Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.
— Вполне вероятно, — сказал Рудольф. — Я спрошу его.
Он встал и прошел в камбуз. Дуайер мыл в раковине салат, а Кейт, уже в обычной рабочей одежде, поливала жиром кусок мяса в духовке.
— Кейт, — сказал Рудольф, — у Тома на всякий случай не припрятана где-нибудь бутылка?
Кейт закрыла духовку, выпрямилась и тревожно взглянула на Дуайера.
— Я думала, он обещал вам, что, пока вы с нами, мы пить не будем.
— Не беспокойся, — сказал Рудольф. — Джин с малышкой в каюте. Это для меня и Гретхен. Мы с ней сидим на палубе, а уже становится довольно прохладно.
— Кролик, — Кейт повернулась к Дуайеру, — сходи принеси.
Дуайер пошел к себе в каюту и вскоре вернулся с бутылкой джина. Рудольф налил джин в два стакана и добавил немного тоника. Он поднялся на палубу и протянул сестре стакан.
— Если Джин выйдет на палубу, мы можем сделать вид, что это просто тоник. Он отбивает запах джина.
— Надейся, надейся.
Они сделали по глотку.
— Эванс обожает джин, — заметила Гретхен. — Мы и в этом разные.
— Как у тебя с ним?
— Все так же, — небрежно ответила она. — Год от года чуть хуже, но в общем все так же. Мне, наверно, надо его бросить, но я нужна ему. Он не так уж меня и любит, но нуждается во мне. Возможно, в моем возрасте это даже лучше, когда ты не слишком любима, зато нужна.
На палубе появилась Джин в плотно облегающих розовых брюках и бледно-голубом мягком свитере. Она покосилась на стаканы, но ничего не сказала.
— Как Инид? — спросил Рудольф.
— Спит сном ангела. Она меня спрашивала, должны ли Кейт и дядя Томас сохранить кольца, которыми они обменялись. — Джин поежилась. — Я зябну. — И она прижалась к плечу Рудольфа. Он поцеловал ее в щеку. — Ля-ля-ля! — смешливо протянула она. — Чую английский дух! — Тоник не обманул ее. Она мгновенно все поняла и покраснела. — Дай капельку.
Рудольф заколебался. Будь он один, он не выпустил бы стакан из рук. Но Гретхен сидела рядом и смотрела на них. Он не мог позволить себе унизить жену в присутствии своей сестры. Он дал Джин стакан. Она отпила маленький глоток и отдала стакан обратно.
Дуайер вышел на палубу и начал накрывать на стол. На яхте ужинали обычно при свечах, на столе лежали плетеные соломенные салфетки, посреди стояла небольшая ваза с цветами и деревянная миска с салатом.
Вдруг что-то глухо ударилось о корпус судна и забарабанило под кормой, и, прежде чем Уэсли успел выключить двигатель, внизу послышался металлический лязг. Дуайер подбежал к перилам и стал вглядываться в светлую пену, тянущуюся за яхтой в черной воде.
— Вот дьявол! Мы ударились о бревно! — крикнул он, показывая куда-то пальцем. — Видите?
На палубу выбежал Томас. Он был босиком и без рубашки, но в руках держал свитер. За ним по пятам бежала Кейт.
Натянув свитер, Томас прошел в рубку и встал за штурвал. «Клотильда» потеряла управление и медленно покачивалась на волнах под слабым ветром. Томас включил левый двигатель. Он работал нормально, и винт крутился как положено. Но когда Томас включил правый двигатель, снова внизу раздался металлический лязг, и «Клотильду» начало потряхивать.
— Поврежден гребной винт, а возможно, и вал тоже, — сказал Томас.
Уэсли чуть не плакал:
— Па, извини, я не заметил бревно.
Томас похлопал сына по плечу.
— Ты не виноват, Уэс, поверь мне. Спустись-ка в машинное отделение, посмотри, нет ли в трюме воды, — сказал он и ухмыльнулся: — Свадебный подарок от Средиземного моря. — Он набил трубку, раскурил ее и, обняв жену за плечи, спокойно ждал возвращения Уэсли.
— Там сухо, — сказал Уэсли, поднявшись на палубу.
— Старушка «Клотильда» у нас крепкая, — сказал Томас. Тут он заметил стаканы у Рудольфа и Гретхен. — Что, продолжаем праздновать?
— Всего по глотку, — ответил Рудольф.
Томас кивнул.
— Уэсли, — повернулся он к сыну, — становись за штурвал. Мы возвращаемся в Антиб. На одном двигателе.
Рудольф догадывался, что Томас предпочел бы встать за штурвал сам, но ему хочется, чтобы Уэсли не чувствовал себя виноватым в случившемся.
Они шли со скоростью всего четыре узла в час, и, когда прибыли в Антиб, порт был безмолвен и погружен в темноту.
Тихий, но настойчивый стук вторгся в его сон, и, просыпаясь, Томас подумал: «Это Пэппи пришел». Он открыл глаза и увидел, что лежит у себя в каюте, а рядом спит Кейт.
Стук продолжался.
— Кто там? — спросил он шепотом, боясь разбудить Кейт.
— Это я, Пинки, — прошептал голос за дверью. — Пинки Кимболл.
— Сейчас. — Не зажигая света, Томас оделся. Кейт, уставшая за день, крепко спала.
Босиком, в брюках и свитере Томас осторожно открыл дверь и вышел в коридор, где его ждал Пинки. От Кимболла разило перегаром, но в коридоре было слишком темно, и Том не мог определить, насколько Пинки пьян.
— Какого черта тебе надо? — раздраженно спросил Томас.
— Я только что из Канна, — сипло сказал Пинки.
— Ну и что? Ты всегда будишь людей, возвращаясь из Канна?
— Ты, приятель, лучше меня послушай. Я в Канне видел твою невестку.
— Ты пьян, Пинки, — брезгливо сказал Томас. — Иди проспись.
— Она в розовых брюках. Чего бы я стал говорить зря? Не настолько я пьян, чтобы не узнать женщину, которую видел целый день. Я еще удивился, подошел к ней, говорю: «А я думал, вы уже на полпути к Портофино». А она говорит: «Нет, ни в какое Портофино мы не добрались, потому что у нас была авария, и нам чертовски хорошо в Антибском порту».
— Она не могла сказать «чертовски хорошо», — заметил Томас, отказываясь верить, что Джин сейчас не у себя в каюте на «Клотильде», а где-то далеко.
— Это я так, для смака, — сказал Пинки. — Но я ее видел.
— А где именно в Канне? — Томасу приходилось сдерживать себя и говорить тихо, чтобы не разбудить других.
— В одном заведении со стриптизом, называется «Розовая дверь». Это на улице Бивуак Наполеона. Она сидела в баре с одним громилой. То ли югослав, то ли кто еще. В общем, в габардиновом костюме. Я его и раньше видал в этих краях. Он сутр. Отсидел срок.
— Черт! Она была пьяная?
— В стельку. Я предложил отвезти ее в Антиб, но она сказала: «Когда надо будет, этот джентльмен довезет меня до дома».
— Подожди здесь. — Томас спустился вниз и прошел через салон в коридор, мимо кают Гретхен и Инид. Оттуда не доносилось ни звука. Когда он приоткрыл дверь в большую каюту, то в щель увидел, что Рудольф спит в пижаме на широкой кровати один.
Томас тихонько закрыл дверь и вернулся к Пинки.
— Да, это была она.
