Зэди Смит - Белые зубы
В результате долгих обсуждений — голосований, возражений, поправок и оговорок — они не придумали ничего умнее, как спросить самого Джошуа, на чьей он стороне. Джошуа ответил: на вашей, и Джоэли приняла его обратно с распростертыми объятиями, прижав его голову к своей изящной груди. Его, как трофей, показывали на каждом собрании (доверив ему роль секретаря), он стал бриллиантом в их короне: рекрут из стана врага.
С этих пор вот уже полгода Джошуа пестовал в себе презрение к отцу, часто виделся со своей любовью и разрабатывал долгосрочный план по внедрению в семейную жизнь легендарной пары (в любом случае гостеприимство Джонсов охладевало, и ему негде было жить). Старательно не замечая косых взглядов Криспина, Джошуа втирался к нему в доверие. Вел себя как лучший друг, чуть что — бросался на помощь (то фотокопию снять, то сделать плакат или брошюру), спал у них на полу, праздновал седьмую годовщину их свадьбы, а на день рождения презентовал Криспину гитарный медиатор ручной работы. И все это время злостно его ненавидел, так желая его жену, как еще никто в мире не желал жены ближнего своего, и вынашивал замыслы расправы над ним с такой жгучей завистью, перед которой бледнел даже Яго.
За всем этим Джошуа как-то позабыл о том, что ФАТУМ тоже замышляет расправу, причем над его отцом. Когда Маджид вернулся, Джошуа кипел от ярости, да и сама идея показалась ему туманной — всего-навсего эффектная байка для новичков, так что он в принципе согласился. И теперь, когда до тридцать первого оставалось три недели, Джошуа не мог по-чалфенистски связно ответить себе, к каким результатам все это приведет. Он даже толком не представлял, что вообще должно произойти — окончательное решение еще не сформировалось; и вместо того чтобы слушать, к какому фундаментальному выводу придет костяк активистов ФАТУМа, рассевшихся по-турецки вокруг большой дыры в полу и ведущих дебаты, Джошуа потерял нить спора, мысленно забираясь под футболку Джоэли, скользя по впадинкам и изгибам ее мускулистого тела к пятнистым штанам и дальше, к…
— Джош, будь другом, напомни, о чем я говорил пару минут назад, если ты записывал.
— А?
Криспин недовольно вздохнул. Джоэли свесилась со стола и поцеловала его в ухо. Гадство.
— Что там было сразу после слов Джоэли о стратегии протеста? Мы перешли к важному вопросу. Напомни нам, что несколько минут назад говорил Падди о преимуществах наказания и вызволения.
Джошуа взглянул на свой пустой планшет и прикрыл им уже опадающее вздутие штанов.
— Ммм… Кажется, я не записал.
— А между тем это чертовски важный момент, Джош. Ты не должен ничего упускать. Какой тогда смысл во всех наших разговорах!
Гадство, гадство, гадство.
— Джоши очень старается, — вступилась Джоэли, снова свесившись со стола, на сей раз чтобы взъерошить интернациональную гриву Джошуа. — Ему, должно быть, очень нелегко. Ведь это касается его лично. — Она всегда звала его Джоши. Джоши и Джоэли. Джоэли и Джоши.
Криспин нахмурился.
— Я не раз говорил: если Джошуа из личных соображений не хочет принимать участие в деле, — если он хочет устраниться, то…
— Я с вами, — встрял Джош, с трудом подавляя агрессию. — Я не собираюсь отсиживаться в стороне.
— Джоши у нас герой, — сказала Джоэли и одарила его щедрой подбадривающей улыбкой. — Помяни мое слово, он будет последним, кто струсит.
О, Джоэли!
— Ладно, продолжаем. Постарайся за нами записывать, хорошо? Итак. Падди, будь добр, повтори, что ты сказал, пусть все послушают, потому что в твоих словах содержится суть ключевого решения, которое нам предстоит принять.
Падди дернул головой и замычал, продираясь сквозь свои записи.
— Ммм, ну, в общем… вопрос, главным образом, в том… какая у нас на самом деле цель. Если мы хотим наказать преступников и преподать урок обществу… тогда подход один: атаковать напрямую… э-э-э… рассматриваемую персону. — Тут Падди с опаской покосился на Джошуа. — Но если, как это, на мой взгляд, и должно быть, нас интересует животное само по себе, тогда нужно развернуть антикампанию, а если не получится, то силой освободить мышь.
— Правильно. — Криспин колебался, размышляя, не умалит ли его славу спасение одного-единственного грызуна. — Понятно, что в данном случае мышь выступает как символ, потому что у этого деятеля в лаборатории их тьма-тьмущая. Так что мы имеем дело с более широкой картиной. Кто-то из нас должен туда ворваться…
— В общем… в общем и целом я думаю, нам не надо повторять ошибку Организации по защите прав живых существ. Они-то как раз и расценивают животное как некий символ… а принципы ФАТУМа, как мне кажется, противоположные. Если человека на шесть лет запереть в стеклянном ящике — это символ? Не знаю, как для тебя, а для меня между мышами и людьми нет никакой разницы.
Остальные члены ФАТУМа одобрительно забормотали — подобного рода высказывания традиционно требовали одобрения.
Криспин надулся.
— Что ты, Падди, конечно, я имел в виду совсем другое. Я хотел сказать, что тут картина более широкая — это как выбор между жизнью одного человека и жизнями многих людей. Понимаешь?
— Прошу слова! — Джоши вскинул руку в надежде выставить Криспина идиотом. Криспин вытаращил глаза.
— Да, Джоши, — проворковала Джоэли. — Говори.
— Дело в том, что другой мыши попросту нет. В смысле, мышей навалом, да только не таких, как эта. Это очень дорогостоящая операция. Он не может поставить ее на поток. Кроме того, в прессе его подначивают, что сдохни одна Будущая Мышь, он тайком заменит ее новой. Так что для него теперь это дело принципа. Он мечтает доказать всему миру, что не ошибся в расчетах. Так что он подготовит только одну мышь и нанесет на нее штрихкод. Других мышей не будет.
Джоэли расцвела в улыбке и кинулась массировать Джошу плечи.
— Что ж, похоже, в этом есть здравый смысл. Итак, Падди, ты говорил о том, что вопрос заключается в следующем: можно сфокусироваться на Маркусе Чалфене, а можно на глазах у мировой прессы выпустить мышь на свободу.
— Прошу слова!
— Да, Джош.
— Криспин, тут совсем иное дело. В данном случае неважно, выпустишь ты мышь или нет. Ничего уже не поправить. Ее пытка — в ее генах. Как часовая бомба. Освободи ее — и она умрет в страшных мучениях где-нибудь еще.
— Прошу слова!
— Да, Падди.
— Ну, в общем… Разве вы не станете помогать политзаключенному бежать из тюрьмы только потому, что он неизлечимо болен?
Многочисленные члены ФАТУМа рьяно закивали головами.
— Правильно, Падди. Думаю, что Джошуа ошибается и что Падди предложил нам верное решение. Мы не в первый раз сталкиваемся с проблемой выбора, и каждый раз приходится действовать по обстоятельствам. В прошлом, как вы знаете, мы были сосредоточены на борьбе с преступниками. Составляли списки и осуществляли наказание. В последние годы мы несколько отошли от нашей старой тактики, однако думаю, даже Джоэли согласится, что это случай особенный, фундаментальная проверка прежних принципов. Мы имеем дело с настоящими безумцами. С другой стороны, мы проводили широкомасштабные акции протеста и освобождали тысячи животных, томящихся в неволе. Но в данном случае у нас не будет ни времени, ни возможности осуществить обе стратегии. Там соберется вся общественность, и… Впрочем, хватит об этом. Думаю, что выбор, который мы должны будем сделать в связи с тридцать первым числом, очень прост, как и сказал Падди. Мышь или человек. Так что, голосуем? Джошуа?
