Айн Рэнд - Источник
— Остин, во многом я охотно следую общепринятым нормам. Я охотно ношу такую же одежду, что и все, ем то же, что и все, и, как все, пользуюсь метро. Но есть вещи, которые я не могу и не хочу делать так, как все. И это — одна из них.
— Да что ты понимаешь в судах и законах? Ведь он выиграет.
— Выиграет что?
— Свой иск.
— Разве так важно, кто выиграет? Это пустяки. Ведь я всё равно не смогу помешать ему поступить с этим зданием, как ему заблагорассудится. Храм принадлежит ему. Он может стереть его с лица земли или отдать под фабрику по производству клея. Он может сделать это в любом случае, независимо от того, кто выиграет.
— Да, но он воспользуется для этого твоими деньгами.
— Может быть, и моими деньгами.
Стивен Мэллори никак не выразил своего отношения к происходящему. Но лицо у него было такое, как в тот вечер, когда Рорк встретил его впервые. Как-то Рорк попросил его:
— Стив, скажи мне, что ты думаешь обо всём этом, если тебе тогда станет легче.
— Не о чем говорить, — равнодушно ответил Мэллори. — Я уже сказал, что они тебя погубят.
— Чепуха. У тебя нет оснований бояться за меня.
— Я и не боюсь. Что толку? Дело совсем не в этом.
Несколько дней спустя, всё в том же кабинете Рорка, Мэллори вернулся к этому разговору. Он сидел на подоконнике, глядя на улицу, и вдруг сказал:
— Говард, помнишь, я говорил тебе, что боюсь только одного чудовища? Так вот, я ничего не знаю об Эллсворте Тухи. Я никогда не видел его до того, как мне пришлось в него выстрелить. Только читал его статьи. Говард, я стрелял в него именно потому, что он, по-моему, знает всё об этом чудовище.
Доминик появилась у Рорка в тот день, когда Стоддард подал иск. Она молча положила сумочку на стол и стояла, медленно снимая перчатки, как будто хотела продлить момент внутренней радости от сознания, что воспроизводит этот привычный жест здесь, в его комнате. Она взглянула на свои пальцы. Потом подняла голову. По её лицу было видно, что она знает о самых тяжких его страданиях, и его страдания были её страданиями, и она хотела нести их груз хладнокровно, не прося ни слова сочувствия.
— Ты не права, — мягко сказал он. Они часто разговаривали так — словно продолжая беседу. — На самом деле мне вовсе не так плохо.
— Я не хочу этого знать.
— Но я хочу, чтобы ты знала. Всё, что ты думаешь, гораздо хуже правды. Они хотят уничтожить храм, но мне, кажется, это безразлично. Может быть, боль настолько велика, что я её уже не чувствую. Но кажется, здесь другое. Если ты хочешь страдать за меня, не страдай больше меня. Упиваться своими страданиями я не могу. Никогда не мог. Существует некий предел, до которого можно выдерживать боль. Пока существует этот предел, настоящей боли нет. Не смотри на меня так.
— Где этот предел?
— В сознании того, что этот храм создал я. Я его построил. Остальное не так важно.
— Ты не должен был его строить. Ты не должен был доводить всё до такого конца.
— Это неважно. Даже если его разрушат. Важно только то, что он существовал.
Она покачала головой:
— Ты понял, от чего я тебя оберегала, когда отбирала у тебя все эти заказы?.. Я не хотела давать им право поступать так с тобой… Право жить в твоих зданиях… Право касаться тебя… каким бы то ни было образом…
Когда Доминик вошла в кабинет Тухи, лицо его озарила тёплая, неожиданно искренняя приветливая улыбка. В то же время он поднял брови и нахмурил лоб, притворяясь разочарованным. Какую-то долю секунды его лицо выражало одновременно искреннее радушие и наигранное разочарование, что было смешно и нелепо. Он сделал вид, что разочарован, потому что Доминик была не такой, как всегда: в глазах её не было ни насмешки, ни гнева. Она вошла спокойно и деловито, как служащий, пришедший по официальному поручению.
— Чего ты добиваешься? — спросила она.
Он попытался воскресить весёлый задор их привычных междоусобиц и сказал:
— Присаживайся, дорогая. Ужасно рад тебя видеть и ничего с этой радостью поделать не могу. Я тебя заждался, думал, что ты придёшь намного раньше. Я получил так много комплиментов по поводу своей небольшой статьи, но честно, это было совсем не весело, и я хотел услышать, что об этом скажешь ты.
— Чего ты добиваешься?
— Послушай, дорогая, я очень надеюсь, что ты не обижаешься на то, что я сказал о твоей статуе. Думаю, ты понимаешь, что я просто не мог пройти мимо такой подробности.
— Зачем тебе этот суд?
— Ну что ж, ты хочешь, чтобы говорил я. А я хотел послушать тебя. Но полурадость лучше, чем полная безрадостность. Что ж, давай поговорим. Я с таким нетерпением ждал тебя. Сядь, пожалуйста, мне будет удобней… Не хочешь? Как хочешь. Спасибо, что хоть не убегаешь. Зачем мне суд? А разве это не ясно?
— Это ведь его не остановит, — сказала она бесстрастно, как будто зачитывая статистическую сводку. — Выиграет он или проиграет, всё равно ничего не изменится. Весь этот скандал — только повод повеселиться для неотёсанных идиотов. Это мерзко и бессмысленно. Я не думала, что ты способен тратить время на скандалы. Не пройдёт и года, как всё это будет забыто.
— Господи, да ведь это мой полный провал! Никогда не думал, что я такой плохой учитель. Мы знаем друг друга уже два года, а ты научилась столь немногому! Я просто обескуражен. А ведь я не знаю ни одной женщины умнее тебя. Значит, это моя вина. Но ты всё же усвоила одно: я не трачу время попусту. Совершенно верно. Не трачу. Не пройдёт и года, как всё будет забыто, говоришь ты. Бороться можно лишь с тем, что пока ещё живо. С мёртвым бороться бессмысленно. Однако всякая мертвечина не исчезает без следа — она оставляет после себя тлен и разложение. А иметь трупное пятно на репутации — вещь не из приятных. Все совершенно забудут о существовании мистера Хоптона Стоддарда, об этом храме и о суде. Но все будут говорить: «Говард Рорк? Разве можно доверять такому человеку? Он ведь против религии. Это абсолютно аморальный тип. Вы и оглянуться не успеете, как он надует вас и присвоит ваши денежки»; «Рорк? Да это известный негодяй, как же, одному из его клиентов пришлось подать на него в суд. Он ведь провалил заказ»; «Рорк? Рорк? Минутку, уж не тот ли это парень, о котором писали все газеты из-за какого-то скандала? Что же это было? Сейчас вспомню. Какая-то скандальная история, владелец здания, кажется, это был публичный дом, не помню точно, но что бы это ни было, владельцу пришлось подать на него в суд. Зачем связываться с такой печально известной личностью? Зачем, если можно нанять приличного человека?..» Попробуй пойти против молвы, дорогая. Скажи, как бороться со слухами, особенно если у тебя нет никакого оружия, кроме таланта, что в данном случае не оружие, а помеха?
