Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.
— Вы не возражаете, ребята, если я пока немного выпью? — заискивающе спросил Брэд.
Когда они с Рудольфом вошли в спальню, Джонни прикрыл дверь.
— Нам надо принять решение, — сказал он. — Если, как он утверждает, у него наличными почти сто тысяч, мы можем взять их и в какой-то мере возместить наши убытки. Если же мы не берем их, надо обо всем сообщить кредиторам, созвать совещание кредиторов и, вероятно, объявить его банкротом. Или даже возбудить судебное дело. Все кредиторы будут иметь равные права на сто деньги, или их разделят пропорционально размерам капиталовложений или пропорционально фактической задолженности Брэда каждому из кредиторов.
— А он имеет право заплатить нам и не заплатить другим? — спросил Рудольф.
— Ну, он еще не банкрот, — ответил Джонни. — И думаю, никто в суде не сможет ни к чему придраться.
— Нет, так не пойдет, — сказал Рудольф. — Пусть бросит эти сто тысяч в общий котел. И давай сегодня же заберем у него ключи от его сейфов, чтобы он не успел вынуть оттуда деньги.
— Я знал, что ты так скажешь, — вздохнул Хит. — Не перевелись еще рыцари.
— Если он мошенник, то это еще не значит, что я тоже должен стать мошенником, лишь бы возместить свои убытки.
— Я же сказал, что в суде вряд ли к чему-то смогут придраться, — напомнил Джонни.
— Все равно. Меня это не устраивает.
Джонни изучающе посмотрел на Рудольфа.
— А что ты сделаешь, если я сейчас пойду к нему и скажу: «Ладно, я забираю свою половину и выбываю из игры»?
— Я сообщу это на собрании акционеров, — ровным голосом сказал Рудольф.
— И предложу возбудить против тебя судебное дело.
— Сдаюсь, мой дорогой. Кто же может сладить с честным политиком?!
Они вернулись в гостиную. Брэд стоял у окна с полным стаканом в руке. Джонни объявил ему их решение. Брэд молча кивал, не совсем понимая.
— Завтра в девять утра ты должен быть здесь, — сказал Рудольф. — До того, как откроются банки. Мы обойдем с тобой все сейфы, о которых ты говорил, и возьмем на себя заботу о твоих деньгах. Выдадим тебе расписку. Если без одной минуты девять тебя здесь не будет, я вызову полицию и объявлю тебя мошенником.
— Руди, — жалобно протянул Брэд.
— И если хочешь сберечь свои жемчужные запонки, — продолжал Рудольф, — лучше спрячь их подальше, потому что в конце месяца шериф опишет за долги все твое имущество, включая и эту голубенькую рубашечку.
— Эх вы, — удрученно сказал Брэд. — Вам, ребята, не понять, что это такое. Вы богатые, у вас жены миллионерши, у вас есть все, что вы хотите. Вы не знаете, что такое быть в моем положении…
— Не пытайся нас разжалобить, — грубо оборвал его Рудольф. Он еще ни на кого в жизни не был так зол. Ему приходилось сдерживать себя, чтобы не броситься на этого человека с кулаками. — Будь здесь завтра в девять утра.
— Буду, — сказал Брэд. — Насколько я понимаю, вы вряд ли захотите со мной поужинать?
— Убирайся отсюда, пока я тебя не убил, — не выдержав, закричал Рудольф.
Брэд двинулся к дверям.
— Ну что ж, желаю вам хорошо провести время в Далласе. Замечательный город. И не забудьте, — он обвел рукой номер и выстроенные на столе бутылки, — все это за мой счет. — И вышел из комнаты.
На следующее утро ровно в девять, как ему и было велено, Брэд пришел со связкой ключей от сейфов в различных далласских банках. Глаза у него были красные, и он выглядел так, словно не спал всю ночь.
Визит к юристу и поездки по банкам заняли большую часть утра, и Рудольфу пришлось спешить, чтобы успеть на самолет, вылетавший из Далласа в Вашингтон в полдень.
В самолете он отказался от завтрака и двух положенных пассажирам первого класса коктейлей. Достал из портфеля проект сметы и хотел поработать, но не мог сосредоточить внимание на цифрах. Из головы не выходил Брэд — обреченный, опозоренный, банкрот, которого ждет тюрьма. А все из-за чего? Из-за алчной голливудской девки. Мерзко. Брэд сказал, что любит ее и ни о чем не жалеет. Любовь… Пятый всадник Апокалипсиса. По крайней мере в Техасе. Невозможно представить себе, что Брэд испытывает какие-то высокие чувства. Брэд был человеком — теперь Рудольф убедился в этом, — словно созданным для кабаков и борделей. Может быть, Рудольф давно знал это, но не хотел себе в этом признаться. Почему-то всегда трудно верить, что другие тоже умеют любить. Быть может, его отказ признать тот факт, что Брэд способен чувствовать любовь, не что иное, как высокомерие? Он ведь сам любит Джин, подумал Рудольф, но готов ли он погубить себя ради нее? Нет. Пожалуй, нет. Что же, тогда, значит, он легковеснее, чем этот болтливый, потный человек в нелепой голубой рубашке? И не он ли виноват в том, что для его друга пришел этот черный день и впереди его ждет еще много таких дней?
Конечно, было бы проще, сославшись на свою занятость в Уитби, отправить Джонни Хита одного в Даллас улаживать это дело. Откровенно говоря, у него мелькнула такая мысль, но он отверг ее как трусость. Он отправился в Даллас, чтобы сохранить уважение к себе. Уважение к себе? Но, быть может, это то же самое тщеславие? Быть может, постоянная удача притупила его чувства, сделала его самодовольным, уверенным в собственной непогрешимости?
Когда Брэда окончательно признают банкротом, решил Рудольф, надо будет как-то его поддержать. Может, тайком посылать ему пять тысяч в год? Так, чтобы на эти деньги не наложили лапу ни кредиторы Брэда, ни правительство. Но можно ли этими деньгами — а Брэду они будут нужны позарез, и он будет не в силах от них отказаться — покрыть цену боли и унижения, которые испытывает Брэд, принимая деньги от человека, отвернувшегося от него в трудную минуту?
Засветилось табло «Пристегните ремни». Самолет начал снижаться. Рудольф сложил бумаги в портфель, вздохнул и пристегнул ремень.
В отеле «Мэйфлауэр» его ожидала телефонограмма от секретаря с просьбой срочно позвонить в Уитби. Рудольф звонил два раза, но линия была занята, и он решил было вначале связаться с одним сенатором, который, скорее всего, сумел бы помочь ему оградить Билли от опасностей, грозящих солдату США.
Однако после третьей попытки ему наконец удалось дозвониться до своего секретаря.
— Извините, господин мэр, — устало сказал Уолтер, — но мне кажется, вам лучше вернуться сюда немедленно. Вчера, после того как я уже ушел домой, началось бог знает что. Я узнал об этом только сегодня утром, иначе постарался бы связаться с вами раньше.
— В чем дело? Что произошло? — нетерпеливо спросил Рудольф.
— Все так запутано. Я не уверен, что смогу восстановить последовательность событий. В общем, когда Отмен приехал в общежитие, студенты забаррикадировали вход и не пустили его. Дорлэкер пытался убедить Отмена отозвать полицейских, но гот отказался. Когда же полицейские снова попытались войти, студенты начали швырять в них чем попало. Отмену угодили в глаз. Говорят, ничего серьезного, но он сейчас в больнице, и полиция временно отступила. Потом другие студенты организовали массовую демонстрацию… перед вашим домом. Я только вернулся оттуда. Газон перед домом в ужасном состоянии. Миссис Джордах дали успокоительное и…
