Золотой воскресник - Москвина Марина Львовна

Гендирекция международных книжных выставок и ярмарок России”.

Я позвонила, а мне отвечают:

– Вам надо перезвонить Лаврушкиной Раисе Васильевне… Она будет вас трудоустраивать и приглашать к определенному времени.

– Надо постоянно менять сферу деятельности, – учил меня Резо Габриадзе. – То одним заниматься, то другим, в один прекрасный день вообще исчезнуть, а в другой – появиться. А то можно стать зубром и драконом. …Не стать драконом очень трудно…

Резо приехал в Москву, а мы в Коктебеле.

Я Люсе говорю:

– Зови его к нам домой, дай ключи.

– А ему можно поручить собаку? – она спрашивает.

– Ни в коем случае, – отвечает Лёня. – Резо нельзя поручать ничего реального. Ему можно поручить поймать бабочку и быть абсолютно спокойным за эту бабочку, поскольку он ее не поймает.

Пьеса “Кутаиси” была поставлена в Париже как драматический спектакль. В нем играли знаменитые актеры Театра Питера Брука. Когда отмечали премьеру, Питер Брук сказал:

– Резо Габриадзе – не режиссер!

– А кто? – удивились все.

– Он – Создатель.

– Вот увидите, – сказал Лёня Тишков. – Тайсон скоро возьмется за ум и станет священником. Он уже встретился с детьми из своего района. Они спросили, зачем он откусил ухо своему партнеру. Он ответил: “Разнервничался, расстроился, и так получилось”. – “А вы с детства хотели стать боксером?” – “Нет, мне больше нравилось обчищать карманы…”

Сергей Бархин, художник, сценограф, драматург, иллюстратор, лауреат пяти премий “Золотая маска”, четыре у него “Хрустальных Турандот”, Международная премия Станиславского, премия “Триумф” – список его премий и наград занял бы не одну страницу, – любил говорить самому себе:

– Серёжа, если ты не можешь сделать очень хорошо, – сделай просто хорошо.

На приеме в американском посольстве по случаю Дня благодарения собрались известные российские художники. Хозяева торжественно водрузили на стол запеченную индейку.

– А в нашей стране, – сказал Сергей Бархин, – поскольку нам некого и не за что благодарить, этот праздник получил название День НЕудовлетворения или, точнее, День полового неудовлетворения…

Куда-то мы ехали на поезде и остановились ночью в Гусе-Хрустальном. Нижнюю часть окна закрывали шторы, а сверху за окном поплыли по воздуху сияющие хрустальные чудеса.

Я:

– Лёня! Что это???

А это работники хрустального завода пришли на станцию торговать своими изделиями в три часа ночи.

– Ну, как ты жила без нас – все это время? – спрашиваем мать мою Люсю, вернувшись из дальних странствий.

– Прекрасно, – она отвечает. – Мне вас отлично заменял зефир в шоколаде!

Десант московских писателей отправился в гастрольное плаванье по Днепру. Во всех городах от Киева до Одессы нас еще встречали хлебом-солью. Каховка, Днепропетровск, Запорожье, Херсон, Николаев, Очаков… Библиотеки, школы, дома культуры… Я чувствовала себя суперзвездой. Пока на корабле не воссиял Иртеньев: сразу пошли престижные площадки, дорогие билеты, афиши… Пока не доплыли до Одессы, где к нам собирался присоединиться Жванецкий. И всё. Жванецкий в Одессе – это всё.

Хотя дирижер оркестра, грянувшего “семь сорок”, когда мы ступили на берег Одессы, поинтересовался:

– …А где Шендерович?..

“Семь сорок” на пристани Одессы отплясывали прославленный лингвист Максим Кронгауз, заслуженный деятель культуры Дмитрий Ицкович, супержурналист Игорь Свинаренко и блистательная Алла Боссарт.

Но Иртеньев отметил именно меня.

– Маринка – сущий дьявол! – сказал он.

К шапочному разбору подбежал и щелкнул затвором старенький одесский фотограф.

– Немножко опоздал, но что-то все-таки успел, – заметил Максим Кронгауз.

– И снимок будет самый лучший! – добавил Лёня.

Вошли в Днепровский лиман, а там тишина. Только зеркальная гладь с опрокинутыми небесами.

– Пусто, – сказал Игорь Свинаренко, – как в Москве в инаугурацию…

С тех пор как во мне проснулся талант парикмахера, все рвутся ко мне постричься. Даже лысые мужчины. Лёне надоело, он закатил скандал, мол, я под видом парикмахерской устроила притон.

– Почему меня никто об этом не просит? – риторически спрашивал Лёня.

И сам себе отвечал:

– Потому что я так сумел себя поставить!

Вызвала на даче слесаря, тот приехал на тракторе с мотором от “Ламборджини”…

– У меня была приятельница, – рассказывает сестра Наташка, – она работала в морге, замораживала покойников. Веселая, добрая, модница. Бабушки во дворе говорили ей:

“Лена – только ты!” Она отвечала: “Бабулечки, не волнуйтесь, все будете красавицы!”

На вопрос:

– Зачем вы пишете?

Гарсиа Лорка отвечал:

– Чтобы меня любили.

В Доме творчества “Малеевка” режиссер Михаил Левитин жил по соседству с поэтом Яковом Акимом, и они подолгу беседовали. Однажды в комнату Левитина вбежал человек: “Дайте бумаги, я дописываю книгу!” Это был Юрий Коваль.

– Финальные главы “Суера-Выера” он писал на моей бумаге, – рассказывал Левитин. – А потом подарил мне книгу и подписал: “Вашей бумаге – от нашей бумаги…”

Волны любви покачивали театр Эрмитаж, как старый фрегат “Лавр Георгиевич” в океане, на вечере памяти Юрия Коваля. Фотограф-художник Виктор Усков рассказал такую историю:

– Однажды мы с Юрой отправились в путешествие и, как ни удивительно, Юра для этого странствия выбрал покровителями святых Косму и Дамиана. Обычно – Николая Угодника, а тут вот эти двое. И всякий раз, как привал и костерок, – первый тост за Косму и Дамиана. Почему? С какой стати? А чудо заключалось в том, что вскоре после Юриного ухода напротив моего дома через дорогу вдруг появился храм Космы и Дамиана. Я, как проснусь, выйду на улицу – и передо мной Косма и Дамиан. Я туда зайду, свечечку поставлю за Юру…

– А мы, по правде говоря, смотрели не очень на род его занятий, – рассказывала Юля, дочка Коваля. – Ну что-то пишет, какие-то стишки у него напечатали в “Пионере” или в “Мурзилке”, что с того? И удивлялись на бабушку, та подбирала каждый его листочек, – мол, она с приветом немного. Я и сейчас не совсем понимаю, что тут такого…

В Москве у Дины Рубиной собрались поэт Игорь Губерман, писательница Лидия Либединская, режиссер Михаил Левитин и другие достойнейшие люди. Когда я ушла, Левитин спросил: “А это кто?”

– Как? Вы не знаете? Это Марина Москвина, – сказала Дина.

– Понял! – воскликнул он. – Это женщина, которая стрижет Яшу Акима!

– Я вечно поворачиваю руль не в ту сторону, в какую мне нужно, – сказал нам археолог Пётр Грязневич, – зато я всегда вижу что-то неожиданное…

– Не понимаю, – удивляется Тишков, – как может быть взрослый солидный человек, а звать его – Лёня? Или Петя?

Художник Лепин Анатолий Васильевич, живописец трав:

– Слушай, у меня идея насчет тебя, если выгорит – будешь вся в шоколаде. Ты похожа на Цветаеву, тебе ее только в кино играть. У тебя как с дикцией? Ничё? Это облегчает дело. А чё? Бабки заработаешь!..

В моем рассказе “Метеорит” мужик уральский квасил капусту и в качестве гнета капустного, сам того не подозревая, использовал метеорит.