Андрей Рубанов - Жизнь удалась
Где же двигалась сама Марина? В каком ряду? Какую полосу движения занимала?
Будучи стопроцентной женщиной, она каталась всегда разно. В зависимости от настроения. И от думаемой в данный момент мысли. Главным же образом — в зависимости от того специального женского самоощущения, согласно которому каждая из дочерей рода адамова чувствует себя так, как выглядит.
Бывает — гонит этакой Айседорой, дерзко бибикая, активно маневрируя, мощно устремляясь со светофоров, заставляя окружающих самцов глотать слюну интереса: куда такая звезда мчится? А мчится всего-то за новыми туфлями, раздобыла вот денег. А через три минуты глядишь — уже наоборот, уже катится еле-еле, вяло барабаня маникюром по рулевому колесу, вдвое медленнее, впятеро скучнее, поскольку вспомнила о морщине, утром найденной посредством зеркала, и позорно утеряла в этот момент весь дух победы над временем, пространством и мужчинами…
Сегодня она ехала не просто медленно. Очень медленно. Шел мелкий дождь, она боялась мокрой дороги. Кроме того, организм еще вчера дал ей понять, чтоб ждала месячных. Болел живот, и очень хотелось есть. Постоянно, непрерывно хотелось есть. Желательно — сладкое. Желательно — в больших количествах.
Однако ни недомогание, ни тем более утомляющая глаза серая водяная взвесь меж серым небом и серым асфальтом не так мучили ее, как страх, усиливающийся с каждым новым часом. Он появился вчера утром, в виде раздражения, к обеду переросшего в беспокойство, потом в тревогу, к вечеру ставшую мучительной. Ела шоколад, но не помогло. Ночь почти не спала, пила валерьянку. Утром едва нашла в себе силы накрасить глаза и губы. От волнения потемнел и стал отчетливо заметным старый шрам на лбу, — хотела его припудрить, но не стала. К чему наводить красоту, когда вся прежняя жизнь грозит обратиться катастрофой?
Да, случались дни и похуже, и она умела убеждать себя, что именно в плохие дни, именно в трудных ситуациях красоту следует наводить особенно тщательно — назло судьбе быть в полном порядке, — но сегодня вот не нашлось сил действовать назло судьбе. То ли постарела, то ли отвыкла бороться. За долгие годы беспечной комфортабельной жизни кто угодно отвыкнет.
Подкатила к выходу из метро «Калужская», поискала глазами. Из-под козырька автобусной остановки медленно вышел грузный, широкогрудый человек. Неторопливо, немного опустив широкие покатые плечи, зашагал поперек проезжей части. Его лицо выражало угрозу и скуку. Из-под короткой, сильно потертой куртки торчала засаленная кобура темно-желтой кожи.
Открыв дверь машины на всю ширину, он медленно сел, устроился поудобнее, скупо улыбнулся полными губами и сказал:
— Привет, конфета.
— С первой фразы ты начинаешь меня злить, Свинец, — глядя в сторону, раздраженно ответила Марина.
— Я говорю чистую правду. Цени.
— Ценю.
— Ты чего такая злая?
— Я не злая. Я напутана. — Марина подняла глаза. — У меня беда, Свинец. Муж пропал.
— Что значит «пропал»?
— Исчез. Черт, меня трясет всю…
Свинец засопел.
— И как именно пропал твой муж?
— В воскресенье после обеда уехал — и до сих пор его нет.
— Меньше двух суток. Тоже мне, пропал. Загулял где-нибудь…
— Он не гуляет. Он работает.
— Да, помню, — с легким ироническим презрением сказал Свинец. — Он у тебя винно-водочный король.
— Не винно-водочный, — раздраженно поправила Марина. Она не любила классовой ненависти и ее производных. — Просто винный. И не король.
— Марина, двое суток — это не так много.
— Для него — много.
— В органы обращалась? Обычным порядком? Может, авария, несчастный случай?
— Звонила вчера вечером. Сказали — нет такого. Неопознанные есть, — она сделала паузу и собралась с силами, чтобы удержать слезы, — но… по приметам не совпадают…
— Так. Ладно. — Свинец сменил позу. — Чего ты хочешь от меня?
— Чтоб ты нашел мне моего мужа. Ты мент, сыщик, на Петровке работаешь…
— Марина, я его не знаю. И не знаю, где его искать. Напиши заявление, в соответствии с законодательством…
— Слушай, — в ярости выкрикнула Марина, — если б я хотела написать заявление, в соответствии с законодательством — я б так и сделала, понял?! Он, может, сейчас сидит где-нибудь… у бандитов в подвале… А я буду — в соответствии с законодательством…
— Извини, — покаялся Свинец. — Извини, Марина. Я грубый и черствый. Я без мамы вырос. Почему ты думаешь, что он у бандитов в подвале?
— Просто предположила.
— Он богатый?
— Нет. Обеспеченный.
— Насколько?
— Настолько, чтоб не переживать за кусок хлеба. У него все есть. Бизнес, деньги, машина, квартира… Я его жена, у меня тоже все есть… Но мы — не богаты.
— И все же бандитам он может быть интересен, так?
— Смотря какие бандиты…
— Хорошо. Ты говоришь, он уехал в воскресенье вечером. Куда?
— Сказал — какой-то важный разговор.
— С кем?
— Не знаю.
— Так и сказал — «важный разговор»?
— По-моему, да…
— Стоп. Плохо. — Свинец нахмурил светлые брови. — Ты ведь хочешь, чтоб я тебе помог? Нашел твоего Макара?
— Его зовут Матвей.
— Ладно, пусть Матвей…
— Не пусть, а Матвей! Матвеев Матвей Матвеевич.
— Даже так.
— Да. Это в его семье такая традиция…
— Кстати, а что его родители? Звонила им?
— Всем звонила. Его маме тоже. Она ничего не знает. Никто ничего не знает… И я не знаю, что делать…
— Успокойся. — Свинец набрал полную грудь воздуха, с шумом выдохнул. — Раньше с ним такое бывало? Отлучки? Пьянки? Загулы? Девки? Внезапные командировки?
— Всякое бывало. Особенно по молодости…
— Ты ведь давно с ним, да?
— Всю жизнь. Я вышла за него в девятнадцать. Конечно, раньше он себе всякое позволял… Мог и загулять… Но всегда звонил, что-то врал, как обычно…
— Умеет врать, да?
— Не то чтобы врать… Он такой… Он может убедить кого угодно в чем угодно.
— Что у него за бизнес?
— Импорт вина. Французского.
— Фирма своя, офис, все дела?
— Естественно.
— И что в офисе?
— Никто ничего не знает.
— Очень странно. Теперь давай назад вернемся. Он тебе сказал, что едет на важный разговор, так?
— Да. Последние дни он был… мрачный. Что-то у него случилось, а что — не говорил. Отмалчивался. В воскресенье собрался, мне целую инструкцию дал — кому и что говорить, если через сутки не вернется. Наизусть заставил выучить… Меня напугал до полусмерти. Вроде на дворе не девяносто четвертый год. А он собрался, как на казнь. И уехал.
— На своей машине?
— Ну да.
— Что с собой взял?
— Как обычно. Документы, деньги…
— Много денег?
— Не знаю. Но без тыщи долларов он из дома не выходит, никогда.
Свинец помолчал, помучил массивными пальцами кожу щек.
— Муж твой, конфета, странный человек.
— Нормальный, — враждебно сказала Марина.
— Почему ж этот нормальный уехал на важный разговор — и никому ничего не сказал?
Марина не нашлась, что ответить.
— Враги у него есть?
— Вряд ли. Он очень мирный.
— У него деньги, — осторожно возразил Свинец. — У него бизнес. Импортное вино. Вполне возможно, что и враги имеются. Конкуренты и все такое. Может, он кому дорогу перешел?
— Весь его бизнес — раз в месяц привезти фуру вина и доставить по магазинам и ресторанам. Кому он может перейти дорогу?
— Такому же, как он.
— Второго такого, как он, в Москве нет, — твердо и гордо отчеканила Марина. — Матвей давно на вине сидит. Дольше, чем все остальные. У него клиентура. У него имя. Годами заработанное. Он живет по принципу «тише едешь — дальше будешь». Если хочешь знать, именно я его всю жизнь вперед подталкивала. Чтоб он не четыре машины вина в год продавал, а десять. Он не жадный совсем. Ему не много надо…
— А тебе, значит, много?
— Я — женщина, — с вызовом сказала Марина. — Молодая. Я не спешу стареть. Я ему свою молодость подарила, этому Матвееву. И теперь хочу четыре раза в год ездить в Европу. В спа. Хочу горный воздух. Пилинг хочу и обертывания.
— Обертывания, — задумчиво повторил Свинец. — Да, конечно. Пилинг и обертывания. Как говорила моя первая жена, я освою любые суммы… А что его фирма? Есть там его заместитель? Кто-то второй? Самый доверенный?
— Конечно. Его приятель старый. Вадим Разблюев. Только он не больше моего знает.
— А это мы посмотрим, — небрежно хмыкнул Свинец. — Я с ним сегодня же переговорю. Сейчас вот тебе бумага — напишешь мне адрес офиса. Все телефоны. Обязательно — номер мобильного твоего мужа. И его полное словесное описание. Рост, возраст. Телосложение. Цвет глаз и волос. Во что был одет. Вплоть до белья и шнурков на обуви. Цепочки, браслеты, часы наручные, прочие украшения. Обязательно — шрамы, татуировки, другие особые приметы. Где его записная книжка?
