Владимир Ионов - Гончарный круг
Михаил Лукич выхватил из горки поллитровку, сунул ее под рубаху и в два шага очутился на лавке, в красном углу. И глаза свои большие притупил, будто знать ничего не знает.
— Эко, христорадничек какой сидит! Это тебе не копны волокать — Матрене-то отвечать. — Макар вошел в избу довольный, что напугал приятеля. — Щас я ее позову. Эй, Матрена, ну-ко, где ты тута?
— Во-во! — нашелся Михаил Лукич. — Поди-ко, поищи ее, а мы с Денисом щас управимся. Поди-поди!
— Колода, парень, набрякла в бане-то. Токо што вот до стола дойти. — Макар задрал колоду, дескать, гляди, какая она есть.
— То-то, леший вороной! Стопки в горке возьми.
Старики погомонились по дому, собрали маленькую закуску и весело выпили по первой с «легким паром».
— Старики, а ведь вы мне чего-то обещали, — сказал Денис.
— А чего?
— А песни!
— Вота, вспомнил!
— Пока мы одни-то…
— Гость у тебя, Михайла — бородка нижегородка, а ус — макарьевский! Налей-ко вот еще. Вино да водка мужикам дерут глотку.
Денис налил в стопки. Старики хотели чокнуться, но а крыльцо кто-то поднялся, и они, накрыв стопки ладошками, опустили их на лавку, а Михаил Лукич и бутылку спрятал за спину. В избу без стука вошел парнишка в кепке, спущенной на уши, потный до ручейков по щекам — на велосипеде гнал.
— Дедо Миш, тебе письмо дядя Димитрий прислал. Тетка Маня опять девку в капустнице нашарила, — отбарабанил он и спросил без передыху: — А воды у вас нету — пить охота а то.
— Чего она, лешая, плохо рылась в капустнице-то? — спросил Макар.
— А я почем знаю? Тетка Надя Васильева вон дак парня принесла.
— Из магазина, поди?
— Ха, из магазина! — засмеялся парнишка и поднял кепку с мокрого лба, а потом отвернулся — застыдился.
— Ну, дак чего, Михайла? — Макар поднял стопку с лавки. — Имеем-то каким назвали?
— Не разберу, чего пишет. Ну-ко, Дениско, ты погляди.
— Маргарита, кажется. Да, Маргарита.
— Маргарита, мать твою возьми-то! Дак, с Маргаритой тебя, приятель! — И Макар лихо выпил одним глотком. — Хорошая девка будет! Гонца-то, поди, наградить надо.
Михаил Лукич дотянулся до комода, достал лакированную коробку, а из нее шкатулку. И из шкатулки вынул одну маленькую бутылочку.
— Это Димитрию отдашь, Скажи, приду скоро, как управлюсь. А тебе вот свистулю возьми. — И дал парнишке большой глиняный свисток петухом. Надеялся, что внук родится, для него делал. — Приду, скажи, скоро.
Гонец сунул подарки в карманы, опять нахлобучил кепку и скрылся.
Михаил Лукич выставил шкатулку на стол, открыл ее перед гостями:
— Пей, мужики! Матрене одну оставим испробовать, а остальные давай сюды!
— Во, Денис, загуляем-то щас! По экой посудине выцедим! Не с вина, дак с чести закачает! — развеселился Макар, увидев диковинные бутылочки. И хозяин не меньше его разошелся, достал из коробки и оба рога.
— Вота, какие штуковины вырабатывают! — И поболтал рога на цепочках. — Хошь на елку вешай. А, правда, Денис, пошто такие?
— А примеряй-ко себе, — опередил Макар с ответом. — Одну Матрену-то на Стретенский выгон отпускаешь?
— Чего бы умного смолол. Дурного-то от тебя наслышаны, — отмахнулся от него хозяин.
Денис взял у Михаила Лукича один рог, перелил в него водку из стопки и, зажав рог в кулак, стукнул им себя по груди, потом вскинул руку:
— За внуков ваших! — И выпил из рога. — Вот для чего эти штуки. На Кавказе их делают из воловьих рогов, большими, наливают полными, и рог уже не поставишь. А положишь — только пустой.
— Вота! И придумают ведь. Ну-ко, поцеди мне! — подставил Михаил Лукич второй рог, затем повторил картинный жест Дениса и выпил. — Ты гляди! А мы, окромя гребня да пуговицы, ни на што больше рог не пускали. Ну-ко, Макар, бодни рожок.
Пришла Матрена. Глянула на мужиков, звякнула дужкой подойника и ушла за переборку.
— Погоди звякать-то! Димитрий гонца прислал. Поди сюды-то! Манька, чу, опять в капустнице была. Маргаритку нашарила. Откуда токо берет их?
— Все оттуда же! Откуда, главно… — проворчала Матрена, но тут же и подобрела от известия, и даже взяла у старика рожок по такому случаю. Макар живо отвернул головочку у коньячного шкалика, влил его Матрене в рожок. Себе налил водки.
— С очередной внучкой тебя, Матрена Ивановна! И за твое крепкое здоровьице!.. Мои, лешие, куют, веришь — нет? — повернулся он к Денису. — Што ни раз — то молодец. Думал, хошь в третьем колене девки пойдут — нет, все парни. Даве своей говорю: давай хоть мы с тобой внучку себе приспим — артачится!
— Сидел бы, спальщик! Муху-то теперича не выспишь, не токо што. — Матрена ткнула Макара в плечо и хлебнула глоток выдержанного коньяка. По бутылочке-то думала — красное. Закрылась платком, затыкалась, кому бы рог отдать.
— Не бери, мужики! Пущай-ко поставит. Во, как сделано — до дна пока не выцедишь. До дна, мать, давай! — развеселился хозяин.
Матрена поставила рог в чью-то стопку, гулко стукнула старика по спине.
— Гляди на ее, Денис! Говорил, не поставишь!..
Отдышавшись, хозяйка выгнала мужиков на улицу — прибрать надо в доме, так чтобы под ногами не путались.
Глава 14
Они сели покурить в тень, к поленнице. Макар подлжил под себя плаху потолще, откинулся спиной на поленницу, помотал головой, хлопнул приятеля ладошкой по ноге.
— Жизнь у нас с тобой, Михайла, фартовая пошла! Хошь пей, хошь гуляй, хошь к стенке приставляй. Пятьдесят рубликов в месяц идет, кроме приработка, и горя мало! Эх! — он вдохнул побольше воздуху и рванул, было, частушку:
Высоко летает спутник,
Залетел за край небес!..
— Уймись! — остановил его Михаил Лукич. — Праздник, што ли, тебе сегодня какой?
— Это можно и в будень день:
И оттеда прославляет
Мать твою — КПСС!
— Вот и все! Остатнее токо в праздник можно, когда все поют и никто не слушает. Пошли по деревне погуляем? Там осталось чего на столе-то?
— Матрена, поди, убрала.
— В Стретенье слетаем. Автомобиль-от ваш ездит, Денис, али Елку мне запрягать?
— Хватит, мужики. Не исключено, что еще работать будем сегодня.
— Полно-ко, работать! Не овощь огородная — работа-то и год простоит, — сказал Макар.
— Мне щас вот кукиш не сложить, не то што горшок сляпать, — поддержал приятеля Михаил Лукич.
Покряхтывая, озорничая друг над дружкой, старики поднялись на ноги — развеселые оба, довольные. Праздник у них сегодня. Светлый праздник чистой мужицкой души. В кой-то еще будний день выпить можно и чтобы никто не косился, шелапутной мамки дитем не называл!
Макар опять замотал головой, собираясь оторвать частушку, но приятель снова окоротил его:
— Ну-ну-ну! Пойдем лучше по деревне пройдем.
Они пошли за калитку неторопливым и неровным шагом, обстоятельно раскланялись с дедом Александром, торчащим на свей лавке, и Макар не удержался, раскатил-таки на всю деревню:
Эх, высоко летает спутник,
Залетел за край небес!
И оттеда прославляет…
— Денис, ты где? — Макар обернулся, увидел, что гость идет следом, и допел частушку:
Эх, нашу жисть, какая есть!
— Хорошая у нас жисть, Денис, а? Живи — не хочу! Скажи, Михайла, жисть у нас, а!?
Эх, полюбила пешника,
А надо бы скудельника!..
— Нет, жисть, да?! — И у Макара вдруг не хатило слов. Он махнул рукой — такая у него теперь хорошая жизнь.
— На нонешнюю жисть жалобы нет, — подтвердил Михаил Лукич. — А щас бы нам еще по одной, и совсем бы дело было. — Он даже остановился, чтобы решить не сбегать ли и впрямь домой за остатком?
Денис отвлек стариков вопросом:
— А чего там народу столько? — показал он в сторону фермы.
Старики повернули на пыльную дорогу к ферме и пошли, не опуская рук с плеч друг дружки, дескать, пускай видят, что приятели идут.
За фермой стоял машинный гул, толкался народ — чужой и свой, деревенский.
— Почет труду и бог на помощь! — провозгласил Макар, когда подошли к толпе.
Ребятня, скотницы, деревенские мужики привычно ответили «спасибо» и уступили им дорогу к машине, которая, воя от натуги мотором, сверлила широким буром землю. Первый раз заехала такая машина в Пеньки, и вся деревня, кроме разве что Матрены да деда Александра, собралась поглядеть. И надо же, сколько новостей сразу привалило в Пеньки! Вчера кино снимать приехали, сегодня землю сверлят и свет, чу, сегодня же дадут. А все через Михайловы горшки — слыханное ли дело!?
— Гляди, Лукин сын, каку штуку пригнали, — сказал Михаилу Лукичу Кондратий. — Щас она тебе и глины навертит тута, токо собирай.
Ох, завистливый мужик — Кондратий! Иш, придумал: «Лукин сын»! Поди, глины-то не чередной нарочно дал вчера.
