Дорис Лессинг - Бабушки (сборник)
— Ты все испортила, — сказал Иен Роз. — Ты во всем виновата. Почему нельзя было оставить все как есть?
Роз отшутилась:
— Не грусти. Мы будем респектабельными дамами: да, ваши порочные матери решили стать столпами добродетели. Мы станем идеальными свекровями, а потом — чудесными бабушками вашим внукам.
— Я тебя не прощу, — сказал Иен Роз.
А Том прошептал Лил так, чтобы услышала только она:
— Я тебя никогда не забуду.
Это было прощание, почти традиционное. Это означало — наверняка? — что сердце Тома вряд ли разбито навеки.
Свадьба, нечего говорить, была шикарная. Мэри постаралась сделать все, чтобы свекровь, умеющая произвести впечатление, в этот день ее не перещеголяла, но Роз повела себя до крайности тактично и оделась весьма сдержанно. Лил была элегантна и бледна, она улыбалась, и, как только счастливые молодые уехали в свадебное путешествие, она пошла искупаться в заливе. Роз, как ответственная хозяйка, не могла оставить гостей и отправиться с ней. Через некоторое время она отправилась в дом через дорогу, проверить, как там Лил, но дверь в ее спальню была заперта и на стук и крики Роз она не отвечала. Иен в роли шафера произнес приятную и веселую речь, а когда Роз возвращалась от Лил и они встретились на улице, он спросил: «Ну что, довольна?» — и тоже побежал к морю.
Оставшись в опустевшем доме, Роз легла в кровать и наконец позволила себе разрыдаться. Когда в дверь постучали, она поняла, что это Иен, и скрючилась от боли, и укусила собственный кулак…
Как только медовый месяц подошел к концу, Мэри сказала Тому, а он передал матери, что, по ее мнению, Роз следует переехать, оставив дом им. Это было разумно. Дом большой — для семьи. Проблема заключалась в финансах. Давным-давно его можно было потянуть, поскольку район этот никого тогда не интересовал, теперь же место стало популярным, и только богачи могли позволить себе здесь поселиться. Но Роз в безрассудном порыве щедрости отдала дом молодым — как свадебный подарок. Так где же теперь жить ей самой? Второй такой она купить не могла. Поэтому она поселилась в небольшом отельчике на побережье, а это означало, что впервые в жизни она перестала быть соседкой Лил. Поначалу она не могла понять, почему ей так тяжело и печально, почему она чувствует себя столь обездоленной. Роз думала, что это из-за Иена, но потом поняла, что на самом деле не меньше скучает и по Лил. Ей казалось, что она потеряла все, буквально за считаные дни. Но по природе своей она не была склонна к рефлексии: ее, как и Тома, всегда удивляли собственные эмоции — когда жизнь вынуждала ее их заметить. Чтобы как-то справиться с ощущением пустоты и потери, Роз приняла предложение преподавать театральное искусство в университете. Она работала на полную ставку, очень усердно, дважды в день ходила плавать, а вечером принимала снотворное.
Мэри вскоре забеременела. В адрес Иена стали отпускать традиционные шутки, в том числе и Сол: «Ты что же, позволишь приятелю тебя обойти? У тебя когда свадьба?»
Иен тоже много работал. Чтобы не оставалось времени на размышления. Он знал, что такое рефлексия и самоанализ, но эти мысли были для него врагами, желавшими подкосить его. Он запланировал открыть очередной магазин в городе, где жил Гарольд. Отец Тома и его жена тогда ждали очередного ребенка. Иен остановился не у них, а в отеле, но, естественно, ходил в гости, поскольку Гарольд был ему как отец — ну, так он говорил. Там он пересекся с подругой Мэри, которая обратила на него внимание еще на свадьбе. Ханна. Она ему не то чтобы не нравилась, наоборот: ему с ней было приятно и уютно, в ней ему виделась материнская фигура, но сейчас он находился в некоей пустоте с отзвуками эха и совершенно не мог себе представить, что можно заниматься любовью с кем-то, кроме Роз. Каждое утро он купался на «их» пляже, иногда встречался там с ней, здоровался, но тут же отворачивался, словно ему больно было ее видеть — ему действительно было больно. И он все чаще стал ходить на маленькой моторке на пляж серфингистов. Раньше они с Томом бывали там только вместе, но теперь у него появилась Мэри и ребенок.
Однажды, когда Роз вытиралась после купания, к ней подплыл лодочник, он искал именно ее. Он заглушил мотор, оставив лодку покачиваться на мягких волнах, спрыгнул в воду и потащил ее за собой, как собаку на поводке:
— Миссис Стразерс, Иен там опасные вещи вытворяет. Наблюдать за этим, конечно, интересно, но меня это пугает. Если увидите его мать, или, может, сами…
— Да бросьте! Если мужчину, вроде Иена, мать попросит вести себя поосторожнее, она только время потеряет. А я — тем более.
— Но кто-то должен с ним поговорить! Он явно нарывается. Там такие волны — к ним надо с уважением!..
— А вы говорили?
— Я пытался, как мог.
— Спасибо, — сказала Роз. — Я передам его матери.
Она поговорила с Лил, которая объяснила сыну, что тот ходит по лезвию бритвы. Уж если старый лодочник волнуется, значит, дело серьезное. Иен сказал: «Спасибо».
Однажды на закате лодочник приплыл снова, — за Роз или кем-нибудь еще, — но на пляже никого не было, ему пришлось зайти в дом, где оказалась только Мэри, и он сообщил ей, что Иен лежит без чувств на другом пляже, за пределами бухты.
Его отвезли в больницу. Доктор сказал: «Выживешь», но по лицу Иена стало ясно, что он ждал другого прогноза. Иен повредил позвоночник. Но он, наверное, срастется. С ногой дела обстояли хуже, она, возможно, уже никогда не восстановится полностью.
Выписавшись, Иен лежал в постели дома, в той самой комнате, в которой в течение долгих последних лет он лишь переодевался, прежде чем отправиться через дорогу — к Роз. Но теперь в том доме жили Том с Мэри. Он отвернулся к стене. Мать пыталась уговорить его встать, но заставить его заниматься у нее не получилось. У Лил тоже не вышло. Это смогла сделать Ханна. Она приехала навестить подружку, Мэри. Спала она у них, а днем почти все время проводила с Иеном, держала за руку, зачастую из сострадания плакала.
— Для спортсмена, наверное, это очень тяжко, — говорила она Лил, Мэри, Тому. — Понимаю, почему он в таком унынии.
Это было хорошее слово, точное. Она уговорила Иена повернуться к ней лицом, а потом, довольно скоро, вставать и передвигаться по комнате, как рекомендовал врач. Затем он начал выходить и на веранду, а вскоре — и через дорогу, и на пляж — поплавать. Но серфингом Иен заниматься уже не мог. Он навсегда остался хромым.
Ханна целовала его больную ногу, целовала его самого, Иен плакал вместе с ней: своими слезами она давала ему разрешение на это. Вскоре сыграли еще одну свадьбу, даже еще шикарнее прежней, ведь Иена и его мать Лилиан знали многие, их спортивные магазины играли значительную роль в жизни тех городов, где они находились, и их обоих ценили за добрые дела и благожелательность.
