Пол Скотт - Жемчужина в короне
До 1942 года мисс Крейн прожила в Майапуре семь лет, и за это время там перебывало много европейцев. Окружной комиссар мистер Уайт и его жена находились здесь всего около четырех лет, с 1938 года, когда ушел в отставку предыдущий окружной комиссар, сварливый вдовец по фамилии Стэд, разобиженный тем, что не получил ни повышения как комиссар, ни назначения в секретариат. Заместитель окружного комиссара и его жена — мистер и миссис Поулсон — прибыли в Майапур еще немного позже. Поулсоны были давно знакомы с Уайтами. Уайт даже сам попросил, чтобы Поулсона назначили его заместителем. Начальник полиции округа Роналд Меррик был холостяк, молодой человек, порой, как говорили, не в меру ретивый по службе, в клубе — спорщик и забияка, но кумир незамужних молодых женщин. Он проработал здесь всего два года. Один лишь председатель окружного и сессионного суда, который вместе с комиссаром и начальником полиции составлял триумвират гражданской власти округа, пробыл в Майапуре столько же времени, как мисс Крейн, но он был индиец. Звали его Менен, мисс Крейн ни разу с ним толком и не разговаривала. Менен был другом леди Чаттерджи, жившей в том конце кантонмента, что выходил к мосту Бибигхар, в доме Макгрегора, получившем свое название от некоего шотландца, который заново построил его на фундаменте дома, построенного каким-то раджей в те дни, когда Майапур был еще туземным княжеством. Этого раджу свергли в 1814 году, а его земли, аннексированные Ост-Индской компанией, влились в провинцию и составили второй по размерам и по значению из двух десятков ее округов.
Леди Чаттерджи играла ведущую роль в индийском светском обществе Майапура, однако мисс Крейн почти не была с ней знакома. Они встречались на приемах у окружного комиссара, но в доме Макгрегора мисс Крейн не была ни разу, хотя дом этот, как говорили, был единственным, где англичане и индийцы встречались как равные или, вернее, индийцы держались не слишком опасливо, а англичане — не слишком скованно. Мисс Крейн, в сущности, не жалела, что не бывает в доме Макгрегора. Леди Чаттерджи, по ее мнению, переняла от Запада много лишнего, в частности снобизм, как интеллектуальный, так и социальный. Послушать ее за обедом у окружного комиссара было забавно, но потом в гостиной, когда женщины ненадолго оставались одни, леди Чаттерджи принималась задавать им вопросы, рассчитанные, как казалось мисс Крейн, на то, чтобы уличить их в принадлежности к недостаточно знатному кругу в Англии и недостаточном умении ориентироваться за границей, после чего погружалась в надменное молчание и уже не вмешивалась в болтовню английских дам, а спокойно ждала, когда в гостиную явятся мужчины и ей опять представится возможность всех смешить блестками своего остроумия. При мужчинах леди Чаттерджи казалась английским дамам проще в обращении. Мисс Крейн решила, что все они ее побаиваются. А леди Чаттерджи, по ее наблюдениям, хоть и не боялась их, но все время была настороже и по-своему не менее чопорна, чем сами англичанки. Сама мисс Крейн, казалось, была ей совершенно безразлична: возможно, равнодушие это объяснялось тем, что в первый же раз, как они встретились, леди Чаттерджи путем прямых вопросов выяснила, что у мисс Крейн нет ученой степени и вообще нет педагогического образования, если не считать краткосрочных курсов, которые она окончила в Лахоре давным-давно, когда только еще рассталась с Несбит-Смитами. С другой стороны, равнодушие леди Чаттерджи можно было объяснить и ее антипатией ко всяким миссиям и миссионерам. При всей своей западной культуре леди Чаттерджи оставалась потомком раджей, индуской из правящей касты воинов. Невысокого роста, тоненькая, с подстриженными на европейский манер седеющими волосами, она сидела на краю дивана очень прямо, плотно обернув плечи свободным концом сари, поблескивая на вас своими удивительными глазами, а благородный нос с горбинкой и светлый цвет кожи без слов говорили и о знатном происхождении, и о ее воспитании — словом, только ход истории помешал этой женщине занять высокое положение, для которого она была рождена.
Муж леди Чаттерджи, умерший несколько лет назад, был намного старше ее, детей у них не было, а титула он был удостоен за службу английской короне и за благотворительную деятельность на пользу своих соотечественников, и леди Чаттерджи, овдовев, видимо, держалась его линии — угождать и нашим и вашим, в чем мисс Крейн усматривала дурной вкус. Подружившись еще в прежние дни с сэром Генри Мэннерсом, одно время занимавшим пост губернатора провинции, и его женой, леди Чаттерджи до сих пор ежегодно ездила в Равалпинди или в Кашмир погостить у леди Мэннерс, теперь тоже овдовевшей, и у племянницы сэра Генри, Дафны Мэннерс, неинтересной, голенастой и еще незамужней молодой особы, которая с начала войны работала в больнице в Майапуре и жила это время у леди Чаттерджи в доме Макгрегора. Уважению, с каким относилась к леди Чаттерджи верхушка английской колонии, несомненно, способствовала как ее дружба с такими знатными англичанами, как леди Мэннерс, так и ее собственное положение в Майапуре — вдова сэра Нелло, член попечительского совета Технического колледжа, член комитета попечителей мусульманской Женской больницы в туземном городе. С окружным комиссаром и его женой они называли друг друга по имени (с его предшественником Стэдом она не дружила). В бунгало мистера Уайта она всегда была желанной гостьей. Она играла там в бридж, а миссис Уайт играла в бридж в доме Макгрегора. Но даже если Уайты полагали, что такие сердечные отношения входят в их обязанности, поскольку они представляют правительство, радеющее о всех обитателях округа, как англичанах, так и индийцах, с вдовой сэра Нелло их связывала подлинная симпатия и понимание.
Однако особенно интересовало мисс Крейн то, что столь же радушный прием находили в доме Макгрегора индийцы — адвокаты, врачи, учителя, муниципальные чиновники, чины гражданской государственной службы, и среди них как члены местного подкомитета партии Национальный конгресс, так и другие, не входящие в этот подкомитет, но заведомо стоящие на еще более крайних антибританских позициях.
Часто ли такие люди встречаются в доме Макгрегора с либерально настроенными англичанами — этого мисс Крейн не знала; не знала она и того, надеется ли леди Чаттерджи путем таких встреч приглушить их антибританский пыл или же разжечь в сердцах английских либералов еще более радикальные настроения. Она знала одно: самой леди Чаттерджи, на ее взгляд, явно не хватало подлинного либерализма. Однако она допускала, что до конца понять леди Чаттерджи ей мешает особая слепота и глухота, которую порождает в нас положение человека, социально приниженного. А допуская это, тем самым допускала и более глубокую истину.
Состояла же эта истина в том, что после целой жизни, проведенной в служении миссионерским школам, мисс Крейн была очень одинока. После смерти старой мисс де Сильва, учительницы в Дибрапуре, не осталось ни во всем округе, ни во всей Индии, ни на всем свете ни одного человека, будь то англичанин или индиец, которого она могла бы назвать своим другом, с которым ей хотелось бы поговорить долго и задушевно. Когда в мае 1942 года мистер Ганди потребовал, чтобы англичане ушли из Индии, оставив ее, как он выразился, на произвол «бога или анархии», а проще говоря — японцев, и мисс Крейн сняла со стены его портрет, а индийские дамы перестали приходить к ней на чашку чая, она поняла, что ее дом от этого не опустеет, потому что они и раньше видели в ней не человека, а всего лишь представительницу чего-то, что, по их мнению, требовало представительства. Поняла и то, что и сама смотрела на эти чаепития как на сборища не столько дружеские, сколько нужные. Больше в Майапуре некому было к ней заглянуть, и самой ей заглянуть было не к кому. Если кто к кому и заглядывал, так не ради человеческого общения, а по делу. Теперь вместо дам приходили солдаты, притом в другой день, по средам (словно вторники она берегла на тот случай, если дамы одумаются). А что касается солдат, то, вероятнее всего, в войсковом кооперативе повесили объявление:
«Тем из личного состава, кто желает воспользоваться приглашением на чашку чая по средам, в доме мисс Э. Крейн, инспектора англиканских миссионерских школ Майапурского округа, записаться у ответственного за культурно-бытовое обслуживание гарнизона».
Порой она спрашивала себя, не объясняется ли ее решение приглашать к себе этих солдат инстинктивным желанием найти наконец пристанище среди тех, под чьей защитой издавна жила европейская община. Она не могла не сознавать, что по сегодняшним меркам ее социальные и политические понятия несколько старомодны и схематичны. Не получив настоящего образования, она взрослела медленно и, очевидно, нахваталась идей предыдущего поколения, приняв их за нечто совершенно новое. В современной политической практике она не разбиралась. Этой слабой осведомленностью и определялась пропасть, отделявшая ее не только от молодых, либерального толка англичан, с которыми она встречалась в доме у окружного комиссара и никак не могла найти общий язык, но и от леди Чаттерджи — та едва слушала, если мисс Крейн случалось заикнуться о независимости Индии и священном долге англичан в свое время предоставить этой стране независимость, и сразу давала понять, что уже сто раз все это слышала и с нее довольно.
