Эмэ Бээкман - Возможность выбора
Орви медленно открыла глаза и уставилась в потолок. Серый полумрак, солнце, наверное, скрыто за тучами — и действительно, в окно барабанил дождь. Только вчера шел град и снег, сегодня опять будет грязь и слякоть.
В такую погоду лучше всего поваляться в постели. И Джо Трилль не посмеет тогда войти в комнату. Соседкам не придется тратить усилий и прибегать к уловкам, чтобы выдворить его. Джо Триллю сообщат, как в лучших аристократических домах: сегодня утром мадам никого принимать не изволят.
Орви лениво повернула голову и приподнялась, чтобы взглянуть, что делают остальные.
Собравшись в кучу, все трое уже долгое время в полном молчании копошились у окна. Они стояли рядышком, склонившись над столом. Что они там прячут?
Орви мучило любопытство. Но она не решалась нарушить тишину вопросом. Иной раз плохое настроение, как кошмар, по нескольку дней витало в этой комнате, лучше уж не соваться. Дьявол ее разберет, эту взвинтившую нервы магнитную бурю, вдруг она все еще продолжает бушевать. Даже обычные бури так быстро не стихают.
Орви выбралась из постели, чуть ли не бегом кинулась по длинному коридору в умывальную и быстро вернулась назад, вытирая по дороге руки полотенцем.
Над чем это они там колдовали?
Орви на цыпочках приблизилась к подругам.
Они отпрянули в сторону. Орви оперлась руками о край стола.
Женщины совсем рехнулись!
Посреди стола лежала кукла размером с ребенка. На Орви напал смех. Она мельком глянула налево, затем направо и прикусила губу. Все трое с помятыми от бессонной ночи лицами смотрели на нее с мрачной сосредоточенностью.
Неожиданно у Орви сжалось сердце. Ей захотелось убежать, но ноги словно налились свинцом, отступить не было сил. Орви вынуждена была глядеть на эту самодельную куклу. Чем больше Орви смотрела, тем правдоподобнее казалась ей кукла. На розовом мяче были нарисованы красные губы и синие глаза, две темные точки обозначали нос, подушка, обернутая в белую марлю наподобие кокона, соответствовала по размерам и форме тельцу ребенка. Никуда не денешься — на столе лежал запеленатый младенец.
— Он что, разбудил вас своим криком? — робко спросила Орви.
Эбэ осторожно взяла ребенка на руки и стала «убаюкивать» его, затем склонила голову, чтобы удобнее было смотреть в глаза ребенку, и хриплым, прерывающимся голосом запела:
— Спи-и, моя радость, усни-и…
Странный талисман Саймы — висящая на спинке кровати погремушка — тоже пошел в ход. Сайма развязала розовую шелковую ленточку, которой игрушка была подвешена к спинке кровати, и, гремя ею, подошла к Эбэ. Эбэ кивнула, улыбнулась приятельнице, и та потрясла погремушкой над лицом младенца.
Эбэ раскачивалась из стороны в сторону, песня оборвалась, Эбэ не помнила слов.
Четыре женщины молча слушали треск погремушки — казалось, будто пересыпают сухой горох. Малле устала стоять, колени ее подгибались. Ослабевшее тело стало оседать, как мешок. Орви подхватила Малле под мышки, но та даже не взглянула на Орви; она была целиком поглощена ребенком.
У Орви перехватило дыхание.
Однообразное погромыхивание не прекращалось. Малле скрестила руки на животе и шмыгнула носом.
Орви не могла больше этого вынести. Она сделала над собой усилие прежде, чем произнести:
— У ребенка нет имени.
Эбэ посмотрела на Орви, один глаз Эбэ закрывали волосы, другой блестел.
— Каждый подарит ему первую букву своего имени.
— Сэмо, — предложила Сайма.
— Мосэ, — добавила Малле.
— Осэм, — пробормотала Орви.
— У хорошего ребенка имен не счесть, — веско заявила Эбэ.
— Наш маленький Сэмо-Мосэ-Осэм, наш крохотулечка, наш заинька, — запричитала Малле.
— Сэмо-Мосэ-Осэм, — широко открыв рот, пропела Сайма, размахивая в такт погремушкой.
Внезапно погремушка замерла в руках Саймы, и она озадаченно спросила:
— А это мальчик или девочка?
— Просто ребенок, лялька, четырех мамочек любимчик.
Магнитная буря подняла Орви на гребень и перенесла в синюю комнату. Мать сидела и вязала белую шаль — она вилась по полу, как снежная река. Котенок гонял клубок шерсти.
Эбэ резко швырнула куклу на стол, так что съехала скатерть, а сама кинулась ничком на постель. Плечи Эбэ вздрагивали. Орви бросилась было утешать ее, но в ту же секунду Эбэ резко, словно ее подбросило пружиной, перевернулась на спину, и всех полоснул ее громкий смех.
— Совсем не смешно, — процедила Сайма сквозь зубы.
Орви боялась, что Сайма накинется на Эбэ.
Малле нащупала в кармане халата пачку сигарет.
Эбэ умолкла, вытерла глаза и сказала:
— Уж очень он образованный и холеный…
— Все они хороши, — вскинулась Малле и пустила струю дыма в лицо кукле. — Если бы Йорус хоть раз сказал — приходи, давай жить вместе. Чем я плоха? Где он еще найдет такую жену? Если он не любит моего ребенка — ладно, я человек покладистый, оставлю девочку там, где она жила до сих пор. Сказал бы наконец что-то определенное. Я уже все нервы извела.
— Вильмер тоже хорош… Пошел он ко всем чертям! Ходит тут, галстук нацепил, разыгрывает из себя барина. Думает, я девка какая-нибудь! — закричала Эбэ и, заколотив ногами по матрацу, заревела.
— Олав слюнтяй, — пробормотала Сайма. — Лезет сюда, потом уходит, дома мамочка его убаюкивает, а папочка выставляет деточке стаканчик вина, в качестве снотворного. Раньше, когда мы с ним ходили гулять к морю, он приглядел как-то развесистую сосну и сказал, дескать, это наше дерево, Сайма, мы и через десять лет станем приходить сюда! Господи, какой глупой простушкой я была. Слушала его, разинув рот, и думала, слава богу, наконец-то судьба послала мне душевного человека. Как Адам с Евой, стояли мы там под райским деревом, хоть тебе дождь, хоть мороз или град.
— Чтоб духа их здесь больше не было! — вскричала Эбэ.
— Хоть бы один-единственный раз цветочков принесли, — вздохнула Малле.
Орви подошла к столу, осторожно ступая, словно под ногами у нее была шаткая почва. Она расправила скатерть и посмотрела на завернутого в марлю младенца. Послюнив палец, она потерла лицо куклы, и ребенок сразу пропал. На столе лежал странный комок, из которого торчал вымазанный краской мяч.
Сайма подошла к Орви и с грустью сказала:
— Прощай, Сэмо-Мосэ-Осэм.
— Да ну его, сколько можно плакать, — сказала Малле.
Эбэ вскочила, потянулась, выглянула в окно и заметила:
— Погода такая, что лучше и не открывать окно. А то, чего доброго, еще повыпрыгиваем вниз головой.
— Не имеет смысла, — успокоила ее Орви. — Слишком низко. Потом придется валяться в больнице, и твои собранные косточки будут висеть под потолком.
28В дверях показалось плаксивое лицо Лауры.
Увидев, что женщины одни, она нерешительно прошла в комнату и присела на краешек кровати Эбэ.
— Что-то мне сегодня не по себе, — пожаловалась Лаура.
— Болит что-нибудь? — спросила Малле, которая сидела, развалясь за столом, полы халата нараспашку.
— Камень у меня на сердце. Дурное такое предчувствие, как будто должно случиться что-то нехорошее. Ночью видела во сне, что Эбэ бежит по пустынной улице, за ней, высунув языки, стая волков. И ни души вокруг. Сама я стояла на крыше высокого дома, чердачный люк на запоре. Надо бы прыгать вниз, но не решаюсь.
— Ерунда, со мной все в порядке, — проворчала Эбэ.
— Не знаю, не знаю, но на сердце у меня будто камень какой лежит, — причитала Лаура.
Орви смотрела на Лауру. Она ее терпеть не могла, но сегодня ей вдруг стало жаль эту худощавую женщину, которая, ссутулившись, сидела на кровати Эбэ. Лаура теребила своими неестественно белыми и морщинистыми руками красный берет. Очевидно, она связала его для Эбэ.
И действительно, Лаура начала примерять красный берет на голову Эбэ. Она сдвигала его то на правое, то на левое ухо. В конце концов Лаура нашла для берета подходящее положение, и лицо ее медленно расплылось в улыбке. Оглядев Эбэ и радостно вздохнув, она сказала:
— Какая же ты у нас красавица! Ну-ка, встань и взгляни на себя в зеркало!
Эбэ с притворной медлительностью поплелась к шкафу, открыла дверцу той половины, где лежало белье, протерла ладонью зеркало и взглянула на себя.
Все подошли поближе и оценивающе посмотрели на отражение Эбэ в зеркале. Слегка потеснившись, они и сами уместились в зеркале. Эбэ, которая стояла чуть впереди других, никак не могла наглядеться на себя. Кончиками пальцев она поглаживала щеки. Постепенно лицо ее загоралось румянцем, в глазах затеплился живой блеск. На губах невольно заиграла улыбка.
Сайма, склонив к плечу Эбэ свое вечно несчастное продолговатое лицо с большим носом, в сердцах сказала:
— Вильмер глуп как пробка. Наша Эбэ просто красавица!
