Мариуш Вилк - Дом над Онего
Руслан так заслушался, что мы с трудом оторвали его от бутылки. На прощание Клава дала нам по паре гусиных яиц и большую копченую щуку. Выйдя с нами из дому, она потянула носом и сказала:
— Ой, мокрая тут зима… Не то что в Воркуте…
— Кланяйся от нас Виктору. Пока.
— Пока.
Дальше дорога вилась, как сказка… Масленичная сказка… За Сибовом, куда мы ехали, садилось солнце, и от Онего нам навстречу плыл туман цвета спелой малины. Словно въезжаешь в малиновый мусс. Лысому даже в пиве почудился малиновый привкус. По дороге мы заглянули на сибовский погост — тихое кладбище с видом на Онего. Хотелось бы здесь лежать, когда придет время. Тут хоронили жителей Конды Бережной.
В Сибове тоже зимуют только в одном доме. Необычная пара — Юра и Валюха Песнины (от слова «песня»). Сторожат летний дом Алексея Черепова, мэра города Полярный. У тщедушного Юры золотые руки — великолепно разбирается в любых моторах. Еще он рыбачит. Валя — полная, неизменно в очках с треснувшим стеклом — печет своему Юрке заонежские калитки да шаньги. Оба на пенсии. Юра пьет запоями — из запоя в запой… В пьяном виде начинает хулиганить и рассказывает, как ходил в сельскую школу, которая была в нашем доме в Конде. Там, в классе на втором этаже, жарили на печи хлеб с маслом. Валя с нежностью смотрит на пьяного Юру, а когда того начинает клонить в сон, укладывает рядом с собой на печку, прижимает к пышной груди и поет старый советский шлягер:
Все ждала, надеялась
Сердцу вопреки,
Мы с тобой два берега
У одной реки.
На сей раз Юра, увидав в руке Руслана бутыль бальзама, моментально очнулся и прошептал:
— Валюха, подавай блины. Сегодня Масленица.
Стол у Песниных всегда оказывается накрыт в мгновение ока — как в песне. Блины русские и карельские, на выбор, начинка, какой нигде больше не встретишь, уха густая — хочется сказать: не тройная, а дюжинная, щука под шубой, щука без шубы… шуба без щуки… Да-а-а, карельский бальзам свое дело знает…
Валя держала ритм — выпивала «каждую третью». Юра опрокидывал каждую и всякий раз восклицал: «За мою королеву!» В перерывах между тостами Валюха рассказывала о масленичных традициях Заонежья. Она знает их множество, и рассказчица прекрасная… К сожалению, пора прощаться. Но путь еще не закончился. До Конды шесть верст.
— Когда же мы снова встретимся? — спросила Валя, выходя с нами на крыльцо.
— А какой у вас ближайший праздник?
— Ближайший, говоришь… Плющиха. И выборы Путина — в тот же день. Вот тебе и праздник!
14 марта
А на дворе весенняя капель: капает с навеса, кап-кап, с крыши льет ручьем, с тополей течет (как у Славы из носа) и с березы, капает с сарая, с гаража и с бани, капает на голову в уборной и в сенях течет из щелей в потолке. Всюду стучат капли… Словно весь мир плачет от счастья, что весна на носу.
Заонежцы праздновали Плющиху 14 марта по новому стилю. «На Плющиху погоже — все лето пригоже», — предсказывали по Авдотье погоду на все лето. Это ее именины приходятся на первый день весны (по старому стилю), когда в Древней Руси праздновали Новый год. Ведь весной начинается в деревьях движение соков, проклевываются из земли ростки и трава зеленеет. Словом, весна — начало вегетации, что для крестьянского Заонежья имело первостепенное значение. Поэтому Авдотью Плющиху — пускай под снегом, а порой и в мороз, но все равно весеннюю — праздновали шумно и весело. Плющиха даже вошла в одно из заонежских сказаний.
Дело было так.
Однажды трава на заонежских лугах не зазеленела, нечем стало кормить скотину… Мужики осерчали на Николу весеннего, отвечающего за урожай на пастбищах, и созвали сход. Написали жалобу Богу Саваофу. В рай с жалобой послали старосту.
Приходит староста в райскую канцелярию, а там за большим столом сидит сам Бог Саваоф, мрачный, словно с похмелья. Кирилл и Мефодий у него секретарями служат, Мария Магдалина на пишущей машинке стучит, а Михаил-архангел — курьером. Староста перекрестился, поклонился, молвил: «Здравствуйте» — и подал жалобу Мефодию. Тот подсовывает ее Богу Саваофу, однако Бог грамоте не обучен, велит читать ему вслух. Мефодий читает. Бог Саваоф разозлился, да как хватит кулаком по столу — Мария Магдалина аж на стуле подскочила. Зовет Николу.
Тот примчался, выслушал жалобу и буркнул, что не его это вина — святой Георгий виноват, ручьи вовремя не отпустил. Сказал так и, как ни в чем не бывало, повернулся и отправился к мученице Варваре пиво допивать.
Послали за святым Георгием — тот на коне прямо в канцелярию въехал и заорал с порога, что это не к нему претензии, а к преподобному Алексию, человеку Божьему, что вовремя родники не открыл. Саваоф разъярился так, что Мария Магдалена, бедняжка, от страха опечатку в райском указе сделала, а архангел чуть с крыши не свалился и опрометью кинулся за Алексием. А человек Божий со вчерашнего дня лежит колодой, бездыханный. Наконец архангел его добудился, преподобный Алексий очнулся и с трудом добрел до райской канцелярии. Но вместо того чтобы спросить, зачем его вызвали, поинтересовался, не найдется ли пивка — похмелиться.
Все захохотали, даже Саваоф немного отошел и спрашивает: «Ты почему родники не открыл?» А Алексий ему, что вовсе даже и открыл, только воды в них не было, потому что Вася Капельник не дал. Тут уж Саваоф окончательно вышел из себя! Велел привести Капельника. А тот едва живой — всю ночь у Варвары с Николой и Алексием, человеком Божьим, пили. Увидав, что Василий лыка не вяжет, Саваоф заорал, что, мол, сам пьет, а людям воды капнуть не удосужился. Капельник бормочет, что нечего было бабу до такого важного дела допускать — кабы Авдотья Плющиха плющила, было бы с чего капать.
Позвали Плющиху. Бог Саваоф как заорет: «Ты, такая-сякая, мало того, что спаиваешь вместе с Варькой моих пророков и апостолов так, что они о Божьем мире напрочь забывают, так еще и бездельничаешь!» Но Плющиху так просто не возьмешь, она за словом в карман не полезет. Руки в боки — да как завизжит, у всех обитателей рая аж уши заложило: «Чего ты ко мне прицепился, старый хрыч, погодой ведь Илья занимается — как я буду плющить, если он зимой снегу не насыпал? А что до твоих апостолов и пророков, так ты сам к нам каждый день таскаешься — якобы кружечку пива пропустить. Надерешься да начинаешь приставать к Деве Марии!»
Тут Бог Саваоф смутился и понял, что к этой бабе на кривой козе не подъедешь. Велел Мефодию писать резолюцию: жалобу мужиков «оставить без последствий». Вместо подписи поставил крестик и отдал старосте.
Староста воротился на землю, показал резолюцию заонежским мужикам. Те прочитали раз, прочитал другой, печально покачали головами и больше на Николу не рассчитывали.
А сегодня у заонежских мужиков проблем с травой нет. Колхозные поля давно в запустении, колхозные стада вырезали (и съели). Трава теперь без надобности. Более того — заонежские мужики живут точь-в-точь как обитатели рая в этой байке. Подлечат вчерашнее похмелье пивком, пошатаются туда-сюда, поглядывая, где что еще можно свистнуть, ни за что не отвечают… и каждые четыре года выбирают президента.
15 марта
В Заонежье выиграл Путин (84 %!). С легкостью отправил конкурентов в нокаут.
— Он нас всех возьмет голыми руками, — бормотал вчера один местный в Великой Губе, покачиваясь с бутылкой пива возле избирательного участка, — у него ж черный пояс по дзюдо.
Что бы ни орали московские крикуны, что бы ни твердили заграничные писаки, а народ в глубинке Владимира Владимировича уважает! Столичные демагоги и олигархи в изгнании возмущаются: Путин, мол, узурпировал власть! Западные публицисты им вторят: президент, мол, — бывший кагэбэшник! Но ни те ни другие не желают принять к сведению, что большинство россиян поддерживают своего президента.
Вот и вопрос: что тут, в России, с демократией?
«…Вы спрашиваете меня, — писал сто лет назад из Вытегры поэт Клюев московскому знакомому, — знают ли крестьяне нашей местности, что такое республика, как они относятся к царской власти, к нынешнему царю, и какое общее настроение среди них? Для людей вашего круга вопросы эти ясны и ответы на них готовы, но чтобы понять ответ мужика, особенно из нашей глухой и отдаленной деревни, где на сотни верст кругом не встретишь селения свыше двадцати дворов, где непроходимые болота и лесные грязи убивают всякую охоту к передвижению, где люди, зачастую прожив на свете восемьдесят лет, не видали города, парохода, фабрики или железной дороги, — нужно быть самому «в этом роде». Нужно забыть кабинетные теории зачастую слепых вождей, вырвать из сердца перлы комнатного ораторства, слезть с обсиженной площадки, какую бы вывеску она ни имела, какую бы кличку партии, кружка или чего иного она ни носила, потому что самые точные вожделения, созданные городским воображением «борцов», при первой попытке применения их на месте оказываются дурачеством, а зачастую даже вредом».
