Пол Скотт - Жемчужина в короне
Сделав все для того, чтобы тело мисс де Сильва было без задержки доставлено в Майапур и похоронено на кладбище при церкви святой Марии, мисс Крейн поручила мистеру Нарайану, скучавшему без дела, подыскать временного учителя и, вернувшись в Дибрапур, снова открыла школу и в ожидании этой временной замены сама принялась обучать детей. Своему начальству в миссии она сообщила письмом о кончине мисс де Сильва и о шагах, предпринятых ею в отношении школы на то время, пока туда не будет назначен постоянный учитель. Она рекомендовала некую мисс Смидерс, с которой работала когда-то в Бихаре. Мисс Смидерс ей не прислали. Прислали сперва родственника мистера Нарайана, горького пьяницу, а затем, из Калькутты, — мистера Д. Р. Чоудхури, бакалавра искусств и бакалавра естественных наук. Это обилие ученых степеней не только удивило ее, но возбудило кое-какие подозрения. Глава миссии, как она поняла из его письма, тоже немного удивился, но ничего худого не заподозрил. Он сообщил ей, что мистер Чоудхури не называет себя христианином, однако не исповедует открыто и никакой другой религии. Он ушел из правительственного учительского колледжа, где раньше преподавал, и обратился в миссию с просьбой направить его на самую скромную педагогическую работу. Ему предлагали несколько мест, но он от всех отказывался, пока не открылась эта вакансия в Дибрапуре, которую он, по словам писавшего, воспринял как «подходящую исходную точку». «В Дибрапуре ему, конечно, делать нечего, — сообщал глава миссии конфиденциально, — и едва ли он пробудет у вас долго. Он едет с женой, поэтому, будьте добры, распорядитесь, чтобы для них приготовили бунгало покойной мисс де Сильва. Насколько нам известно, у него есть кое-какие личные доходы, хоть и небольшие. Как вы увидите, мистер Чоудхури весьма замкнутый молодой человек и избегает вдаваться в причины, побудившие его отказаться от более выигрышной академической карьеры. Однако, побеседовав с ним и наведя справки на стороне, мы убедились, что желание обучать детей в деревне подсказано искренним сочувствием к обездоленным сословиям его народа и искренним убеждением, что образованные люди, подобные ему, должны чаще жертвовать своими личными интересами ради интересов страны в целом. Работать же в этом направлении именно в наших школах он предпочитает не потому, что мы ведем преподавание на религиозной основе, а потому, что держится невысокого мнения о правительственных начальных школах, где учителя, как ему кажется, ставят на первое место не педагогические соображения, а политику».
Несмотря на столь обнадеживающую характеристику, между мисс Крейн и мистером Чоудхури с самого начала установились отношения, которые она мысленно называла чуть ли не классически сдержанными — в том смысле, что они подозревали друг друга в лицемерии, в тайных побуждениях, в том, что под тонким слоем либерализма оба скрывают сугубо консервативное нутро, так что любой их разговор, выходящий за рамки чисто школьных дел, получался либо полным недомолвок, либо вовсе бессмысленным.
Из недели в неделю мисс Крейн старалась побороть свою сдержанность. Доискиваясь до возможных ее причин, она отдавала должное и своей скорби об умершей, но не забытой мисс де Сильва. Зная, что мистеру Чоудхури известно, что она приезжала к мисс де Сильва каждую неделю, она и к нему наведывалась каждую неделю и оставалась ночевать в бунгало старой учительницы, преображенном до полной неузнаваемости, поскольку заботами мистера и миссис Чоудхури оно теперь было обставлено в стиле индийцев, равняющихся на западную моду. Если бы она прекратила свои наезды, он мог истолковать это превратно; но, с другой стороны, он мог заподозрить ее и в том, что, продолжая регулярно посещать его, она на него не полагается как на работника. И еще она продолжала ездить в Дибрапур потому, что надеялась — может быть, в конце концов она снова почувствует себя здесь как дома.
Рослый, гибкий, широкоплечий, с точеным, как у многих бенгальцев, лицом, мистер Чоудхури был по-своему красив, и мисс Крейн признавала это, только красота его была не в ее вкусе. Взятые порознь черты лица у него были резкие и как будто говорили о сильном характере, однако лицо в целом, казалось ей, выдавало слабость, вернее, даже не слабость, ведь слабость сказывается в особом выражении лица, а его лицо выражало либо полное безразличие, либо капризную досаду. Улыбка его была бы прелестной, если бы улыбались не только губы, но и глаза.
Английский язык он знал превосходно, говорил с типично индийскими интонациями и паузами, но совершенно свободно, писал правильно и сжато. И отлично преподавал. Мистер Нарайан по сравнению с ним был чем-то вроде базарного балагура, но разговаривать с ним мисс Крейн было легко и просто, не то что с мистером Чоудхури. В раннюю пору своей деятельности мисс Крейн, болезненно чувствительная к чувствительности индийцев, знающих английский язык вплоть до тончайших нюансов, но не способных оценить грубоватую разговорную речь, отучила себя от таких естественных, казалось бы, восклицаний, как «Хватит валять дурака», «Ну и чушь!». Но уже много лет как она перестала держать язык на привязи и даже жалела, что не спохватилась раньше. Когда выбираешь слова, то, что хочешь сказать, звучит как-то надуманно, и создается противное ощущение собственной ненатуральности. Если б она всегда высказывалась так откровенно, как теперь, думала мисс Крейн, может быть, она и нажила бы врагов, но заодно нажила бы и друзей. Если бы в ее словах всегда было побольше уверенности, может быть, это способствовало бы и внутренней уверенности, которую индийцы воспринимали как свидетельство искренности, надежности. С этим она запоздала. Теперь индийцы часто расценивали ее откровенность как бездумную грубость любой англичанки. Восхищались ею только ее же соотечественницы. Впрочем, с такими мужчинами, как мистер Нарайан, она могла потягаться в крепких выражениях, не опасаясь последствий. С мистером Чоудхури она возвращала себя на путь книжных слов, осмотрительных оценок и тут же портила весь эффект, если у нее срывалось словечко из тех, что сами просились на язык. В одном из первых разговоров с ним она заявила: «Ну и чушь!» — и сразу увидела, что пусть на время, но упустила его непрочную готовность с ней сотрудничать. С этой злосчастной точки они с тех пор почти не сдвинулись. Будь миссис Чоудхури более передовой женщиной, думала мисс Крейн, можно было бы воздействовать на мистера Чоудхури, подружившись с его женой, но миссис Чоудхури, хоть и окончила среднюю школу, где ее кумиром несколько лет был учитель музыки, с жизнью передового общества была незнакома и понятия о роли жены имела самые допотопные.
* * *Утром 8 августа, когда мисс Крейн собралась ехать на своем «форде» в Дибрапур, Джозеф попытался отговорить ее. Можно ждать беспорядков, сказал он. До него дошли слухи.
Она возразила: — Слухи ходят всегда. Разве это мешает тебе выполнять твою работу? Нет, конечно. А меня ждет работа в Дибрапуре. Вот я и еду туда.
Он предложил себя в провожатые.
— А кто тогда присмотрит за домом? — сказала она. — Нет, Джозеф, давай уж будем оба работать, как обычно.
И все шло как обычно до самого Дибрапура, куда она добралась к четырем часам, по дороге подкрепившись сандвичами и кофе из термоса. В некоторых деревнях люди кричали: «Вон из Индии!», в других клянчили бакшиш. Она вела машину медленно, чтобы не наехать на коров и буйволов, на кур и детей, улыбаясь и махая рукой всем, что бы они ни кричали.
В Котали, последней деревне не доезжая школы, она остановилась поговорить кое с кем из матерей, чьи дети учились у мистера Чоудхури. Матери ни слова не сказали о беспорядках. Сама она тоже о них не упомянула. Им тут лучше, чем ей, известно, чего можно ждать. В Котали все как будто было спокойно. Дальше на дороге ей встретились школьники, возвращающиеся домой со своими котелками и сумками. Все ребята лет восьми-девяти. Она опять остановилась и раздала им часть леденцов.
На школьном участке, куда она завела машину, тень от деревьев давала немного прохлады. Мистер Чоудхури наводил порядок в классной комнате. — Есть какие-нибудь новости? — спросила она, смутно надеясь, что, если беспорядки начались и близка опасность, это породит нечто большее, чем обычная вежливость.
— Новости? — переспросил он. — Какие новости, мисс Крейн?
— Об итогах голосования в Конгрессе.
— Ах, вы об этом? Нет, я не слушал радио.
В школе, в той комнате, что служила конторой, было радио. Мистер Чоудхури иногда использовал его на уроках. Теперь мисс Крейн включила его. Передавали музыку. Она выключила репродуктор. Музыка была европейская. А в обществе мистера Чоудхури и его жены она если когда и слушала музыку, так только классическую индийскую.
— Может быть, есть зато какие-нибудь новости насчет крыши? — спросил он.
