Ричард Бротиган - Следствие сомбреро
«Жизнь загадочна», – подумал юморист, очень бережно и счастливо подбирая волос. Так, что крайне затруднительно стало волос уронить.
Иными словами: он взял в свои руки одинокую нить японского волоса.
Пилот
А тем временем в корзине для бумаг…
два вертолета, один с капитаном, командующим силами полиции штата, другой с губернатором, направлялись к городишке, где воцарилась преисподняя.
Губернатор очень быстро трезвел.
«Я не допущу, чтобы это превратилось в очередную Аттику», – думал он про себя.
Он обернулся к одному из помощников в вертолете и спросил, сколько еще лететь до места.
Помощник спросил пилота.
Пилот сказал:
– Что?
Он был в шоке.
– Сколько еще лететь до места? – повторил помощник, недоумевая, что это такое с пилотом.
– А, я думал, вы что-то другое сказали, – сказал пилот.
– Что, по-вашему, я сказал? – спросил помощник.
– Ничего. Я просто подумал, вы что-то другое сказали, – сказал пилот. Ни за что на свете он не сообщит губернаторскому помощнику, что, как ему почудилось, помощник сказал. Его тогда лишат летного свидетельства. Пилот такого поворота не хотел, а потому прикинулся дуриком. Пускай лучше сочтут дуриком, чем психом.
– Сколько еще лететь нахуй до места? – гаркнул губернатор помощнику, хотя губернатору несложно было спросить самого пилота: губернатор сидел рядом с пилотом, а помощник у пилота за спиной.
Пилот начал было поворачиваться к губернатору и отвечать, но успел поймать себя на этом, чуточку повернул голову к помощнику за спиной и сказал:
– Минут пятнадцать.
– Пятнадцать минут, – сообщил помощник губернатору.
– Пятнадцать минут, – повторил губернатор, все раздумывая об Аттике.
Официантка
Капитан в своем вертолете был не слишком счастлив. Ему нравился предыдущий губернатор штата, капитан с ним прекрасно ладил.
Нынешнего губернатора капитан недолюбливал, и отношения у них навсегда сложились в лучшем случае натянутые.
Капитан недолюбливал губернаторское обеденное питие, да еще губернатор в столице встречался с официанткой, хотя женат и у него трое детей.
Губернатор очень тщательно скрывал свои отношения с официанткой, но все равно прорва людей, которым не полагалось об этом знать, об этом знали.
Вертолет мчался по небу, поднося капитана все ближе к спятившему городку, а капитан все сильнее переживал из-за губернаторского пришествия.
Капитан считал, что все это показушная рисовка и ничего хорошего не выйдет, вообще ничего.
Почему этот ебаный клоун не мог остаться в столице, напиться, трахнуть свою официантку, а полицейским делом дать заняться полиции?
Весна
Во сне Юкико в Сиэтле был чудесный весенний день. Она шла во сне, а цветы расцвечивали нарождавшуюся небывалую сочность буйной зелени.
Юкико была на полпути к дому подруги.
Она шагала в гости к лучшей подруге: белой девушке, с которой до сих пор переписывалась и виделась раз в год в Сиэтле или в Сан-Франциско.
Во сне Юкико было пятнадцать лет.
Монотонно лил дождь. Немножко холодный, но одежда защищала от дождя, так что Юкико было удобно. Дождь холодный, но ей тепло и сухо.
Она несла зонтик.
Этот зонтик отец привез ей из Японии, поэтому Юкико несла зонтик нежно.
Как уже упоминалось в предыдущей главе, отец ее был во сне присутствием. Он не имел физического тела. Он был всем, чего не увидишь во сне. Он еще не покончил собой, поэтому во сне существовал живым.
Вот и все.
Во сне он был живой.
Его живость была всем, чего не увидишь во сне Юкико.
Любовь
Слово «Аттика» болталось в губернаторовой голове мысленным облаком из комикса, когда губернатор посмотрел в окно вертолета и увидел другой вертолет.
– Вон капитан, – сказал помощник, тоже заметив вертолет.
– Да, капитан, – сказал губернатор – судя по голосу, он не выносил капитана. Они с капитаном друг к другу любви не питали.
Перед ними возникал городок.
Полета оставалось всего несколько минут.
Капитан поглядел на губернаторский вертолет. Между ними было всего с четверть мили. Вид губернаторского вертолета не обрадовал капитана.
– Ять, – сказал капитан.
Затем по вертолетному радио связался с подразделением полиции штата на земле возле города.
– Что там у вас творится? – спросил он.
– Эти люди все спятили, – последовал ответ.
– Ну, я этим займусь, – сказал капитан.
Он был крайне дельный хранитель правопорядка. И еще немного самоуверенный. Самоуверенность была одним из последствий отказа от алкоголя.
Внезапно капитан заметил, что вертолеты сильно сблизились. Всего каких-то сотня ярдов.
– Мы не слишком близко, а? – спросил он пилота, махнув на губернаторский вертолет, летевший рядом в небе.
– А, да нет. Все в норме, – ответил пилот. В ту же самую секунду губернаторский пилот уверял помощника, что они не слишком близко.
– Не беспокойтесь, – сказал пилот помощнику. – У меня же ценный груз.
«А если выйдет очередная Аттика? – думал про себя губернатор. – Да меня помидорами закидают. У меня столько денег на перевыборы, нельзя их прохлопать».
Одежда
Очень довольный, американский юморист сел с волосом на диван. Держал волос в своих руках. Больше его не потеряет. Он немножко посидел и отдохнул. Ища волос, он взаправду сильно перенапрягся.
Но это теперь в прошлом.
Волос больше не потерян.
Он его нашел и был доволен.
Он посмотрел на волос в своей руке.
Вот тогда и завелось воображение.
Волос стал мостиком между ним и его потерянной японской дамой. Он подумал о том, как впервые коснулся ее волос. В тот вечер, когда познакомился с нею в баре и они вместе пришли в его квартиру.
Она сняла одежду первая и лежала в постели, ждала его, наблюдая, как он заканчивает раздеваться.
Потом он лег к ней в постель.
Когда их тела впервые соприкоснулись под одеялом, он словно тронул электричество. Абстракция мигом сменилась электричеством прикосновения к японке.
Потом слегка закружилась голова.
«Я в постели с японкой», – подумал он.
Внезапно это стало очень нереальным, хотя он чувствовал, как ее тело прикасается к нему. У нее была такая же кожа, как у любой другой женщины, но подобной кожи он никогда не ощущал.
Она протянула руку и мягко положила ему на живот, а он автоматически потянулся к ней, и ладонью обхватил ее затылок, и обратил в нее тело, и приблизил ее рот, и тихонько поцеловал в губы.
Вот так он впервые коснулся ее волос. Очень уверенно, одним элегантным движением. Ее это возбудило. Она и не думала, что в постели он будет таков. А потом он два часа занимался с ней любовью. Очень умело, но совсем не механически.
Она была рада и потрясена, и пережила два замечательных оргазма. Как правило, у нее случался только один оргазм, и ее удивил второй. Когда у нее бывал второй оргазм, он обычно получался крошечным, но с юмористом второй оргазм оказался мощным, как первый, и она едва не кричала.
Он удивлялся, что она так шумит, занимаясь любовью. Он думал, во время секса она будет очень тихая, потому что она вообще была тихая.
Ее стоны его возбуждали. Очень волновали его – до того были несообразны.
Когда они занимались любовью, он непрерывно баюкал и гладил ее волосы, и волосы будто ласкали его в ответ.
Когда, наконец, они долюбили друг друга и молча лежали рядом, касаясь абстрактно, ибо страсть выжала всю реальность из их тел, ему чудилось: он побывал там, где никогда не бывал, и единственный пропуск туда – японка, что стонала, и вздыхала, и вновь стонала, чуть не до крика, пока он занимался с ней любовью.
Вот так он впервые касался ее волос.
Однажды он ее укусил – нежно, в самый раз, чтобы она зашелестела, словно две ветки сакуры потерлись друг о друга в ночи средь весенней грозы под тяжким теплым ветром, что дует повсюду.
Два года спустя он сидел, держа нить ее волоса, пялясь на него, как помешанный.
Молчание
Двое полицейских штата с земли наблюдали приближение вертолетов.
– Что-то впритык эти вертолеты, – сказал один.
– Да уж, – сказал второй.
Он был крупный, сильный, храбрый, верный офицер, но не славился мощью мышления. Обычно поддакивал, что бы ни говорили другие.
– Прямо даже не по себе, – сказал первый офицер. – Там наш капитан и губернатор. Какого рожна они впритык? Мне это не нравится.
Не-самый-умный офицер лишь потряс головой. Он не находил в ней слов, дабы согласиться с тем, что было сказано, поэтому лишь тряс головой.
Да и вообще вполне сойдет за реплику. Иногда офицер недоумевал, зачем людям разговаривать. Если б люди не разговаривали, он бы не нервничал, соображая, как бы так им ответить.
Разговоры – пустая трата времени, вот как он рассуждал.
Три или четыре раза он арестовал людей, не молвив им ни словечка.
– Что я сделал, офицер?
