Андрей Школин - Прелести
Они вдвоём, предварительно высадив Марго, уселись в «девятку», и машина, взвизгнув, рванула с места и растворилась в потоке автомобилей.
Всё это Вадик поведал, без остановки летая по комнате, от окна к кровати, на которой восседала «его» женщина.
— Короче, я тебе рассказал, а ты думай, — он на миг остановился и развёл руки в стороны. — У меня своих проблем по горло, а тут ещё в твоём дерьме копаться. Предупреждал ведь: «Доиграешься»!
— Играл, играл трубач и доигрался — трубу спёрли, — я помассировал кадык. — Маргарита, ты умеешь кофе заваривать? Сделай доброе дело, напои моего друга.
— Какое кофе, чёрт возьми. Кофе… — вслед девушке заворчал украинец. — Что делать-то будешь?
— Её о чём спрашивали? — махнул головой в сторону кухни.
— Спросили, где живёшь, и что она о тебе знает. Она, разумеется, дала адрес.
— Откуда узнала-то?
— Как откуда? Мы ведь к тебе вчетвером заезжали. Так что, жди скорых гостей. Говорил, не связывайся с Измайловым. Эх, Андрюха… Возвращайся-ка ты в Красноярск. Вернее будет.
Мы перебрались на кухню, где нас ожидали Маргарита с кофе или кофе с Маргаритой, как с молдавским коньяком. Крепкий напиток…
— А кроме адреса они ещё спрашивали что-нибудь?
— Спрашивали: «Кто ты и откуда»? Но я ведь ничего о тебе не знаю, — Марго кокетливо прищурила глазки, — хотя, не прочь познакомиться поближе. Лола много лестного о тебе рассказывала.
— Даже лестного?
— Да-а… — Протянула она. — Кстати, почему ты к ней не заезжаешь? Она будет рада тебя видеть.
— Рада?! Мне почему-то кажется наоборот.
— Да нет. Она только о тебе и говорит.
— И что же она говорит?
— Называет тебя противным, самолюбивым, себе на уме и, к тому же, с кучей комплексов, типом.
— Здорово. Тогда ты точно врёшь. Люди с такими характеристиками нравиться не могут.
— Напротив, именно за всё это она тебя и любит, — Маргарита отхлебнула из чашки и приблизила своё лицо почти вплотную к моему. — Женщины любят мужчин не за их достоинства, а за их недостатки. Хотя достоинств у тебя, по всей видимости, тоже хватает.
— Может быть, я мешаю? — надул щёки Вадик.
— Может быть, может быть, — по-прежнему находясь губами в десяти сантиметрах от моего лица, пропела девушка, — всё может быть.
Я глядел на её белые, блестящие зубы, на изгибающиеся в ухмылках накрашенные брови, на светлые волосы и пытался найти ответ на вопрос — отчего мне нравятся женщины с «нестандартным» выражением лица? Именно таким, какое было сейчас у Маргариты.
— Маргарита, Маргарита, ветер волосы ласкает… — промурлыкал автоматически слова старого русского романса. — Скажи, дорогая, зачем ты живёшь?
— Наверное, для того, чтобы… — она мягко обняла мою шею левой рукой и поцеловала в губы. — Пожалуй, вот для чего.
— Ну, ты обнаглела, — покачал головой украинец.
— Береги её, Вадик, — проведя пальцами по щеке девушки, выдавил я. — Маргарита — сокровище. Она мне только что глаза раскрыла.
— Ага, учил носорог сына женщин любить, тот к нему сзади и пристроился. Ты смотри, чтобы она тебе чего-нибудь другого не раскрыла, — Вадим поднялся из-за стола. — Ладно, у меня ещё дел невпроворот. Ты со мной, нет? — бросил он девушке. — Одевайся.
— Подбрось меня до метро, позвонить надо. Следующий раз сниму квартиру с телефоном.
— Подброшу, пошли. А ты чего расселась, как на именинах Ильича покойного. Сейчас как ту кошку в форточку выброшу за то, что дедушку Ленина не любишь. Живо!
Возле метро Вадик притормозил и повернулся ко мне:
— Ну, если что… В общем, знаешь, как меня найти. Чем смогу… Хотя… — он вздохнул и махнул на прощание рукой…
* * *У телефона-автомата переминались с ноги на ногу несколько человек. Я занял очередь, остановился невдалеке и, расстегнув куртку, меланхолично огляделся. Весна подошла к той своей отметке, когда природа, сжавшись в пружину, замирает в ожидании майского, зелёного взрыва. Листьев не было, но пружина уже не сдерживала набухания наглых молодых почек. Вспомнилась весна в Сибири. В Сибири не бывает весны. Зима, зима, снег помаленьку чернеет, люди до мая носят тёплую одежду, потом вдруг — ба-бах! В течение двух дней всё растаяло, вылезла трава, вырвались на волю листья — «О, блин, лето!»
В Москве по-другому. В Москве всё наэлектризовано ожиданием. Вот-вот, вот-вот… И когда приходит это «вот-вот», никто его не замечает. Ну, весна. Ну и что? Ждали ведь…
Убаюканный весенним солнышком, народ разговаривал не спеша, и очередь не продвигалась. Я бесцельно пинал камень, щурился и вспоминал рассказ Вадима.
Вот тебе и «Тишина задаром». Ё из Бе…Как бы теперь товарищ Измайлов не пришил меня раньше времени. Всё к тому идёт. И погибнет поэт-песенник в борьбе за дело, хрен знает чьё и какое. Как Павка Корчагин. Нет, у того хоть идея была…
Я прорвался к телефонной трубке лишь спустя полчаса.
— Игорь Сергеевич? Ну, вот я и позвонил…
Встречу назначил прямо сейчас. Сейчас так сейчас… Состояние абсолютного, фатального пофигизма. Прострация. Сейчас так сейчас. Сродни: «Если не я, то кто же?», только опять же при полном отсутствии идейного содержания. В общем, я спустился в метро…
Купил в кассе десяток круглых жетонов и, бросив один в щель пропускного автомата, с опаской протиснулся сквозь гигантский компостер. Сколько бы не проходил в подобные ворота, всегда преследует чувство страха перед опасностью быть закомпостированным, как бедолага Волк из известного мультсериала «Ну, погоди!» Волку тогда явно не подфартило. Мне повезло, не прихлопнуло.
Я всё чаще совершал поездки в метрополитене. Деньги таяли, новые поступления не намечались, и прогулки с ветерком через всю Москву на такси уступали место более народному виду транспорта. Длиннющий эскалатор опускал спешащий люд в преисподнюю самого грандиозного по масштабу и архитектуре метро в мире. По дороге купил газету «Спорт-экспресс» и сейчас, стоя на самодвижущейся ленте, читал и переживал за результаты очередного тура футбольного чемпионата.
— Кто у «Спартака» в воротах? Черчесов? — голос мужской, принадлежащий человеку, стоящему впереди, ниже меня по эскалатору.
— Черчесов, — буркнул, не глядя на закрытого газетой собеседника.
— Тоже за рубеж уедет. Скорее всего, в бундеслигу.
Я нехотя опускаю спортивное периодическое издание, вернее, оно само опускается, и молча гляжу сквозь Александра на таинственный мир подземного муравейника. Нет, ну а кого я хотел реально, именно здесь и именно сейчас, увидеть? Ельцин в метро не катается. Че Гевара давно пал смертью храбрых. Марсиане в последнее время Землю вообще игнорируют, а пассажирскую узкоколейку и подавно… Конечно, Александр. Нормально. Только вот почему-то во рту пересохло…
Он прикинутый в дорогой костюм и не менее шикарное распахнутое пальто, не глядя в мою сторону, приподнимает верхний край газеты и, как ни в чём не бывало, продолжает увлечённо её изучать. Наконец, когда мы оказываемся внизу, отрывается от чтения:
— Точно, Черчесов. Привет. Не упади.
Неловко подпрыгиваю и соскакиваю с эскалатора.
— Как дела, Андрей? — вышагивая рядом со мной по мраморному полу, произнёс Александр.
— Ты специально за мной следил или уже в метро увидел? — я подавил первые приступы растерянности. Всё, пожалуй, даже, забавно.
— Вначале я увидел газету. Тебя, как следствие этого.
— Я так и подумал. Ничего удивительного.
Он взглянул искоса, с ухмылкой:
— Куда направляешься, если не секрет?
— Да так, к знакомому одному. Ты его, наверное, не знаешь. Измайлов фамилия.
Ух, ты… Серьёзным стал. С чего бы это?
— Давай присядем, — он действительно стал серьёзным, — как раз свободная лавочка, — и сел первым.
Присели. Причём на единственную свободную, мраморную скамейку.
— Значит, всё-таки, выполнил мою просьбу? — Александр пристально разглядывал стоявших перед нами пассажиров. — А говорил, что тебе это не нужно.
Мой язык непроизвольно издавал глухой звук «Т». Вначале издавал, потом воссоздавал. Получилось раз шестнадцать.
— Мне и сейчас это не нужно.
— Зачем же тогда едешь к Измайлову?
— «Т», «Т», «Т», «Т»… Не знаю… Ну, деньги я твои потратил…
— И что? Я ведь тебе никаких условий не выставлял.
— «Т», «Т», «Т», «Т», «Т», «Т», «Т»…
— Да перестань ты языком щёлкать, — он надел менее серьёзную маску. — Денег-то много потратил?
— Нормально, — ответил я неопределённо.
— И сейчас испытываешь нечто вроде морального дискомфорта — деньги растранжирил, нужно отрабатывать, да?
Свежезелёный поезд весело сожрал пассажиров, и на короткое время платформа опустела. Язык хотел было ещё раз «Т-Тыкнуть», но я удержал его от совершения столь бездарного поступка.
