Давид Малкин - Король Шаул
Давид Малкин - Король Шаул краткое содержание
Давид Малкин
Король Шаул
(Издание второе, исправленное и сокращённое)
Предварение
Я вижу твоё удивление, читатель: почему «король», а не «царь» и почему Шломо, а не Соломон? Роман написан по-русски, а русская традиция увековечила: «царь Саул», «царь Соломон». Но в Иерусалиме, где происходит действие романа, я более чем за тридцать лет жизни ни разу не встретил ни единого Саула, Самуила или Соломона. Зато на каждой улице живут Шаулы, Шмуэли и Шломо. Постарайся привыкнуть к тому, что персонажи моих романов – древние евреи, и у них «экзотические» имена.
Слово «царь» пришло в русский язык из латыни, с именем императора Юлия Цезаря. Царями именовались прежде всего монархи, правители держав – самодержцы. Этот же термин сохранялся для женщин: царица Савская[1], царица Клеопатра, царица Тамара. За что была оказана такая же честь первыми переводчиками Библии на русский (с греческого, а не с оригинала!) Шаулу, Давиду и Шломо – не знаю, но термин этот явно не подходит небольшому древнееврейскому государству. Царь – это Иван Грозный, самодержец Руси, но не Давид, управлявший несколькими городами и десятком селений.
От другого имени – Карла Великого – осталось в русском языке слово «король» для европейских монархов периода активной западной истории: войн, интриг, перекраивания пограничных земель, бунтов, искусства и философии. Таковы были и древнееврейские государства периода, о котором мои романы.
И Цезарь, и Карл Великий родились через много столетий после Давида, а значит, право выбора между «царством» и «королевством» остаётся за нами с тобой, читатель. Я предпочёл «король», оставив «царство» для Святой земли, но не для смертных её правителей: Царство Божье. Да ведь на современном Ближнем Востоке и нет царей – одни короли: саудовский, иорданский, король Марокко. Так их и называют газеты.
А «иврим»... Большинство учёных полагают, что именно так называли евреев три тысячи лет назад: «народ, пришедший из-за реки» (вероятно, из-за Евфрата). Если это и неверно, то другого названия у нас нет: «иудей» тогда означало принадлежность к племени Йеѓуды, «израильтянин» – к одному из северных племён, скорее всего, к Эфраиму. О таком новом слове, как «евреи», в период Первого Храма говорить ещё слишком рано.
Это мучение и для писателя, и для читателей – первый раз писать на иностранном языке (в данном случае – на русском) библейские термины и собственные имена. Но надо же когда-то начинать. Если на иврите написано: «Бная бен-Иояда», а в синодальной транскрипции: «Ванея», у меня закрадывается подозрение, что монах-грек, переводивший эту Книгу Царств на русский, был не вполне трезв. Так и получилось: написано «Бат-Шева», переведено «Вирсавия», написано «Шмуэль», переведено «Самуил» и т. д. Но нету у евреев и никогда не было Вирсавий и Ванеев!
При всём уважении к традиции, я вижу, что такие слова, как «колена» не пошли дальше Библии, а значит, в русском языке не привились, и придаю им их истинный смысл: «племена», вернув слово «колено» анатомии. Я внимательно слежу за поисками эквивалентных терминов и собственных имён моими коллегами – первопроходцами поневоле (прежде всего, в русскоязычной десятитомной «Еврейской Энциклопедии») и вынужден был в этом романе-жизнеописании короля Шломо смиренно вернуться к «неправильным, но въевшимися в память» терминам и названиям: «Египет», «филистимляне», «Дамаск». Но есть же «красная черта»! Если русский читатель встречал имя «Самей» в завещании короля Давида сыну Шломо, а потом, читая в подлиннике, увидит, что отмщён был «Шими» – как он должен догадываться, что казнён был именно тот человек, о котором говорил Давид?
Так зачем нам эти загадки при постижении Ветхого Завета? Торы?
По таким вот соображениям, я и предлагаю читателю вместе со мной начать привыкать к тому, что Танах был написан на древнееврейском языке и повествует не о греках или викингах, а о древних евреях, и поэтому не «Иисус Навин», а «Йеѓошуа бин-Нун» и не «Фамарь», а «Тамар».
О названиях месяцев
Современная наука полагает, что названия месяцев «нисан», «адар», «ияр» и т. д. древние евреи принесли с собой из вавилонского плена, то есть столетия спустя после описываемых в романе «Король Шаул» событий. Поэтому я принял за основу самый древний из найденных археологами в Эрец-Исраэль календарей, так называемый «Земледельческий календарь из Гезера», где месяцам дано цифровое обозначение. На этот же календарь ссылается Танах: «И Господь говорил Моше в пустыне Синай в Первый месяц второго года после исхода их из земли Египетской...» («Числа» (Бемидбар), 9:1).
Приблизительную связь между «Земледельческим», «вавилонским» и современным календарями читатель сможет найти в следующей таблице:
Тексты Танаха приводятся в переводе Д. Иосифона и выделены курсивом. То же мидраши.
Часть I. Явеш – Гил’ад
В те дни не было короля у Израиля,
каждый делал то, что ему хотелось.
«Судьи» (Шофтим), 21:25.
Глава 1
В 2736 году от сотворения Мира весна добралась до заиорданской земли Гил’ад, населённой племенами Реувена, Гада и Биньямина, только к концу Первого месяца[2]. Ночи всё ещё были студёными, и в селениях на границе с пустыней люди и овцы спали вповалку, согревая телами друг друга. В наделах, оказавшихся ближе к лесам, сохранились запасы веток. Их добавляли к сушёному помёту и так отапливали дома или устраивали общий костёр, собирая вокруг него всех жителей. Эту зиму, с сильными ветрами и нескончаемым дождём, население восточных окраин Страны Израиля провело в полусне. Не чинились крыши, не замазывались трещины и щели в стенах. Водяные потоки прорывали дыры в песчаных насыпях, проваливались дома, а люди бездействовали. Они жевали зерно из последних запасов, запивали водой, когда её удавалось подогреть, а чаще – козьим молоком. Коз доили дети, а взрослые больше лежали и мечтали о весне и о празднике Песах в середине Второго месяца или ссорились, выясняя, чей черёд загонять домой скот. Нищета здесь свирепствовала вместе с болезнями, поражавшими то людей, то овец, и соседи – враги-кнаанеи ждали, пока ивримские[3] селения совсем уже вымрут, и можно будет завладеть их колодцами. Не спешили в эти края и кочевники из Заиорданья, хотя больше не опасались встретить в Гил’аде сопротивление – знали, как много мужчин не вернулось домой после войны с Филистией[4].
Наконец наступил Второй месяц, и солнце – ещё несильное, неяркое, будто его облили молоком и не обтёрли, – стало задерживаться над пустыней с каждым днём всё дольше. Гил’адские селения ожили, зашевелились, начали чинить дома и колодцы, копать ямы, чтобы сберечь воду последних дождей. Все, кто мог двигаться, выходили собирать траву, сажать овощи, подрезать виноградные лозы, окапывать оливы и снимать стручки рожковых деревьев – в том году их урожай был обилен. В селениях, где мужчин сохранилось больше, ожили мелкие домашние плавильни и кузницы – большие строго запрещались оккупантами-филистимлянами. Здесь чинили лемехи плугов и мотыги, отливали из меди и бронзы ножи и наконечники стрел, чеканили украшения. Возобновились базары – на них иврим выменивали у кочевников семена и оливковое масло, отдавая за них овец и коз. Уже ждали купцов издалека с разными товарами: от сушёной рыбы до крашеного полотна.
На рассвете на глиняные стены селений поднимались люди и оглядывали окрестности. Среди песков сверкали тёмно-сиреневые осколки базальта, на горизонте набухали холмы просыпающейся пустыни, а вдоль русел холодных ручьёв колыхались свежие лопухи. Дневное солнце выравнивало цвет, будто набрасывало на землю бычью шкуру, но каждое утро Божий мир строился заново, возвращая себе свет и краски.
Иногда на ближайший к селению холм поднималась прекрасная ослица. Покров белой шерсти на её брюхе трепал ветерок, острые уши были нежно-розовыми, а надо лбом задерживалось кольцо пара. Появление ослицы было для жителей селения добрым знаком. Не сразу, но непременно из-за её спины появлялся мальчик-погонщик и стоял в оранжевом пятне на вершине холма, дрожа и поджимая под себя то одну, то другую ногу. Если иврим, увидев мальчика, отворяли ворота, он подавал знак своим, и несколько нагруженных верблюдов, а за ними мужчины в халатах и платках выплывали из песков, подходили под стену селения и показывали руками, что они – купцы и пришли с миром.
Их пускали внутрь. Лица гостей бывали серыми после ночей, проведённых в пещерах. Войдя в селение, они спрашивали иврим о здоровье и, в свою очередь, объясняли, что их боги были милостливы, и в эту зиму смертей в племени было не много. Начинался обмен подарками, хождение в гости, и через несколько дней караван, напоив верблюдов и ослов и набрав воды на дорогу, шёл дальше по Царскому тракту на юг, в Египет, или на север, через Хацор в страны Арама.
