Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.
Снова появился Геннадий, на этот раз с микрофоном в руках.
— Начинаем бал-маскарад «Танцы под небесами»! — провозгласил он.
И тут же по мановению руки Августа ударила музыка и зажглись огни, которые мигали, переливались всеми цветами, вспыхивали то там, то тут… Дискотека началась.
Геннадий объявил конкурс масок на звание короля и королевы бала. На танцпол приглашались все, кто был в карнавальных костюмах. Таких нашлось немного — человек двадцать, в основном, это были девушки. Они по очереди выходили в центр танцпола и делали несколько танцевальных движений под музыку. Публика награждала их аплодисментами. Прибор на пульте, за которым следил Браткевич, замерял уровень аплодисментов в децибелах. Самый шумный успех определял короля.
Сначала шли девушки: три феи, одна старуха Шапокляк, одна Леди Гага в туфлях со шпильками в полметра и соответствующей платформой. Уйти без травм ей не удалось, она грохнулась, спускаясь с танцпола.
Были мышки, кошки и пышки.
Наибольший шум вызвала естественно Леди Гага.
Затем последовали юноши. Их было всего пятеро. Один был в костюме «Конкретный Пацан» — во всем черном и кожаном, с лицом, закрытым снизу повязкой до самых глаз. Другой в костюме «Гастарбайтер» — с метлой и в фартуке, еще двое изображали ментов, а может быть, и были этими ментами, находчиво использовав форменную одежду как карнавальный костюм.
Все костюмы сопровождались дружным хохотом всех групп молодежи. И Пирошников еще раз благостно подумал о том, что юмор способен объединять людей независимо от их взглядов.
Последним на танцпол вышел табасаран Тимур с забинтованной головой. У него было зверское выражение лица, в зубах он сжимал леопардовый хвост. Костюм назывался «Раненый Мцыри». При чем тут Мцыри?
Однако, аплодисмент он сорвал наибольший.
Геннадий прервал конферанс и оглянулся на Пирошникова.
— Владимир Николаевич, а ваш костюм как называется?
— «Король придурков», — отвечал Пирошников. — Только ты не вздумай!..
Но было поздно. Геннадий уже кричал в микрофон:
— Вне конкурса! Костюм «Король придурков»! Наш учредитель! Маг и волшебник! Владимир Пирошников!
Пирошников отчаянно махал руками, показывая, что он не намерен позориться на старости лет. Но Юлька смотрела на него молящими глазами, но Сима делала жесты — давай! давай! — но Август уже включил вместо танцев песню, которую Пирошников любил и сам часто пел в застолье:
Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же Ты каждому, чего у него нет:
Мудрому дай голову, трусливому дай коня,
Дай счастливому денег… И не забудь про меня.
Пирошников поднялся и тяжело, грузно пошел к танцполу, прихрамывая по обыкновению. Он встал в центре круга и сдержанно поклонился, прижав руку к груди — старик в синей мантии с белым лицом клоуна, в игрушечной короне, с черной слезинкой на щеке.
Пока Земля еще вертится, Господи, — Твоя власть! —
Дай рвущемуся к власти навластвоваться власть,
Дай передышку щедрому хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье… И не забудь про меня.
Он вдруг почувствовал необыкновенную легкость и сам не заметил, как оторвался от пола и медленно поплыл вверх. Он успел сообразить, что никакого чуда нет, это просто Браткевич выключил тяготение и над танцполом установилась невесомость. И теперь главная его задача — сохранить равновестие в невесомости, ибо кувыркающийся король, хоть и маскарадный, — зрелище жалкое и недостойное.
Я знаю: Ты все умеешь, Я верую в мудрость Твою,
Как верит солдат убитый, что он проживает в раю,
Как верит каждое ухо тихим речам Твоим,
Как веруем и мы сами, не ведая, что творим!
Публика замерла, пораженная зрелищем плавающего в невесомости клоуна. Пирошников успел краем сознания подумать о том, что он тоже плывун в каком-то смысле — непредсказуемый и коварный, но отвлекаться было нельзя — нужно было следить за равновесием. Он достиг разрисованного потолка, где было изображены звезды, Луна и летающие в космосе спутники и ракеты, дотронулся до Луны и дал знак аспиранту: опускай!
Вероятно, это был звездный час его жизни.
Он медленно поплыл вниз, бережно притягиваемый к полу Максимом.
Господи, мой Боже, зеленоглазый мой,
Пока Земля еще вертится, И это ей странно самой,
Пока еще хватает времени и огня,
Дай же Ты всем понемногу… И не забудь про меня.
Рев толпы был невообразим. Все кричали и прыгали — охранники, подростки с Саблинской, дворники-таджики с улицы Блохина, торговцы инжиром с Сытного рынка, их подруги, русские, табасараны, таты, адыгейцы и все сто тридцать остальных народностей Кавказа.
Много их все же, подумал Пирошников, возвращаясь на свое место.
Коронация состоялась. Осталась нация, да простится мне этот каламбур.
Без всякого перехода Август врубил светомузыку, вспыхивающую в такт ударам большого барабана — бум! бум! бум! — и на танцпол с трех сторон устремились танцующие.
Пирошников любил смотреть на танцующую молодежь. Сам он и в молодости так танцевать не умел. В особенности ему нравились девушки, что вполне естественно, — они так ритмично, так зажигательно двигали именно теми частями тела, какими нужно, что он поневоле зажигался и чувствовал себя много моложе, пока не пробовал двинуть больной ногой.
Сейчас же, в благодушном настроении, вызванном успехом его полетов, он даже подумал, что, возможно, все обойдется, и его опасения напрасны. Вон как они все смеялись, и аплодировали — что наши, что ихние!
Но, видать, не суждено было этому сбыться.
Уже через минуту танцующие потребовали «зажигать».
— Невесомость давай! — раздались крики.
— Хочу в космос! — пронзительный девичий вопль.
— Полетели!
И Браткевич начал ослаблять тяготение. Танцующие замедлили движение, они уже не могла поддерживать ритм, каждый толчок ноги отрывал их от пола на продолжительное время, затем они плавно опускались, чтобы вновь взлететь. Это были «лунные танцы».
И наконец наступила полная невесомость. Танцующие летали в самых разнообразных направлениях, продолжая ритмично двигать руками и ногами, как плавающие лягушки. При этом, конечно, достигали границы зоны невесомости и сваливались на маты. После чего вновь впрыгивали туда и продолжали кувыркаться.
