Джонатан Франзен - Поправки
И теперь было уже не так важно, понравится ли она Робин. Главное, что Робин нравится ей. Когда та снова показалась на пороге и заперла за собой дверь, Дениз спросила, не найдется ли у нее времени поужинать вместе.
– Брайан и его отец повезли девочек на матч «Филли», – ответила Робин. – Домой вернутся, объевшись стадионной сухомятки. Так что, ясное дело, мы с тобой можем поужинать.
– У меня на кухне кое-что осталось, – сказала Дениз. – Не возражаешь?
– Да пожалуйста. Делов-то!
Обычно, когда шеф-повар приглашает кого-то на ужин, приглашенный чувствует, что ему оказали честь, и ведет себя соответственно. Но Робин так просто не возьмешь.
Стемнело. На Кэтрин-стрит пахло последним бейсбольным уик-эндом. Они шли на восток, по пути Робин рассказывала Дениз про своего брата Билли. Дениз уже слышала эту историю от Брайана, но кое-что в версии Робин оказалось для нее неожиданностью.
– Погоди-ка, – перебила она. – Выходит, Брайан продал свою компанию корпорации «У.», а Билли напал на одного из вице-президентов этой корпорации, и ты усматриваешь тут связь?
– Господи, конечно! – воскликнула Робин. – В том-то весь ужас.
– Об этом Брайан не упоминал.
Робин буквально взвизгнула:
– Быть не может! В этом же все дело! Господи! Как это для него типично: словом не обмолвиться. Ведь иначе ему было бы нелегко, как и мне. Помешало бы ему наслаждаться жизнью в Париже или ланчем с Харви Кейтелем и вообще. Поверить не могу, что об этом он ничего не сказал.
– Объясни мне, в чем дело.
– Рик Флэмбург останется инвалидом до конца жизни, – сказала Робин. – Мой брат проведет в тюрьме ближайшие десять-пятнадцать лет, эта мерзкая корпорация захватывает городские школы, отец сидит на антидепрессантах, а что Брайан? «Смотри, как облагодетельствовала нас корпорация "У.", мы можем переехать в Мендосино!»[81]
– Ты же ничего плохого не сделала! – заступилась Дениз. – Разве ты в ответе за все это?
Робин резко обернулась и посмотрела ей прямо в глаза:
– В чем смысл жизни?
– Не знаю.
– И я не знаю, но думаю, смысл не в том, чтобы выигрывать.
Они шли дальше в молчании. Дениз, для которой выигрывать кое-что все-таки значило, угрюмо отметила, что Брайану и тут повезло: он женился на женщине с принципами. И тем не менее, добавила она к своим наблюдениям, Робин не слишком-то предана мужу.
В гостиной Дениз мало что изменилось с тех пор, как три года назад ее выпотрошил Эмиль. В уик-энд слез, когда оба старались перещеголять друг друга в самоотверженности, победа осталась за Дениз благодаря двойному преимуществу: она чувствовала себя более виноватой, чем бывший муж, и к тому же дом достался ей. Поэтому она уговорила Эмиля забрать практически всю мебель, которая ей нравилась или представляла для нее ценность, а также и ту, которой она не столь дорожила, но тоже могла бы попользоваться.
Бекки Хемерлинг пустой дом отпугивал. Такой холодный, полный ненависти к себе, вроде монастыря.
– Как мило, просторно! – похвалила Робин. Дениз усадила Робин за ополовиненный стол для пинг-понга, служивший ей обеденным, открыла бутылку вина за пятьдесят долларов и приступила к процессу кормления. У Дениз не возникало проблем с весом, но, если б она ела как Робин, через месяц бы лопнула. С почтительным изумлением Дениз смотрела, как гостья, быстро работая локтями, истребила две почки, сосиску домашнего приготовления, отведала все салаты из квашеной капусты и щедро намазала маслом изрядный – уже третий по счету – кусок ржаного хлеба из домашней пекарни.
Дениз мутило, она почти не могла есть.
– Святой Иуда[82] – мой любимый святой, – сказала Робин. – Брайан тебе говорил, что я хожу в церковь?
– Да, говорил.
– Еще бы. Он у нас такой терпимый, всепонимающий! – Робин возвысила голос, лицо ее разгорелось от вина. У Дениз что-то сжалось в груди. – Одно из больших преимуществ католичества – это святые патроны, такие, как святой Иуда.
– Покровитель безнадежных дел?
– Вот именно. Зачем нужна церковь, если не ради проигранных дел?
– Вот так я болею за футбол, – подхватила Дениз. – Победителям сочувствие не требуется.
Робин кивнула:
– Да, ты-то знаешь, о чем я. Но когда живешь рядом с Брайаном, начинаешь думать, что проигравшие в чем-то не правы. Нет, он не критикует, он такой терпимый, любящий, готов все понять. Брайан просто замечательный! Никаких изъянов! Однако он ставит на победителя, а я вот не победитель. Да и не хочу им быть!
Дениз никогда не подвергала Эмиля подобному анализу и даже сейчас не собиралась этого делать.
– А ты – ты как раз из победителей, – продолжала Робин. – Вот почему, честно сказать, я боялась, что ты меня вытеснишь. Дышишь мне в спину.
– Не-а.
Робин довольно хихикнула.
– Замолвлю словечко за Брайана, – сказала Дениз. – Ему вовсе не требуется, чтобы ты походила на Брук Астор.[83] Он вполне довольствуется мещанским уютом.
– Мещанство и меня бы устроило, – вздохнула Робин. – Такой домик, как у тебя. Такой вот ополовиненный стол для пинг-понга на кухне.
– Двадцать долларов – и он твой.
– Брайан чудный. С этим человеком я готова прожить всю жизнь. Он – отец моих детей. Проблема во мне. Это я не укладываюсь в схему. Это мне понадобилось записаться в воскресную школу. Слушай, куртки не найдется? Что-то я замерзла.
Невысокие свечи потрескивали на октябрьском сквозняке. Дениз принесла свою любимую джинсовую куртку на шерстяной подкладке («Ливайз» уже снял такие с производства), подивилась, какой большой куртка кажется на худеньких плечиках Робин, как исчезают в рукавах ее тонкие ручки, словно футболист одолжил подружке свою форму.
На следующий день, когда Дениз сама надела эту куртку, она показалась ей мягче и легче прежнего. Подняла воротник, закуталась.
В ту осень Дениз работала изо всех сил, но у нее было больше свободного времени и более гибкое расписание, чем в прежние годы. Она заезжала в «Огород», завозила угощение. Наведывалась в особняк Каллаханов на Панама-стрит в отсутствие Брайана и засиживалась на весь вечер. Как-то раз, вернувшись домой и застав ее на кухне – они с девочками пекли кексы, – Брайан нисколько не удивился, будто такое бывало уже десятки раз.
Словно повторился опыт ее детства – свалилась с неба в семью, уже состоящую из четырех человек, и все сразу ее полюбили. Следующим завоеванием стала Шинед – серьезная маленькая читательница, оказывается, интересовалась модой. Дениз вывозила ее по субботам в магазины, купила девочке бижутерию, старинную тосканскую шктулку для драгоценностей, альбомы диско и протодиско середины семидесятых, старинные иллюстрированные книги о костюмах, об Антарктиде, о Джекки Кеннеди и о кораблестроении. Она помогала Шинед выбирать более крупные и яркие, но менее дорогие подарки для Эрин. Шинед унаследовала от отца безукоризненный вкус, носила черные джинсы, вельветовые мини-юбки и джемпера, серебряные браслеты и пластмассовые бусы, длиннее даже, чем ее длинные волосы. После похода в магазин она чистила картошку на кухне у Дениз – опять же безупречно – или лепила что-нибудь несложное из теста, меж тем как повариха сочиняла угощение, способное порадовать детское нёбо: клинышки груши, завитушки из домашней мортаделлы, бузинное сорбэ в маленькой мисочке бузинного соуса, равиоли с бараниной, приправленные оливковым маслом и капелькой мяты, обжаренная кубиками полента.
