Сергей Сеничев - Лёлита или роман про Ё
И снова рождественская
Как тяжело, когда в сочельник,
когда отрады и огни,
ты смрадник, схимник и отшельник,
и данник собственной фигни,
и ни уменья, ни желанья
узнать, чем завершится ночь,
и нет разменного закланья,
чтоб эту немощь превозмочь…
Как ничего, но необычно
опять вживаться, падши ниц,
и лишь сомненье погранично,
и никаких иных границ
меж есть и будет, и дремота
как острогранная печать,
и снова что-то от чего-то
ты сам обязан отличать…
Как хорошо, когда над миром,
по тьме ослабившим бразды,
плывет опричным нивелиром
кирпичик неживой звезды,
и тают снежные химеры,
и мельтешенье мыл и шил,
и это знак и образ веры,
которой ты себя лишил…
Пьеро
Про долю, которая львина
в моей непутёвой судьбе,
ты всё уже знаешь, Мальвина.
И всё это всё — о тебе.
Как горестно звать тебя в келью…
Как страшно нарваться на «шут»…
Но пахнет постель карамелью,
и значит — ты всё ещё тут.
И сколь ни постыдно картинно
моё суесловное зло
по душу твоих Буратино
(их множественное число),
и как бы ни вычурны чувства,
а сердце ни восково,
но ложе моё прокрустово,
и, стало быть, ни для кого.
И пусть нам разлад маячит,
сумеешь уплыть — отчаль,
отчаянная! И значит,
мой крест — мастерить печаль
и множить былому упрёки,
безбрачие наворожив…
Но звуки слагаются в строки.
И значит, я всё ещё жив.
Станс
Милая (милое, милый — впиши сам),
было ли, что подходило к твоим глазам
больше моих поцелуев? А небесам
лучший мой поцелуй — сей аллилуй.
У боли, как у медали, две стороны.
Странно, но воля с неволей равно больны.
Если не веришь, спроси у моей жены.
Если не веришь и ей, спроси у своей.
Плохо, что непонятно, чего для
чушь с чепухой в рифму и так меля,
я никогда не умел начинать с нуля.
Если умеешь — а ну: научи — начну.
Главное, как говорится, не навреди:
ты не меня — ты себя за собой веди.
А я уже видел три тысячи дивиди
и этот ликбез длинней тысячи дней.
Помнишь, как жалостно пела ты о былом?
Мне поделом, а тебе на фига облом?
Сделай, ну сделай, пожалуйста, ход крылом!
Если не помнишь как — подкрадись и ляг.
Знаешь, со мной бессмысленно, но тепло:
дремлешь и таешь, а прошлое замело —
прошлое бьётся в зеркало, как в стекло,
зло, как метель, пока не придёт апрель.
Милая, милое, милый — какая ра
зница? — когда нам снится, что всё ура,
нету ни дня, ни ночи — лишь три утра:
хоть ты умри, на часах то и дело три…
Это похоже на тряскую жизнь в купе.
Коже кранты от зазубрины на серпе.
А ты — татуировка на скорлупе,
милая, милое, милый, тэдэипэ…
Бардовская
наливай — это март! значит, больше не нужно терпеть,
притворяться не нужно, ломаться, таиться, стрематься —
нужно взять и разлить, матюкнуться и выпить, и спеть:
потому что — а чем же ещё в эти дни заниматься?
говорю — наливай! и за солнцем, штанины задрав,
как Есенин велел: нужно падать и вновь подыматься,
нужно петь, нужно пить, и врубаться, насколько ты прав,
потому что — а чем же ещё на земле заниматься!
что на свете волшебней вина и чудесней стихов?
пой и пей! — пей и пой, за прорехой прореху латая.
и пускай тебе снятся до чёрт те каких петухов
синий буйвол
и белый орёл
и форель золотая…
похоже, я опять в тебя влюблён,
и миллион примет тому причиной —
я снова туп как ножик перочинный
и как кирпич в печи перекалён,
и скатерти невыглаженный лён
готов впитать непролитые вина
и пунцоветь — измокше и безвинно —
проклятье небесам: я вновь влюблён!
Геофизическая
Вторую иль третью неделю
упёртый, как гирокомпас,
мы шарим лучом по апрелю —
апрель
выбирает
не нас!
Мы тычемся рыбою в стенку.
Мы мечемся птицей в окне,
як Хамлет, играющий сценку, —
мы чувствуем: рядом оне —
оне, расчудесныя в мире
меж муз, сабинянок и мымр,
живут где-нибудь на Таймыре.
Но не
вызывает
Таймыр!
Ему и без нас параллельно,
не мы для него ватерпас.
И эдак вот ежеапрельно:
Таймыр
вызывает
не нас!
Мы жалобим братьев и сёстров,
мы полним пространство тоской —
ну что это
за полуостров
неамбивалентный какой?!
Ах, господи боже всесильный!
За что нам такой падеграс —
как в камере
морозильной?..
Когда уже свистнут и нас?
Ах, господи, ты же владыка,
уважь и подстрой — факен шит! —
пускай от случайного тыка
и наш телефон запищит,
не то что полцарства — полмира
за чудо простого звонка…
Пошли же нам вызов с Таймыра,
пока мы…
неважно…
пока….
Бывает, вздыбишься и выбросишь
из памяти и с небеси.
Ведь там, где нету, — и не выпросишь,
как жалостливо ни проси.
Не то наоборот: артачишься,
выскабливаешь от грязна…
А коли есть — уже не спрячешься.
спросите страуса, он зна…
…и душа моя летела
над распятой мостовой,
и размахивала телом
у себя над головой,
и увиливала в пьянство,
и гори оно огнём,
и как чепчики в пространство
улетали день за днём…
и у той, что всех дороже,
чей я помнил каждый вздох,
не хватило той же дрожи,
от которой я издох…
Нежность. Элегия
