есть у меня одна мысль, – задумчиво сказал Юрий.
И к вечеру он явился ко двору Татьяны с этой одной мыслью. Не заходя, подозвал бесцельно слоняющегося Гошу.
– Привет!
– Привет, – подошел Гоша. – Я тебя тоже знал?
– Совсем память переклинило? – сочувственно спросил Кумилкин.
– Совсем…
– Хочешь, помогу?
– А как?
– Загляни ко мне в гости. Конечно, лучше бы с бутылкой.
– Где я тебе ее возьму?
– Что, Татьяна ограничивает?
– Более чем.
– Несправедливо, – покачал головой Юрий. – Если ты заводишь себе мужика, то поступай с ним по-человечески! Или уж не заводи, правильно?
– Да я уйду, наверно. Только – куда?
– Не пропадешь. Раньше у тебя вид был, извини, совсем придурковатый, а сейчас на человека похож, сразу видно. Ты, может, серьезными делами занимался?
– Я тоже так чувствую. Но не помню.
– Совсем ничего?
– Так… В общих чертах.
– Да… – с философской интонацией сказал Кумилкин. – Какая ни была поганая жизнь, а забыть ее как-то жалко… Будто ее и не было, получается. Будто и не жил!
– То-то и оно.
Оба помолчали. Гоша думал о чем-то смутном, а Кумилкин вспоминал свою поганую, как он сам выразился, жизнь.
Ему не повезло, по молодости он влип в историю: в привокзальной пивной возникла драка, одному проломили бутылкой голову. Прибывшая милиция никого не застала, кроме лежавшего на полу потерпевшего и пьяного до бесчувствия Юрия. Его и взяли, его и судили, ему и впаяли срок. Правда, молодая жена Юрия, самоотверженная женщина, решила так дела не оставлять – наняла адвоката, добилась нового расследования. В ходе его отыскались свидетели, да и сам потерпевший, между прочим, остался жив и хоть смутно, но помнил, что бил его кто-то маленький, лысый и усатый, а Кумилкин роста был приличного, волосы имел густые, а усов при этом никогда не носил. Шло дело к тому, что будет пересуд и Юрия отпустят. Но не успели: ему уже впаяли в тюрьме новый срок.
Почему и за что? Объяснение простое: тюремное начальство, изучив сопроводительные документы, сразу поняло, что Кумилкин не виноват. А оно знало: человек, сидящий безвинно, обиженный, склонен к беспорядкам и вообще социально опасен. Поэтому, чтобы заключенный отбывал срок послушно, с осознанием его заслуженности, начальство быстро оформило Кумилкину добавочный год за злостное и умышленное нарушение режима, заключавшееся в укрытии под подушкой заточки. Дал Юрию заточку один кореш, выходивший на волю, дал на память, не знал же Кумилкин, что сразу же после исчезновения кореша в бараке будет шмон по шконкам. Зато винить некого: не надо было брать в подарок холодное оружие!
И все же у Юрия было ощущение, что сидел он зря. Тем более жена, хоть и сделала все для его спасения, не дождалась, вышла за другого. Тогда-то он и захотел взять кассу и залечь на дно.
Касса нашлась на территории кирпичного завода – навели добрые люди. Она плохо охранялась, и туда можно было проникнуть через подвал. Юрий выгреб всю наличность, которой, увы, хватило лишь на дюжину бутылок водки, и залег на дно, то есть у одной знакомой чмары, а под утро его замели, легко отыскав с помощью служебной собаки.
Но зато он шел в тюрьму уже уважаемым человеком, не по бытовухе, не мужиком.
Освободившись, год жил тихо, выжидал и высматривал. И высмотрел солидную и верную кассу – в помещении местного отделения одной партии, которую щедро финансировали из Москвы. Денег там всегда уйма! – уверял Юрия хмельной юный функционер с чубчиком, которого Кумилкин пас и обхаживал два месяца. Юрий хорошо подготовился, аккуратно взломал дверь, вскрыл сейф и ничего, кроме пустоты, не увидел. Недоумевающий, он вернулся домой, где его через пару часов и взяли. В сизо Кумилкин прочел ехидно подсунутую ему следователем местную газету со статьей и фотографией функционера с чубчиком; тот горестно рассказывал, что партия потеряла несколько миллионов рублей…
И понял Кумилкин, что мечта его несбыточна, поэтому и стал после освобождения вести относительно честный образ жизни и строить планы о семейной гостинице…
Тряхнув головой и освободившись от раздумий, Юрий предложил:
– Взял бы взаймы у Татьяны?
– Не даст.
– А ты попробуй.
7
Гоша попробовал, и, удивительное дело, Татьяна дала. Но, вручая деньги, предупредила:
– Учти, ровно столько даю, сколько взяла. И мы теперь в расчете. Понял?
Гоша не понял, но кивнул.
В доме Одутловатова и Кумилкина вечером был пир: водка, пиво, колбаса, огурцы маринованные, килька пряного посола.
Кумилкин, пока гость не опьянел, начал его прощупывать.
– Зона понимаешь, что такое? Помнишь?
Гоша покачал головой:
– Смутно…
– А это что? – показал Кумилкин колоду карт.
– Стирки, – выскочило у Гоши.
– Верно! – обрадовался Кумилкин. – Я сразу почуял, ты наш человек! Так может, сметнем в буру или в секу?
– В буру втроем надо как минимум.
– Я не буду, – отказался Олег Трофимович. – Я ваших воровских игр не знаю.
– Ну, тогда в секу, – предложил Кумилкин, кинув для пробы по три карты за себя и партнера и открыв их. – Надо же, как ты меня сразу сделал! Ну – всерьез?
– По масти считаем или по цене?
– Сечешь! По масти!
– С джокером или шахой?
– Джокера нету, пусть шаха будет. Трефовая.
– Идет. На кон сколько?
– Полтинник для начала. Только у меня нет, – огорчился Юрий. – На интерес разве?
– На интерес в секу беспонтово метать.
– Ну, дай взаймы на ставку.
– А если я сразу выиграю?
– Буду должен – или я падла!
– Ладно.
И они начали играть.
Одутловатов с интересом смотрел, ничего не понимая.
Гоша неведомым образом вспомнил все тонкости игры, он играл умело, но азартно, а Кумилкин хитро, расчетливо.
Игроки вошли в раж, то и дело восклицали:
– Проход! Пас! Свара! Вскрываюсь! Втемную!
Смотрит Одутловатов на Гошу: цигарка в углу рта дымится, глаз прищурен, голова набок, ну – урка уркой!
Да и Кумилкин нахваливает:
– Жох ты, Гоша, я смотрю! В больших ходил!
– Да уж не шестерил, не ссучился! – важно отвечает Гоша голосом бывалого сидельца.
И играет уверенно, четко. Как выиграет кон – Кумилкин бурно горюет, матерится, рвет на себе волосы. Как проиграет, Кумилкин быстро это замнет, сдает по новой. И полное ощущение, что Гоша почти все время в выигрыше.
Но почему-то оказалось, что он довольно быстро проиграл всю свою наличность и начал играть в долг.
От огорчения он выпивал все чаще, но так, чтобы язык и руки шевелились, а голова соображала.
Под утро обнаружилось, что он проиграл Кумилкину, если считать в долларовом эквиваленте (ибо для простоты к концу начали ставить именно доллары, хоть их и не было), тысячу тридцать четыре с копейками. С центами, то есть.
Мелочь Кумилкин великодушно простил, а тысячу потребовал отдать завтра же.
– И попробуй только сказать, что ничего не помнишь!
8
Татьяна ждала Гошу и нервничала: ей на работу идти в магазин, а его все нет.
И вот явился: пьяный и наглый.
– Привет. Извини, я немного… Бывает. Ты слушай. Дело есть. Долг чести – тысяча. Кумилкину проиграл.
