Анатолий Иванов - Жизнь на грешной земле (сборник)
— Посадить на цепь пса строгановского! И этих тоже перевязать на всякий случай, — приказал Матвей.
Обросший грязными космами, Заворихин злобно глядел сквозь крепкую решетку.
Со скрипом отворилась окованная дверь, вошел в темницу длинный и тощий казак Осташка, поставил на пол горшок.
— Жри.
В темнице не было ни стола, ни стульев, ни нар. Прикованный к стене за ногу Заворихин опустился на пол, начал есть.
— Стрельцы мои где?
— А кто как. Иные непокорные в таких же темницах, а большинство в казаки перешли.
Заворихин еще поскреб ложкой в горшке.
— Так что, Осташка… Принесешь зубило-то?
— В грех вводишь, Анфим. Ермак отправит меня в гости к Федьке Заморе.
— Вместе уйдем. Озолочу тебя, Осташка.
Мнется казак, вздыхает, чешет в затылке.
— А тут рано или поздно околеешь. Если раньше стрела татарская насквозь не пробьет.
— Эх! — Осташка вытащил из-за пазухи долото, бросил Заворихину. Потом подал и молоток. — Окошко-то лохмотьями заткни, чтоб звон, не дай Бог, наружу не пробился.
…Звук ударов Заворихина переходит в звон колоколов.
…Плывет по Москве колокольный звон.
Черкас Александров и Савва Болдыря в новых казацких кафтанах стоят в царских чертогах. У трона, возле царя — четыре рынды да раззолоченный, как петух, Борис Годунов.
Черкас Александров держит в руке свиток и, нисколько не тушуясь, говорит:
— Кланяется тебе, благочестивому государю царю Ивану Васильевичу, всея Руси самодержцу, донской атаман Ермак со товарищи страной Сибирью… И письмом вот пишет, что казаки его, Сибирь-страну взявши, многих живущих там иноязычных людей под твою государеву высокую руку подвели. И татар, и остяков, и вогулич привели к шерти по их верам на том, что быть им под твоей царской высокою рукой до веку, и ясак им тебе, государю, давати по всякие годы. А первый собранный ясак с нами прислали.
Александров с достоинством поклонился и протянул бумажную трубку. Сопровождавшие его казаки положили к подножью трона соболей. Принял грамоту Годунов, а царь воскликнул:
— Ах, казаки! Ах, разбойники! — Грозный полюбовался секунду мехами, затем повернулся к молчаливо сидевшим по лавкам боярам. — Разумеете, что они совершили? Теперь же татары со стороны Сибири грозить Руси не будут! — Обернулся к Ермаковым послам. — А много ль там средь вас воров-то донских да волжских, которых я смертью за разбой пожаловал? А?
— Секунду-другую разве стояло молчание.
— Маленько есть, надежа-государь. Той милостью ты и меня не обошел, — сказал Савва Болдыря.
— О-о! А ты сам к топору голову свою принес!
— Воля твоя, государь, — склонил голову Савва. А Черкас Александров прежним ровным и спокойным голосом проговорил:
— И просит Ермак-атаман в помощь себе маленько хоть твоих стрельцов государевых со всем ратным припасом.
Грозный опять обернулся к боярам.
— А тут недавно английский посол Боус на Москву прибыл. И вот проходу не дает нам — немало-де московская компания английских купцов для Ливонской войны разного военного снаряжения поставила, за то дозвольте, мол, английским купцам на Мезени, да на Печоре, да на Оби и прочих северных реках торг завести с тамошними людьми. А, дозволить им?
Молчат бояре.
— А вы, казацкое посольство, что скажете?
— Не дозволяй, государь, — сказал Черкас Александров. — Жадность тех купцов известная, северные да сибирские земли они ограбят дочиста.
— Истина! — Грозный пристукнул посохом. — А если такие дорогие товары, как соболя да кречеты, пойдут в английскую землю, то как Руси без того быть? — Царь обернулся к Годунову:
— Английским купцам о Печоре-реке, об Мезени, о реке Оби и о всех других реках отказать… — Повернулся к казакам.
— Да не омрачится ничем день сей! Не о смерти о жизни говорю днесь. Зрите слепые: царство Сибирское верными рабами покорено под нашу державу.
Он стоял во весь рост, в тяжелой парчовой одежде, и воскликнул с внезапной силой:
— Радуйтеся! Новое царство послал Бог Руси!
Несколько голосов в палате прокричало:
— Радуйтеся!
— Явились вы в добрый час. И потому за сибирское взятие всех прежних воров донских да волжских мы своей царской волей жизнью милуем. Окромя ж того, и деньгами, и сукнами жалую. Ступайте немедля назад, отвезите мои награды. И скажите Ермаку — отныне князю сибирскому, что в помощь, которую он просит, я вскорости велю отправить воеводу князя Болховского, а с ним ратных людей триста человек. — Грозный опять повернулся к Годунову. — А торговым людям Строгановым 15 стругов велеть изладить, которые бы струги подняли по 20 человек со всем запасом. А те припасы нашему войску также дать Строгановым велеть!
— …Строгановым велеть! — в гневе вскричал Семен Строганов, глядя в царскую грамоту с висячей красной печатью. Шваркнул пергамент на пол, яростно начал топтать ногами. Никита и Максим Строгановы тревожно привстали.
Семен метался по комнате. Остановился у окна, за которым расположились лагерем прибывшие царские стрельцы.
— Ну, холоп Ермошка! Уж я те помогу, — зловеще прохрипел Семен. Обернулся от окна. — Позвать сюда Заворихина.
Максим Строганов поднял измятую царскую грамоту.
— Может, не надо сильно-то перечить, — проговорил он. — Гнев царский тяжек.
— Преставится, должно, он скоро, царь наш государь. Хвори его загрызли… Я мыслил — Сибирь теперь вся наша, строгановская, а этот холоп вонючий царю ею поклонился. Не будет этого!
Вошел Заворихин.
— И вот еще что сделай, — проговорил Семен. — Сделай главное — приволоки мне живьем сюда этого Ермошку-холопа! Не сдох он у отца моего, у меня долгой и страшной смертью помирать будет.
— Уж это — постараюсь, свой счет у меня к Ермаку!
— Так он тебе и дался в руки, — усмехнулся Максим.
— Как-нибудь с Божьей да карачинской помощью.
— Ну, гляди у меня, хвастун! — строго произнес Семен. — Не поймаешь Ермака — тебя заместо него исказню.
Шатер Кучума.
— Я никогда не доверял предателям-перевертышам! Тот, кто предал один раз, предаст снова. Уверен ли ты, — обратился Кучум к караче, — что этот человек искренен в своем устремлении помочь нам?
— Я тоже никогда не доверял предателям, но месть за испытанные унижения может далеко увести человека. Это самое сильное, после жажды жизни, человеческое желание.
Кучум молчал.
— Я хочу видеть его, — проговорил он после паузы.
Через секунду в шатер вошел Заворихин.
