Анатолий Иванов - Жизнь на грешной земле (сборник)
И вдруг над заснеженным озером раздался долгий пронзительный свист. С двух сторон с гиканьем летели к месту битвы конные казаки во главе с Иваном Кольцом…
…Кольцо с ходу срубил вражеского всадника.
…Савва Болдыря ударил пикой в грудь вздыбившегося коня Маметкула. Конь рухнул. Маметкул выбрался из-под лошади, сбросил с седла какого-то татарина, вскочил на его коня. Окруженный казаками, с трудом вырывается из кольца и устремляется прочь. За ним бегут его воины. Казаки бросаются следом, безжалостно рубят тех, кого удается настичь…
Невообразим гнев Кучума!
— Облезлый щенок! Тебе не моими храбрыми воинами командовать, а кучей баб в гареме! И я сделаю из тебя оскопленного евнуха!
Маметкул стоит перед разгневанным властелином, опустив окровавленную голову.
— Убирайся с моих глаз в свои кочевья!
— Великий хан! — осторожно проговорил карача. — Гнев портит здоровье, а твое здоровье — основа счастья и благополучия всего ханства. Ермак хитер и силен, его казаки имеют огненный бой. Нам ничего не остается, как откочевать в южные пределы твоих владений, поднимать против пришельцев местную знать, тогда силы наши утроятся…
Дюжина небольших стругов покачивалась у песчаного берега Чувашова мыса, где когда-то кипел смертный бой с Кучумом.
Ермак отправлялся вниз по Иртышу в ясашный поход.
По дощатым мосткам казаки носили на струги мешки с провизией, бочонки, палатки.
Ермак и Иван Кольцо стояли на берегу, наблюдали за погрузкой. Там, у стругов, мелькала и фигура Игичея.
— Что-то не нравится мне этот твой ясашный поход. Сердце постанывает, как бы не быть беде, — проговорил Кольцо.
— Надо сходить мне самому в северные земли, поглядеть, какие там люди живут. Да и думка из головы не идет: не с пустыми же руками в Москву-столицу ехать…
Говоря это, Ермак поглядывал на Савку Керкуна и Анну, спускавшихся с берегу по просеке. Керкун нес завернутого в пестрое одеяльце младенца, на плечах Анны был тот платок, который когда-то принес ей в подарок Керкун.
— Вот, атаман… Просим с женой крестным отцом быть.
— Просим, Ермак Тимофеич, — сказала и Анна.
Ермак приподнял кончик одеяла, поглядел на младенца.
— Каза-ак!
— Не-е, остяк, — с улыбкой возразила Анна.
— Остяцкий казак, значит, — подвел итог Ермак.
— Ага, ага, — закивала счастливая мать.
— Ну, айда к Мелентию, окрестим, — сказал Ермак. — Окрестим и двинемся.
И они вчетвером двинулись вверх, к Кашлыку.
— Кучум где-то кочует в южных пределах ханства, — говорил Ермак Ивану. — Но все же будь тут настороже. В случае чего — отсидитесь за стенами, а мы через месяц-полтора вернемся.
…Четыре шамана яростно колотят в бубны, беснуются вокруг костра. В священной роще, раскинувшейся на берегу могучего Иртыша, собрались для жертвоприношения родовые вожди остяков и вогулов. К жертвенному столбу возле грубо вытесанного из бревна, разодетого в меха и цветные сукна идола, с обитой медью личиной привязан испуганный заплаканный ребенок лет десяти в рваной одежде.
Один из шаманов кричит:
— Великий старик готов принять жертву и отвести беду от наших жилищ и угодий! Готовьте священное копье.
…А в стороне, потягивая кумыс из берестяных чашек и будто не обращая внимания на происходящее, сидят два человека — остяцкий князек Бояр и вогульский князек Юмшан, за ними виднеется коновязь с дюжиной стоящих лошадей.
— Ермаковский даруга Анфимка-вор совсем обобрал мой улус, — жалуется Юмшан. — Ни одной лысой шкуры не оставил.
— С меня Кучум брал ясака много больше, — не согласился Бояр.
— Ты!! — взъярился вдруг Юмшан, плеснул кумысом Бояру в лицо. — По всем стойбищам говорят, что ты продался Ермаку.
Оскорбленный Бояр выхватил саблю. То же сделал и Юмшан.
— Эй, мои люди, — вскричал Бояр.
— Вашего князя бьют! — заорал и Юмшан.
Слуги бросились на помощь своим князьям, засверкали сабли и ножи, упали на землю первые жертвы. Шаманы прекратили камланье, испуганно замерли.
— Братья! Остановитесь! Братья! — вскричал Бояр.
— Ты умрешь, вонючий ермаковский прихвостень! — И Юмшан снова ринулся на Бояра.
В это время на реке показались казачьи струги. Дерущиеся замерли, пораженные шоком. Потом Юмшан вскрикнул:
— Они осквернят нашу священную рощу.
Остяки и вогулы, забыв о распре, начали хватать сложенные в стороне луки и колчаны, кинулись к реке. Шаман достает из берестяного короба копье, обвешанное мехами, украшенное магическими знаками, и бежит к жертвенному столбу.
…Струги, медленно разворачиваясь, подплывали к берегу. Первые стрелы ударили в борта.
— Да они же мальца на заклание идолу приготовили! — воскликнул Никита Пан. — Вон, к столбу привязанный!
— Пищали к бою! — скомандовал Ермак, стоявший в струге рядом с Никитой Паном.
— Скорее к берегу! — вскричал Никита Пан. — Скорее к бе…
Никита Пан не закончил, захрипел и повалился со стрелой в груди.
— Никита! Никита-а! — затряс его Ермак.
Увидев это, Мещеряк взревел с соседнего струга:
— Никиту убили! Лупи их, братва! Пали!
Грянул со струга залп. Несколько остяков и вогулов упали, в том числе и шаман со священным копьем, подбежавший почти к жертвенному столбу. Остальные бросились к виднеющемуся невдалеке городку, спешно унося с собой идола.
Возле вырытой на высоком берегу Иртыша могилы стоит вытесанный из колоды гроб с телом Никиты Пана. Атаманы и казаки были с непокрытыми головами, тут же находился и Бояр. Чуть сбоку под дулами казачьих пищалей кучей толпятся вогулы и остяки — напуганные, виноватые. В толпе много стариков, женщин, детей. Стелется дым от сгоревшего городка.
Казаки к ногам Ермака сбрасывают связанных Юмшана и недавно корчившегося на земле шамана. Оба, ожидая неминуемой казни, встали на колени.
— Развяжите их, — приказал Ермак.
Пленников развязали. Они, испуганно озираясь, встали. Игичей, боясь встретиться взглядом с Юмшаном, спрятался за людей.
— Вы всю эту свару затеяли… Так объясните мне, зачем мы убиваем друг друга?
— Вы пришли воевать нашу землю, — хмуро сказал Юмшан.
— Коль ваша это земля, почто платите вы с нее дань Кучуму? Зачем даете ему своих воинов?
Остяки и вогулы молчат.
— Выходит, это не ваша земля. Кучум — это поганый пришелец, он подчинил себе ваши улусы, он посылает ваших воинов разорять и жечь русские земли. И мы пришли воевать не с вами, а с Кучумом!
