Андрей Школин - Прелести
Знаешь, когда первобытные люди впервые развели огонь, — Александр непроизвольно моргнул глазами. Глаза были серыми, — они радовались не только тому, что могут согреться и приготовить жареную пищу. Они восхищались зрелищем. Совали в костёр пальцы и пробовали угли на вкус. Обжигались, конечно, но величие огня познавали. Неандертальцы, дикари… В твоём случае, дело не только в деньгах. Впрочем… Впрочем, я по-прежнему не настаиваю на том, чтобы ты серьёзно относился к нашему предыдущему разговору. А деньги? О них я уже забыл. У меня на тот момент был небольшой излишек, так что, без проблем. В котором часу с Измайловым встречаешься?
— Сейчас еду.
Народу возле нас вновь прибавилось — верная примета, что на подходе новый поезд.
— Как там Марина поживает? Слышал, ты заходишь периодически?
— От кого слышал?
— Как от кого? — он удивился. — От неё. Я ведь звонил. Она что, не говорила?
— А, ну да, — вспомнил я, — говорила. Между прочим, постоянно о тебе спрашивает, — поводил ладонями в воздухе, имитируя движения иллюзиониста в цирке, — вот про «это».
— А-а… Про это… — Александр сфокусировал взгляд на подбегающем поезде, — Поедем-ка сейчас к ней. Пошли, пошли, а то опоздаем.
— А как же Измайлов? — еле успел протиснуться следом за ним в вагон.
— Ничего страшного, подождёт. Не такая уж важная птица, как ты решил.
Двери закрылись. Перрон стремительно умчался в левую сторону, оставив окнам подземную ночь.
— На сон похоже, — спиной прижался я к поручню, — всё как бы само по себе происходит. С одной стороны — не логично, а с другой — всё так логично и просто, что даже вопросы не возникают. Как в этом тоннеле. По логике вещей в двенадцать часов дня должно быть светло. Но по другой логике — откуда в тоннеле взяться свету, если здесь даже лампочек нет?
— Это смотря что называть сном, и чем в данный момент является сон, — сейчас глаза Александра «покоричневели». — В своё время, в хазарском государстве существовала каста жрецов, называющих себя «ловцами снов». Они без проблем могли проникнуть в сон любого человека. При этом сами снов никогда не видели. Считалось, что когда человек находится в состоянии, когда он ещё не спит, но уже и не бодрствует, на несколько секунд появляется брешь, которую и используют ловцы для того, чтобы попасть в сон нужного человека. В основном в этих снах они и жили.
— А какова была конечная цель подобных путешествий? — я подвинулся, пропуская в вагон новых пассажиров. Поезд остановился на очередной станции.
— Версий много, но, возможно, конкретной цели не было. В чужих снах ловцы чувствовали себя увереннее и комфортнее, чем в собственной жизни. Эта каста всегда находилась в оппозиции к правителю страны — кагану и, следовательно, на особую любовь властей не претендовала.
— В каком, говоришь, государстве?
— В Хазарском каганате. Между Чёрным и Каспийским морями.
Я вспомнил фотографию с Дановичем:
— А жителей этого государства называли хазарами?
— Хазарами, — он первым вышел на нужной станции. — Если что-то хочешь спросить про Дановича, то, как и в случае с Измайловым, я больше ничего не добавлю. У тебя всё есть. Мне это уже не интересно.
— Так к Измайлову ехать или нет? — на эскалатор первым зашёл я.
— Как хочешь. Я тебе просто предложил познакомиться. Остальное на твоё усмотрение. По поводу денег, я уже говорил — претензий у меня нет.
— На черта мне тогда сдался этот Измайлов? Не поеду я к нему. Проблем меньше будет.
— Не езди, — пожал плечами Александр и продолжил, — у ловцов снов была покровительница — принцесса Атех, любовница кагана. Для того, чтобы никто ночью не пробрался в её сон, вечером, перед тем как она укладывалась в постель, слепые слуги рисовали на веках принцессы буквы забытого хазарского алфавита. Каждый, кто осмеливался прочесть это заклинание, тут же умирал. Так она охраняла свой сон. Погоди, давай цветов купим.
Александр удивил цветочницу тем, что купил целую охапку ярко-красных роз. Букет, выдернув из середины один цветок, протянул мне:
— Марине подаришь, от нас обоих. Гляди, какое солнце.
— Я уже сегодня «загорал».
— И далеко идти?
— Нет, рядом.
— Тогда я ещё торт куплю.
Торт он также всучил мне:
— Держи.
— Почему я-то?
— Потому, что ты галантный кавалер.
— Галантный кавалер, — пробурчав, повторил я. И это он знает. Марина так меня называла.
— А ты, часом, во снах не путешествуешь? — Александр шёл, весело помахивая розочкой. — Не увлекаешься?
— Расскажи лучше ещё что-нибудь о хазарах, — я выглядывал из-за букета, который еле умещался в левой руке, и удерживал на весу тяжёлую коробку в правой.
— Не увлекаешься?
— Что там насчёт Атех? — опять перевёл я тему разговора.
— Атех, Атех… — он вдруг подбросил розу в воздух и, легко подпрыгнув, поймал её на лету. — Люблю конец апреля… Атех умерла, потому что увидела в отражении запрещённые буквы на собственных веках. Ей подарили два зеркала. Одно быстрое, другое медленное. Первое убегало, унося изображение немного вперёд, а другое на столько же запаздывало. Принцесса увидела сразу два своих отражения. С закрытыми глазами до пробуждения и с закрытыми глазами после смерти. Этот дом?
Лифт не работал. На двери красовалась исписанная корявым почерком бумажка: «Лифт отключен механиком», без каких-то комментариев, почему.
— А зеркала были сделаны из соли… Что ж, пошли пешком. Какой этаж?
Древнее государство хазарских каганов. Две столицы. Два лица. Или больше?.. Марина, вопреки моим ожиданиям, почти не удивилась, чему, в свою очередь, очень удивился я.
Торговые караваны из Византии и Персии. Постоянные войны с русскими. «Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам…»
Мы вошли в квартиру, и Александр сразу же направился к Ирочке.
— А мы к вам в гости — швыряйте кости…
— Я знала, — ребёнок восседал в большом кресле, точно на троне, — и маме об этом сказала.
— Это меня Андрей привёл. Нравится тебе Андрей? Или он скучный, как вчерашний дождь — не прекращающийся и одинаковый?
— Он не скучный, он обманщик. Обещал сказку про край света рассказать, начал и сбежал.
— Не сбежал. Первая серия закончилась, — я всё ещё стоял в прихожей, не решаясь пройти дальше в комнату. — Продолжение следует. Очень интересное продолжение.
— Вот и разобрались. Никакой он не обманщик. Он, оказывается, добрый сказочник. Дядюшка Бабай, этакий… И что там у нас сейчас делается? Давненько я на краю света не был, давненько…
— Почему не проходишь? — Марина, находясь за моей спиной, держала в руках вазу, в которой купали длинные, колючие ножки наши розы. — Как будто в первый раз.
— Действительно, не торчи в проходе, присаживайся, сейчас торт будем уничтожать, — Александр поднялся навстречу хозяйке. — Давай помогу. У тебя большой нож есть?
— Найдём, — улыбнулась Марина.
— Красивая у тебя улыбка, — мужчина подмигнул ей левым, а мне правым серым глазом. — Я люблю красивых молодых женщин, особенно в начале весны. Ведь они и есть начало весны, начало года, начало любви. Они всегда пахнут светом, источают аромат надежды. Они — это музыка легкомысленного Моцарта, и они же — напрасный упрёк трудяге Сольери. Гениальная наглость Пушкина и оскорблённое единолюбие Дантеса. Женщины — это плод хитроумного просчёта якобы простодушного Творца. Так-то… Где нож?
Торт нарезали большими кусками. Пока хозяйка копалась на кухне, я «намекнул» Александру:
— Ты не забыл о том, что мы сослуживцы? — и, заметив удивлённое недоумение или, наоборот, недоумённое удивление «коллеги», пояснил. — Работаем вместе в одной «организации».
— А мы и так из одной «организации», — рассмеялся тот. — А?
— Ага…
— Кстати, экстрасенс этот, Пушкин, кажется, заходит к вам?
— Заходит, периодически, — Марина вернулась из кухни и присоединилась к компании.
— Интересен в общении?
— Интересен, не интересен, не в этом дело… Он помощь обещает. К тому же совершенно бескорыстно. Не знаю, что он может, что не может на самом деле, но помочь пытается. Он добрый очень. Очень восприимчив к чужому мнению. Легко ранимый. Не знаю… Хирурги Ирину осматривали не один раз, только всё… Юрию признательна уже хотя бы за то, что он делает какие-то попытки, — Марина замолчала на мгновение. — Вот ты бы мог нам помочь?
— Каким образом? — Александр серебряной ложечкой аккуратно переносил кусочки торта из блюдца в рот.
— Тебе лучше знать. Тогда, в поезде, ты ведь оставил какую-то надежду?
— Надежду? — мужчина пошевелил бровями.
— Иринка, скажи Саше сама, — мать дотронулась пальцами до плеча ребёнка.
— Я тогда, Саша, тебя как бы видела, — девочка поджала губки. — А сейчас только слышу.
