Джон О'Хара - Жажда жить
— Мне не хочется держать ее взаперти, как держали меня в ее возрасте, — пояснила Эмили Колдуэлл.
— Да, времена меняются, — согласился Уильям Колдуэлл. — А Чарли хороший мальчик. Трудолюбивый, на ферме хорошо работает. Не филон.
— Брок тоже не филон, Уилл, если ты это имеешь в виду, только сказать боишься. Просто он не такой, как другие. Мне кажется, у него поэтический характер.
— Может быть, очень может быть, только у него не хватает характера справиться со своим характером. О, у него все будет хорошо. Я не жалуюсь. Но, говоря о поэтическом характере Брока, стоит отметить, что он даже не играет на пианино, а Чарли играет! И с карандашом он тоже, знаешь ли, не дружит, а Чарли рисует для школьной газеты.
— Ну ладно, что-то заговорились мы с тобой. Я-то боялась, тебе не нравится, что Чарли и Грейс так часто встречаются, оттого и затеяла этот разговор. А оказывается, я напрасно волновалась. Что ж, одной заботой меньше.
— Да, дорогая.
— А эти, не знаю уж, как и сказать, — романы? Не берусь утверждать, что дело действительно доходит до романа, может, просто, детская влюбленность, как ни назови. Но эта… э-э… дружба! Дружба! Если вдруг не появится какая-то опора, она попросту рассеивается как дым и молодые люди забывают друг друга.
— Смотрю, это ты, а не я нервничаешь, Эмили.
— Да нет, просто мысли вслух.
Одной такой дружбе был положен конец трезвомыслящей женщиной, которая хорошо понимала собственного сына, потому что некогда ей пришлось понять его отца. Джесси Джей не была религиозна, но разряд молнии, убившей мужа и отца ее маленького ребенка, заставил задуматься. Она не верила в разгневанного Бога-мстителя, но разряд-то был, и жертвой его стал именно тот участник пикника, который его больше всех заслуживал, — ибо отец Чарли был большим бабником. Джесси Джей постоянно получала на этот счет анонимки, да, собственно, и без них все знала.
К тому времени, когда Чарли вышел из детского возраста, большинство из тех, кто знал его отца, казалось, забыли о том, что это был далеко не самый светлый человек, и помнили лишь о его необычной смерти. Но не было в Форт-Пенне ни одного ребенка, за которым наблюдали так строго и пристально, как за Чарли, а отношения между семьями Джеев и Колдуэллов были так важны для Джесси, что при одной только мысли о возможном их нарушении ей становилось дурно.
Наутро после Дня весны Джесси приготовила Чарли завтрак.
— Не уходи из дома, нам надо поговорить, — сказала она. — Я пойду наверх, убирать постели, а ты подожди меня здесь.
— А что, Вилломены сегодня не будет? — спросил Чарли.
— Не будет.
Когда она вернулась на кухню, сын рисовал фигуры легкоатлетов. Джесси уселась напротив него и сложила руки на груди.
— Оставь это. Мне нужно, чтобы ты меня внимательно выслушал.
— А в чем дело, мам?
— Только не ври. Мне нужна правда, только правда, и ничего, кроме правды, да поможет тебе Бог.
— Но я же ничего не сделал. А ты прямо как судья или не знаю кто там говоришь.
— Что у тебя было с Грейс Колдуэлл? Ага, покраснел!
— Я не понимаю, о чем ты, мам. Честное слово, не понимаю.
Грейс дала ему сильную пощечину. Чарли вскочил на ноги.
— Сказала же, не ври мне, ты, грязная, неблагодарная свинья! Что у тебя было с Грейс Колдуэлл?
— Повторяю, не понимаю, о чем ты.
— Сядь. Если ты сейчас уйдешь, я буду считать, что ты умер, и, попомни мои слова, в этот дом ты больше никогда не войдешь. Ну а теперь говори правду. Да, кстати: Вилломены не будет не только сегодня, но и вообще. Я все знаю про тебя и эту шлюшку. Она уехала из города и больше не вернется. Я заплатила ей за билет и дала еще двадцать долларов, а ее родители, они-то приличные цветные, устроили ей хорошую взбучку, и ты больше ее не увидишь, по крайней мере в нашем городе.
— Это она все начала.
— Мне наплевать, кто начал, да и вообще наплевать на эту историю. Я с ней покончила. А теперь мне надо знать, что у тебя было с Грейс Колдуэлл, и еще раз повторю, не ври мне. У вас были отношения?
— Что значит отношения?
— Выходит, были!
— Но ты же так и не сказала, что ты имеешь в виду.
— Ты спал с ней? Отвечай! Отвечай, мерзавец!
— Да. Один раз.
— Один раз? Где? Когда? Как это произошло?
— Ты задаешь слишком много вопросов. — Чарли даже заплакал. — Я не могу ответить на все разом.
— Отлично. Пошли по порядку. Ты спал с ней?
— Не знаю… Да.
— Что значит не знаешь? Когда это было?
— На рождественские каникулы.
— Где это случилось?
— У них дома.
— У них дома? Я не верю тебе.
— Но это правда. Я зашел к ней в комнату…
— А где были мистер и миссис Колдуэлл? Слуги? Где был Брок?
— Я не могу отвечать на все сразу. Мистер и миссис куда-то уехали, слуги, наверное, были внизу. А Брок был там.
— Где там, в той же комнате?
— В коридоре.
— Он знал, что происходит?
— Не знаю. Он стоял на стреме, вдруг кто появится.
— Ага. Ясно. А он сам с ней был раньше? Не говорил тебе?
— Нет. Ничего не говорил. Если что и было, мне не сказал.
— Дальше, выкладывай, что было дальше. Ты вошел в комнату, а Брок остался на страже. Где была она?
— Сидела на кровати, стригла ногти на ногах.
— Значит, у нее были ножницы? Почему же она не пригрозила тебе? Она была одета?
— На ней был купальный халат. Собиралась принять душ. Было слышно, как в ванной течет вода.
— Дальше.
— Я сказал: поцелуй меня, и она ответила: ладно, только потом сразу убирайся вон.
— Она сама сняла халат, или ты сорвал его?
— Я стянул его и повалил ее на кровать.
— И она лежала на кровати раздетой?
— Да.
— А ты? Ты был одет?
— Да. Ну а потом я взял ее, по крайней мере мне так кажется.
— Ну а она? Вскрикнула, упала в обморок, сказала что-нибудь? Что?
— Не помню. Все произошло очень быстро, а потом я выбежал, выбежал из дома.
— И Брок не остановил тебя и ничего не сказал?
— Нет, он просто стоял у двери и продолжал стоять, когда я побежал вниз.
Джесси замолчала и сделала глубокий вдох.
— Ну, и когда вы снова увиделись?
— Снова?
— Я спрашиваю, когда вы снова оказались наедине? Только она и ты.
— Когда она пригласила меня в приходский дом на праздник в честь дня рождения Вашингтона.
— Но там вы не были наедине. Так где?
— Здесь.
— Здесь? В этом доме?
— В подвале. Вилломены не было, а ты ушла за покупками.
— Утром?
— Нет, в полдень. Это как раз и был день рождения Вашингтона. Ты сказала, что пойдешь то ли в магазин, то ли играть в карты.
— А она сама решила прийти сюда? Кто это надумал?
— Не помню, может, она, может, я. Она сказала, что ей надо со мной поговорить. Да, наверное, это я предложил здесь встретиться.
— Поговорить о чем?
— Она сказала, что хочет сказать мне… что не сердится на меня за ту историю. Но я не должен так больше делать.
— А ты сделал. Прямо у нас дома!
— Но это вовсе не так.
— А как?
— Мы поцеловались.
— И все?
— Постояли обнявшись.
— В погребе?
— Не скажу. А то могут быть неприятности у других.
— Неприятности! У тебя у самого уже столько неприятностей, что впору в исправительный дом отправлять. Неужели не ясно? Неужели ты не понимаешь, что если Грейс, или кто еще, хоть слово скажет, тебя засадят туда и будут держать, пока не исполнится двадцать один. Неужели тебе это даже в голову не пришло?
— Не знаю.
— Где ты снова раздевал ее?
— Не скажу. Не могу сказать.
— Скажешь. Как миленький скажешь. Ты и так мне столько наговорил, что тебя повесить можно. На Юге тебя бы пристрелили. Итак, где это было и почему ты не можешь сказать?
— У одного члена студенческой общины.
— Где именно? Хватит испытывать мое терпение. Наказание ждет тебя в любом случае, но оно будет куда суровее, если ты не расскажешь мне всего!
— У Хэма Шофшталя. На чердаке их каретного сарая, когда Уолтер был в больнице. Уолтер — это кучер.
— А у Хэма с ней было что-нибудь?
— Его там не было. Я сказал ему, что это наш, общины, секрет. Он даже не знает, кого я приводил.
— Для этого существуют ваши общины?
— Нет, но если ты попросишь кого-нибудь о чем-нибудь от имени «Альфа Омеги», тебе обязательно пойдут навстречу, и если тебя попросят о чем-нибудь, то ты тоже выполнишь просьбу. При этом все должно храниться в тайне.
— Но Хэм гораздо старше тебя.
— Это не имеет значения. Сделавшись членом «Альфы», остаешься им пожизненно со дня посвящения до самой смерти. Если кому-нибудь из наших станет известно, что я проговорился, мне лучше сразу уехать из города. Мне никогда не получить работу у члена «Альфы», меня никуда не будут приглашать, даже разговаривать со мной не будут, очернят при любой возможности.
