Факир Байкурт - Избранное
Я наготовил и кебаб, и кушбаши[33], и кюльбасты[34].
— Ешьте, сколько влезет!
Я и сам с удовольствием приналег на жареное мясо — давненько им не баловался.
— Вот так-то, Сейдо-эфенди, — говорю. — Не одни американы, но и мы знаем толк в хорошей еде. Эх, будь у меня возможность, каждый божий день кормил бы вас мясом…
Наелись мы от пуза — половину большого барашка умяли.
— Из остатков мяса, дочка, приготовь кавурму[35], — сказал я матери Яшара, — сгодится к завтрашнему обеду. А ты, сын, молодец! Лев, настоящий лев. Хоть малость куцехвостый.
Сейдо, когда насытился, прочитал благодарственную молитву. Откинулся к стене, отдохнул, потом, смотрю, встал.
— Пойду я, отец. Может, им чем подсобить надо. Я тебе вот что сказать хочу: очень уж мне охота получить у них карточку. Авось работенку какую предложат. Жизнь у нас тут хуже некуда. Как ни вертись, не вывернешься. Всего одна корова. Как тут свести концы с концами? Ты меня понимаешь, отец?
— Иди, — кивнул я. — Иди. Скоро и я приду.
Время перевалило за полдень. Американы, что спали вповалку на лужайке, по одному просыпались и шли в кусты. И по новой принимались за жратву. Сызнова начали мясо на угольях поджаривать. И вдругорядь нашенские слюной исходить начали. Если б не стеснялись друг дружки, наверняка кой-кто подошел бы к американам и напросился б на угощенье. Я даже угадываю, кто именно, — мне ль не знать своих соседей, всю их подноготную?
Сейит тем временем прилип к переводчику-бею, так и наседает на него: поди, мол, к американам, попроси у них для меня карточку. Это насчет работы. А переводчик, знай себе, отговаривается:
— Неудобно как-то. Они к вам в гости приехали, отдохнуть, развлечься. Не могу я их беспокоить по такому делу. Вот погоди, через неделю снова приедут, тогда и потолкуем. Непременно приедут. У вас тут насчет дичи прямо рай. Да и места приличные.
Гляжу, сын мой окончательно сник, приуныл.
Американы засобирались домой, сложили вещички в машины и только солнце на закат пошло — укатили.
Едва они скрылись из виду, как Карами велел сгрести в кучу все тарелки, подносы, кувшины, отнести их к источнику и сполоснуть. Ах ты, притвора! Одному богу молится, другому кланяется. Опоганили, вишь ты, свиным мясом чистую его посуду.
И не поймешь, кому этот прохвост больше предан: американам ли, Аллаху ли нашему.
— Хоть бы какой святой человек очистил теперь наш источник! — вздохнул я.
Разошлись-разбрелись соседи по домам, а через часок-другой, чую носом, над некоторыми дворами поднялся дымок жареного мяса. Не дураки нашенские! Да ведь только барашков в тот вечер кто прирезал? Думаете, богатеи наши? Как бы не так! Бедняки вроде нас. Так-то!
6. Куропатка брата
Рассказывает Али, старший брат Яшара. Ему семнадцать лет. Он нигде не учится, у него нет ни постоянной работы, ни специальности, нет ни скота, ни денег. Какое будущее ожидает его? Нет девушки, которая полюбила б его или пожелала б выйти за него замуж. Он ждет не дождется, когда его заберут в армию, мечтает исполнить свой долг перед родиной…
Гак-губуррак, гак-гак…
Гак-губуррак, гак-губуррак… гак…
Так поет куропатка моего братишки Яшара. Ранним утром и вечером заводит она свою славную песенку. Шейка у нее короткая, грудка пятнистая. Поверьте мне на слово, второй такой куропатки во всей деревне не сыщется. Брат ее поймал птенчиком, когда пас скотину в Текинбюке, к востоку от деревни. Принес в дом крохотную, не больше воробушка, пичугу. Дед ему говорил: «Брось, не выживет она у тебя!» Но Яшар не послушался, раздобыл клетку, посадил туда куропатку и стал выкармливать кузнечиками, конопляным семенем, булгуром. Вон какая красавица выросла! Хоть куда!
В ту пору отец нанялся по ночам сторожить мельницу. Случалось, дед подменял его, чтоб отец мог хоть изредка дома переночевать. Как сейчас помню, в тот год двадцать мальчишек завели себе птенцов куропаток, каждому хотелось вырастить птицу. Ни у кого из них ничего не вышло, передохли птенцы. Только Яшаров вырос, выправился. Тетушка Шефика, бывало, приставать начнет:
— Ай да молодец, Яшарчик! И как тебе только удалось вырастить куропатку? У всех птенцы передохли, а у тебя живет! Ну-ка, признавайся, какой такой секрет знаешь?
Братишка у меня — сама простота. Ему что ни скажешь — все на веру принимает. Вот и слова тетушки Шефики всерьез принял.
— Валлахи, тетя, нет у меня никакого секрета. Просто ухаживал за ней, кормил-поил. Вот и все.
А тетя трясется от смеха:
— Ах ты врунишка! Не может такого быть, чтоб секрета не было. Просто говорить не хочешь, а?
Яшар в грудь себя стучит, божится: нет у него никакого секрета. Смех, да и только.
Стала Яшарова куропатка совсем ручная. Скачет по дому, по двору и улетать не думает. Не было еще такого, чтоб она надолго из виду пропала. Люди диву даются: «До чего чудная куропатка! Второй такой не сыскать».
Помню, был такой случай. Послала мать братишку в лавку купить стекло для керосиновой лампы. Он, как всегда, прихватил с собой клетку с куропаткой. Но то ли дверцу забыл закрыть, то ли она сама собою открылась — выпорхнула куропатка из клетки и улетела. Я в тот раз чистил кормушки в хлеву. Слышу, мать меня кличет. Вышел я во двор и собственным глазам не верю: разгуливает Яшарова куропатка среди наших кур, будто так и полагается. Мы с матерью забеспокоились, не запропастилась бы она — без клетки как-никак. Будь Яшар дома, он бы мигом поймал ее, а нам она не очень-то в руки давалась.
Я скинул обувь и на цыпочках тихо-тихо стал подкрадываться к ней, чтоб схватить. Не тут-то было! Прямо из рук выскальзывает. Тогда я начал кур загонять в курятник, думал, она вместе с ними пойдет. Так нет же, порх крылышками — и вылетела на улицу.
— Беги, сынок, за ней. Ты тишком, тишком, сзади подбирайся, чтоб не заметила. Непременно поймать надо, — говорит мама.
Куда там! Только руки протяну, она — от меня. Я и заметить не успел, как она очутилась во дворе нашей тетки Шефики.
Все, решил я, больше не воротится, а мать никак успокоиться не может:
— Ты уж постарайся, сынок. Непростое дело — птицу поймать, но ты все-таки постарайся.
Уж я и так и эдак изловчался, а толку никакого. С теткиного двора она перелетела к роднику, оттуда — на тутовое дерево. Тут и мама сдалась.
— Бог с ней. Возвращайся, сынок. Ничего у нас не выйдет.
Но я не из таковских, что на половине дело бросают. Я — к тутовому дереву, а она возьми да и взлети прямо у меня из-под руки. Так я и остался с открытым ртом, только издали вижу — села куропатка возле самой бакалейной лавки, где Яшар среди других покупателей в очереди стоял, ждал, пока ему хозяин стекло для лампы продаст. Увидел брат свою птичку, преспокойно взял ее в руки, погладил, приласкал. Вернулся я к матери, рассказал, она только головой покачала:
— Ну и дела, сынок. Отродясь не встречала такой чудной птицы и такого чудного мальчишки. Не иначе как промеж них тайный сговор.
Вскоре брат вернулся с покупкой. Мама ему ни слова не сказала, взяла стекло и стала протирать его, а я подозвал брата к себе:
— Вот что я тебе скажу, Яшар. Ты больше клетку не оставляй открытой, а то мама сердится.
— Я нарочно не запер клетку, — смеется брат.
— Смотри, улетит — не воротится.
— От меня не улетит. Она ко мне привыкла. Где бы я ни был — всюду меня отыщет, прилетит.
— Ну ладно, — говорю.
У мужа нашей тетки Шефики, Кадира, тоже живет куропатка, правда, старая уже совсем. Кадир возьмет, бывало, ее с собой на охоту, а она уже и петь не может, вот и возвращается он с пустыми руками. Отец частенько дразнил его:
— Не куропатка стара стала, ты сам уж немолод.
Кадир на такие слова сердится, досадует.
Как-то раз, когда отец был в отлучке, пришел к нам Кадир, подозвал к себе братишку и давай его обхаживать:
— Ты, Яшарчик, умный, славный мальчик. Гляжу на тебя — не налюбуюсь, разумник ты наш. Сам диву даюсь, до чего ж ты мне люб. Послушай, Яшар, уступи мне свою куропатку. Я тебе за нее что хочешь отдам.
Брат, ни слова не говоря, отошел от Кадира, сел ко мне поближе.
— Ну продай, — не отстает тот. — Я тебе за нее целых десять лир отвалю.
— Нет, — говорит Яшар, — и за сотню не отдам.
— Ну зачем она тебе? Скоро лето, ты другую поймаешь, вырастишь. Я тебе двадцать лир дам.
— Вот ты сам летом и поймай себе куропатку, а моя не продается.
— Состарилась моя. Не поет совсем. Хочешь меняться? Я тебе барашка дам.
— У меня свой есть, не продам куропатку.
— Я тебе за нее ослика дам.
— У нас свой ослик есть. Говорю ж: не продается и не меняется.
— Щенка дам. Породистого…
— Не надо. Не люблю я собак.
— Тогда жеребчика. Уступи, Яшар.
