Гэри Шмидт - Беда
– Значит, ответом на мой вопрос будет: до того, как вы зачитали ему права.
– Возражаю, – вмешался мистер Куинси. – Свидетель способен отвечать на вопросы самостоятельно, без любезных подсказок мистера Джаконды.
– Я повторю вопрос без подсказок. До или после?
– До.
– Благодарю вас.
Мистер Джаконда сел на свое место.
Следующим обвинитель вызвал доктора Джайлза, хотя по лицу судьи Генри уже видел, что решение принято. Ему нужны были только факты для передачи дела в суд, а их в достаточном количестве предоставил полицейский. Но судья, видимо, считал, что было бы уместно, если бы все свидетели рассказали то, что им известно.
Доктор Джайлз дал отчет о состоянии Франклина Смита: об ампутации его искалеченной левой руки на уровне плеча, о травме грудной клетки и коллапсе одного легкого и о повреждениях головного мозга, ставших причиной его неопределенной активности. Когда мистер Куинси спросил, можно ли считать эти повреждения необратимыми, доктор ответил, что с медицинской точки зрения это весьма вероятно, однако он хотел бы напомнить суду, что результаты обследований пока не позволяют прийти к окончательному выводу. Когда обвинитель спросил, находится ли жизнь Франклина Смита в опасности, доктор кивнул.
– Могли бы вы оценить его шансы на полное выздоровление, доктор?
Генри почувствовал, как напряглась рядом с ним Скорбящая Мать.
– Обычно пациенты, получившие такие травмы, как Франклин Смит, расстаются с жизнью в течение суток. В этом смысле данный случай уже исключителен. Кроме того, насколько мне известно, мистер Смит был прекрасным спортсменом. Это тоже добавляет ему шансов. Однако о полном выздоровлении я говорил бы с большой осторожностью.
– Спасибо, – сказал обвинитель.
– Есть ли вопросы у защиты? – спросил судья.
Мистер Джаконда снова встал.
– Вы сказали, доктор, что о полном выздоровлении вы говорили бы с большой осторожностью. Что это значит?
– Это значит, что нельзя заявлять с уверенностью, что у нас есть шансы добиться полного выздоровления.
– Но все-таки оно в принципе возможно?
Доктор Джайлз ненадолго задумался.
– Пожалуй, до известной степени я согласился бы с таким утверждением. Мне приходилось видеть всякие чудеса.
– Благодарю вас, доктор, – сказал Джаконда.
Доктор Джайлз вернулся на свое место в зале.
Чудеса, подумал Генри. Он видел всякие чудеса. Стало быть, он не верит, что Франклин поправится. Он считает, что Франклин умрет, просто не хочет этого говорить.
И только теперь в первый раз Генри по-настоящему спросил себя: неужели так оно и будет?
Это было прекрасно, как он и думал. Просто кататься вдвоем. Просто разговаривать. И даже смеяться. Это было так легко вечером, под темным небом – ни луны, ни звезд. Просто болтать.
Он в жизни бы не поверил, что такое может случиться. Она же из Блайтбери. Ну как в такое поверить?
Но ведь случилось же! И он рассказывал ей о себе то, в чем еще никогда никому не признавался. Что он обожает Китса. Что сам пишет стихи. Он сказал ей, что пишет стихи!
И когда он это сказал, она тронула его за руку, и он знал, что она улыбается.
Может быть, она тоже про это думала, надеялась? Надежда встрепенулась в его душе, как певчая птица.
И вдруг – человек, бегущий по обочине. Человек, который встретился с ним взглядом, отвел глаза, а потом снова посмотрел на него. С ненавистью.
Крик, потом еще один, и кровь. Откуда так много крови? И рука! Куда она делась? Рука!
Домой! Домой сейчас же! Ты слышишь? Беги!
Не смотри на это.
И потом, в одиночестве – запах крови.
Этот запах вернул ему память. Разве мог он его забыть? Как им тянуло с залитых солнцем полей – так пахло то, что лежало в полях. Как его крошечная мать пыталась закрыть ему глаза. Но она ничего не могла поделать с запахом и с жужжанием мух, которые жадно туда слетались.
Он лихорадочно перевязывал место, где была рука, а потом вдруг вспомнил другой звук – или услышал его сейчас? Стоны.
6.
На свидетельское место вышел мистер Шерингем. Он сел как директор – нога на ногу, сложив руки на колене. Наклонился, чтобы поправить отвороты брюк над своими черными носками. Потом распрямился и поправил свой желто-синий галстук.
И стал ждать вопросов мистера Куинси.
– Мистер Шерингем, вы работаете директором Подготовительной школы имени Генри Уодсворта Лонгфелло, расположенной в Блайтбери-на-море?
– Да.
– Вы знакомы как с Франклином Смитом, так и с Чэй Чуаном?
– Члены руководства и преподавательского состава школы имени Лонгфелло стараются знакомиться со всеми своими учениками.
– Прошу вас, мистер Шерингем, расскажите суду о том, как Чэй Чуан был принят в вашу школу.
– Чэй Чуан и его родители встретились со мной. Они объяснили, что образование, которое можно получить в бесплатной местной школе, представляется им недостаточным. Я описал семье Чуанов нашу программу, а также рассказал о наших богатых связях с колледжами и университетами. Все это им очень понравилось, и с осеннего семестра Чэй приступил к занятиям в десятом классе.
– Испытывал ли он какие-либо трудности, когда учился у вас в школе?
– Ко времени начала занятий он был на два года старше большинства своих одноклассников – так сложилась его судьба. Были и ожидаемые трудности, связанные с отличиями нашей программы от обычной. Мы опасались, что Чэю может помешать слабое знание языка, однако никто из учителей не отмечал, что в этом отношении ему требуется специальная помощь.
– А как насчет социальной адаптации, мистер Шерингем? Ведь биография Чэй Чуана совсем не похожа на биографии большинства ваших учеников.
– Вы правы, и это нас тоже немного беспокоило. К нам поступали сообщения о некоторых инцидентах…
Тут миссис Чуан наклонилась через перила к адвокату Чэя.
– …однако это объяснялось лишь естественным оживлением ребят в связи с тем, что у них появился новый товарищ. Все быстро успокоились, и Чэй стал полноправным членом нашего дружного коллектива.
– Однако в прошлом январе произошло более серьезное событие.
Мистер Шерингем кивнул.
– Да. В прошлом январе в раздевалке спортзала вспыхнула ссора, и Чэй Чуана с другим юношей пришлось разнимать.
– Этим юношей был Франклин Смит?
– Да.
– Что послужило причиной ссоры?
– У учеников школы Лонгфелло не принято ябедничать.
– Вы не проводили разбирательства?
– В этом не было нужды. Ребята пожали друг другу руки у меня в кабинете, и я счел инцидент исчерпанным.
– Вы и сейчас считаете, что он был исчерпан?
– Возражаю, – перебил адвокат Чэй Чуана. – Свидетель не должен высказывать свое мнение.
– Возражение принято, – согласился судья.
– Вы действительно считаете, что юноши расстались друзьями?
– Думать так было бы наивно, – сказал Шерингем. – Но они, безусловно, поняли, что́ диктует им кодекс поведения в Лонгфелло.
– Благодарю вас, – сказал обвинитель. – У меня больше нет вопросов.
К Шерингему подошел мистер Джаконда.
– Мистер Шерингем, вы ведь гордитесь своей школой и ее учениками?
– Да, горжусь.
– Не кажется ли вам удивительным, что Чэй Чуан, который провел бо́льшую часть своего детства в лагере беженцев в истерзанной войной стране и преодолел тысячи миль ради того, чтобы очутиться подальше от подобных лагерей, сумел поступить в такую престижную школу, как ваша, и добиться в ней хорошей успеваемости?
– Я полагаю, что многие ученики Лонгфелло способны удивлять.
– Но не находите ли вы еще более удивительным то, что в вашей школе добивается успехов юноша, лишенный всех преимуществ, которые выпали на долю остальных?
– Не вижу тут ничего особенно выдающегося. Многим из наших учеников приходится преодолевать отставание, чтобы проявить себя и преуспеть в Лонгфелло.
– То есть многие из ваших учеников были свидетелями расстрела своей сестры?
– Нет, но…
– А может быть, у них на глазах вооруженные люди забирали их брата?
– Нет.
– Или они тоже поневоле покидали родной дом без гроша в кармане и приезжали в чужую страну, не умея сказать ни слова на языке ее обитателей?
– Нет.
– Мистер Шерингем, когда Чэй пришел на уроки в первый раз, несколько учеников встретили его в вестибюле и стали что-то бессмысленно лопотать, прикидываясь, будто говорят на азиатском языке. Вы называете это естественным оживлением ребят в связи с тем, что у них появился новый товарищ?
– Мистеру Чуану, не знакомому с нашими традициями, это могло показаться более враждебным, чем было на самом деле.
– А уведомил ли вас кто-нибудь о том, что неделю спустя, пятнадцатого сентября прошлого года, шкафчик Чэй Чуана взломали?
