Эрик Сигал - Однокурсники
Короче говоря, он рассказал ей правду — ну, пожалуй, не всю. И эта искренность, хотя и не полная, давала Кэти право позволить себе еще раз полюбить его.
— Кто твой лучший друг, Джордж? — спросила она как-то раз, когда они прогуливались воскресным днем.
— Не знаю, — небрежно ответил он. — Мне кажется, у меня его никогда не было.
— Даже в детстве?
— Нет, я всегда был волком-одиночкой. Просто жить в стае — не для меня.
Она помолчала немного, а затем мягко произнесла:
— Знаешь, как-то не укладывается в голове. Мы с тобой уже столько времени любовники, а друзьями до сих пор так и не стали. Во всяком случае, ты меня другом не считаешь.
— Конечно считаю, — запротестовал он.
— Паршивый из тебя свидетель, доктор Келлер. Ты только что изменил свои показания при перекрестном допросе. На первый вопрос ты ответил, что у тебя нет лучшего друга.
— А кто же я для тебя? — добродушно спросил он. — Подопытная морская свинка, на которой ты оттачиваешь приемы, предназначенные для зала суда?
— Нет, Джордж, ты — мой друг. И я хочу быть другом для тебя.
— Кэти, ты самая удивительная девушка на свете. И мне никогда не понять, почему ты привязалась к такому айсбергу, как я.
— Начать с того, что у тебя совершенно электризующий ум. К тому же ты весьма привлекательный мужчина. Но самое главное, ты пробудил в моей душе нечто такое, что мне очень захотелось сделать тебя счастливым.
Он остановился и обнял ее.
— Кэти, — с нежностью произнес он, — я люблю тебя.
— Нет, — шепнула она. — Пока еще нет. Но полюбишь обязательно.
В июне того же года Кэти окончила юридический факультет, сдала экзамен в адвокатуру штата Мэриленд и, соответственно, в течение шести месяцев имела возможность практиковаться в Вашингтоне, округ Колумбия. Несмотря на то что ей делали очень выгодные и интересные предложения в самых разных областях, начиная от работы в правительственных органах до частного бизнеса (в 1973 году женщины-специалисты были очень востребованы), она предпочла вступить в движение по защите интересов прав потребителей и стать, как говорили в народе, «рейдером Нейдера»[62].
— И что вдруг на тебя нашло: пойти работать в такую нелепую организацию? — спросил ее Джордж, которого, судя по интонации, такое решение и забавляло, и удивляло. — Ты же с легкостью могла устроиться в офисе министра юстиции.
— Знаешь, Джордж, — объясняла она, — хоть я родилась и выросла в Вашингтоне, но по-прежнему остаюсь оптимисткой. И все же теперь мне хватает мозгов понять, что я не могу влиять на процессы в мировом масштабе. Мое донкихотство закончилось в тот самый день, когда я ушла из Совета национальной безопасности. А с людьми Ральфа мы можем делать какие-то осязаемые добрые дела, и иногда я имею возможность видеть лица людей, которым помогаю.
— Это поразительно, — произнес он с любовью и восхищением. — Ты самая большая идеалистка из всех, кого я встречал.
— А ты самый большой прагматик.
— Вот поэтому мы с тобой так подходим друг другу. Как та парочка из стишка про Джека Спрэта[63].
— Да, но только мы с тобой не муж и жена.
— Молчу, молчу, — улыбнулся он.
— А что тут говорить, — уверенно сказала она. — Однажды утром ты проснешься и поймешь, каким ценным приобретением я стала бы для твоей дальнейшей карьеры, и захочешь сделать мне предложение.
— Ты думаешь, именно так я обосновываю все свои решения?
— Да. И это, возможно, станет единственной причиной, по которой ты не сделаешь этого предложения.
— Что именно?
— То обстоятельство, что я действительно знаю, что тобой движет.
*****
Дэнни Росси был окружен ореолом собственного успеха. Он был богат и знаменит. Жизнь одаривала музыканта почестями и похвалами, его «берлога» ломилась от наград, а постель — от красивых женщин. У него было все, о чем мог мечтать любой человек.
Кроме супружеского союза.
Однажды вечером, ранней весной 1973 года, когда личный шофер встретил его в аэропорту, Дэнни велел ему ехать как можно скорее в Брин-Мор. Он ворвался в дом, чтобы сообщить о своей последней удаче: ему предложили руководить Филармоническим оркестром Лос-Анджелеса. Между прочим, они так сильно хотят его заполучить, что даже согласны, чтобы он сохранил за собой работу и в Филадельфии. Он станет трансконтинентальным дирижером.
— Вот здорово, папочка! — закричала Сильвия. — Значит, мы переедем в Калифорнию?
— Что ж, наверное, хорошо будет убраться подальше от снега и льдов. Но вообще-то это наша мама решает.
Он посмотрел на Марию. Она сидела с каменным лицом. И ничего не сказала.
* * *— Дорогая, что случилось? — спросил он за ужином, когда дети ушли из-за стола.
— Дэнни, — медленно произнесла она, — нам нужно поговорить.
— Ты имеешь в виду, о Калифорнии?
— Нет. О «мисс Рони».
— О ком?
— Прошу тебя, Дэнни, не изображай из себя святую наивность. Ее колонка выходит в газете даже такого провинциального городишки, как Филадельфия.
— Так, ну и какую же гнусную сплетню она разносит сейчас?
— О, ничего скандального, — язвительно ответила Мария. — Всего лишь пикантную новость о том, как знаменитый композитор и пианист мило шепчется о чем-то с Рэкел Уэлч в ресторане Малибу.
— Неужели ты и правда веришь всей этой чуши?
— Вот только я не совсем уверена, кто написал эту статью — ее рекламный агент или твой.
— Минуточку…
— Нет, маэстро, — резко возразила она. — На этот раз ты меня послушай. Все эти годы я старалась не обращать внимания на твои похождения, ибо считала, будто в этом есть и моя вина. Я думала, тебе приходится ходить на сторону, потому что я неопытная и не могу тебя удовлетворить. Но зачем же это делать на глазах у всех? Ты ведь уже всему миру доказал, какой ты зрелый мужчина, — почему же ты самому себе это никак не докажешь?
Она замолчала. Дэнни спокойно спросил ее:
— Что вдруг на тебя нашло?
— Не вдруг. Просто показался конец моей очень длинной веревки.
— Мария, мы ведь с тобой это уже проходили. Я же никогда и не претендовал на звание бойскаута. Но по-прежнему считаю себя хорошим семьянином. Я же забочусь о тебе и о детях, разве не так?
— Материально — да, но и только. Твои дочери изголодались по твоему вниманию, а ты этого просто не замечаешь, как я посмотрю. И я с ужасом жду того момента, когда они впервые натолкнутся на твое имя в газетной колонке со сплетнями.
Дэнни завтра предстояло дирижировать двумя концертами, поэтому он попытался ее успокоить.
