Давид Малкин - Король Давид
Давид Малкин - Король Давид краткое содержание
Король Давид
Книга вторая из серии «Золотой век еврейской истории»
(издание второе, исправленное)[1]
Посвящение:
Израилю, моей прекрасной стране, с каждодневной благодарностью. Иерусалиму, без которого моя жизнь – при любом сюжете – была бы невыносимо провинциальной.
Ты посещаешь землю и утоляешь
жажду её, обильно обогащаешь её.
Поток Божий полон воды.
Ты приготовляешь хлеб, ибо так устроил её.
Наполняешь борозды её, выравниваешь глыбы,
размягчаешь её каплями дождя,
благословляешь произрастанием её.
(Теѓила [Псалом], 65:10,11). Пер. Менахема Захарони.
Признание Бен-Цви, королевского писца
Уже не одно десятилетие мои глаза и уши встречают такое словосочетание: «переселение душ», но ни разу я не размышлял над ним и уж во всяком случае, не соотносил его с собственной судьбой. Теперь я знаю свою жизнь и назначение моего пребывания среди живущих ныне израильтян. Не будь я в прошлом писцом при храме, построенном королём Шломо, мне бы никогда не написать историю жизни древнееврейских королей.
Шауль, Давид, Шломо… Как и праотцы наши, они определили национальный характер народа. Когда я рассказываю о моих королях, я разделяю их так: Шауль – воин, Давид – основатель государства, Шломо – строитель Храма. А когда думаю о них, я вижу: вот – земля, это – Шауль. Вот на земле Страна Израиля, это – Давид. Вот – небо, это – Шломо…
Итак, Господь решил, что пришло время родиться этим книгам, и избрал для такой работы меня. Он дал мне новую жизнь в огромной языческой стране. Родители, перебравшись в столицу, записали меня Дмитрием, хотя оставшийся в белорусском местечке дед требовал, чтобы младенца нарекли Давидом. Такова была традиция нашего рода: все мужчины в нём были или Давиды, или Цви, ставшие позднее Гиршами, а ещё позднее – Григориями. Незадолго до моего рождения умер прадед Давид, и значит, я должен был стать Давидом, сыном Цви.
Но родители поступили иначе. Они сохранили в моём имени только первую букву, "Д". Так я стал Дмитрием Григорьевичем и сорок лет тратил жизненные силы на то, чтобы прижиться в той языческой стране, поверить в её кумиров. Но не получилось. Чужая земля отторгла меня, а судьба вознесла в страну моих королей, потому что так было предначертано Господом.
Поселившись в Израиле, я однажды сел в автобус и поехал в Иерусалим. Войдя в Старый город через Яффские ворота, я остановился перед указателем. На стрелке, направлявшей меня налево, значилось: «Ул. Св. Димитрия», а на той, что указывала прямо, было написано «Ул. Давида». Я нисколько не удивился и пошёл налево, угадывая, что вот сейчас завершится подготовительный виток к той жизни, для которой возродил меня Господь. Улица Св. Димитрия петляла между патриархиями и христианскими соборами. Для меня они были памятниками долгого пребывания на чужой земле. Не дойдя до конца улицы, я возвратился к указателю у Яффских ворот и уверенно двинулся прямо по улице Давида. Через несколько минут она привела меня к Стене Плача. Теперь все круги моей жизни замкнулись, и все параллельные дороги пересеклись в том месте, где я не раз стоял в прошлой жизни. Я узнавал запахи разогретой солнцем пыли, спотыкался о знакомые камни и почёсывал старые ушибы. Кожа обрадовалась прикосновению тепловатого иерусалимского воздуха в тени под стенами домов, захотелось пить, и я знал, где найду колодец. Не колеблясь, я снял туфли и босиком пошёл к Мусорным воротам, чтобы выйти за Турецкую стену. Пейзаж вокруг был мне незнаком, но я уверенно спускался по склону горы, хотя добраться до её подножья уже не смог: пятнадцатиметровый слой мусора цивилизации поглотил любимые места моих прогулок вдоль ручья Кидрон.
Господи! Я не был здесь три тысячи лет, это – миллион дней. Позволь мне ещё одну, последнюю проверку. Вон там, под старой Ивусейской стеной, есть выемка в скале – туда я прятал каждую неделю глиняные черепки, на которых делал заметки для будущих летописей о короле Давиде. Неужели я их там найду, ведь рядом с моим тайником копали археологи – вон их табличка: «Площадка «G»! Господи, дай мне найти мои черепки…
Да вот же они!
«Я приступаю к этим записям, поражённый тем, что пережил кончину великого Давида и дотянул до старости, которая пришлась на дни умиротворения, изобилия и строительства Храма. Король Шломо просил меня записать для будущей храмовой библиотеки всё, что вспомню о каждом событии, случившемся в дни правления его отца. И я ему обещал – ведь я рождён был затем, чтобы в старости начать и завершить рассказ о тех днях короля Давида, коим Господь назначил меня свидетелем.
Это занятие захватило меня, воспоминания увлекли, и мне стала в радость работа писца. Король Шломо пожелал назвать хроники «Рассказы тех дней». В них будут, кроме моих воспоминаний, родословные двенадцати наших племён и тринадцатого – племени священников Леви, списки выделенных этому племени городов-убежищ и законы службы в Храме – их сейчас вводит наш первосвященник Цадок. Мне пришёлся по душе замысел Шломо поместить в тех же хрониках списки королей, правивших за Иорданом, в Аммоне, Моаве и Эдоме – государствах, покорившихся мечу Иоава бен-Цруи, командующего армией Давида.
Я поднимаюсь с восходом солнца и, едва закончив омовение, утреннюю молитву «Шахарит» и трапезу, спешу прочитать вчерашние записи перед тем, как их продолжить.
Когда будущий летописец станет составлять хроники короля Давида, пусть следует нашим Священным свиткам, но и присовокупит к ним мои записи – ведь я находился при Давиде неизменно от первой нашей встречи и до смерти великого короля в его городе».
Теперь и ты, читатель, знаешь мою тайну, а я понимаю, почему мне так трудно с моими современниками даже в собственной семье, зато ничего не стоит подойти и расспросить любого из воинов Давида о недавнем походе или задать вопрос первосвященнику Цадоку.
Вчера в Иерусалиме я встретил Рицпу, наложницу короля Шауля, на том самом месте, где Давид разрешил ей похоронить сыновей, повешенных гивонитами. А сегодня лицо её появилось в газетах. В них Рицпу называют новой репатрианткой из Йемена. Из Йемена… До сих пор такие зелёные глаза я встречал только у Рицпы и полудиких иерусалимских котов.
Когда служил в Армии обороны Израиля, и мне выпадала охрана лагеря в ночную смену, я разглядывал лица солдат, догадываясь, что время не изменяет спящих. Такими же были они у воинов Иоава бен-Цруи, храпевших под стенами Раббы, и у сыновей Шауля, уснувших на разогретом солнцем ячменном поле.
Мне кажется, в толпе празднующих у Стены Плача бар-мицву, то есть тринадцатилетие мальчика, я видел Бат-Шеву, жену Давида, только у неё на шее помещалось столько бус!
В прошлой жизни я не успел завершить мою работу. Господь возвратил меня к ней, и только по окончании её я уйду из мира живых на совсем иные дороги Божьего мира.
Итак, сначала хочу вспомнить всё, что слышал о Давиде, прежде чем встретил его в Ивусе – городе, только что завоёванном иврим.
***
Часть I. Хеврон
Глава 1. Кто этот юноша? Кто он?
По окончании недельного траура по Шаулю и всем иврим, павшим в сражении у горы Гильбоа, Давид и с ним несколько сотен воинов с семьями, скарбом и стадами овец покинули селение Циклаг. Многие происходили из племени Йеѓуды, и когда стало известно, что Бог велит им с жёнами и детьми идти в Хеврон, их главный город, они обрадовались, и стали громко обсуждать слух о скором провозглашении Давида королём вместо Шауля, да будет благословенна его память!
Однако, подойдя к Хеврону, Давид решил, что всем воинам сразу нельзя туда входить, прежде чем закончатся переговоры с советом старейшин города, возглавляемым старцем Бецалелем: появление такого множества вооружённых людей может быть понято как желание захватить город. Поэтому Давид приказал всем оставаться в стане на горах у Южных крепостных ворот, а о нём не беспокоиться – его охранит Бог. Только несколько старейшин племени Йеѓуды: главный советник Давида Ахитофель по прозвищу Мудрейший, священнослужитель Эвьятар и братья Бен-Цруи – отправились в Хеврон, чтобы по древнему обычаю участвовать в совете племени.
Вместе с ними Давид заночевал в шатре на окраине города.
Десятый месяц года* заканчивался затяжными дождями.
