Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.
— Принесите же мне молотки! Руди, дорогой, тебе не кажется, что ты обязан дать своей прелестной богатой молодой жене чего-нибудь выпить?
— Ты уже достаточно выпила.
— Рудольф, — сказала Гретхен, — я, пожалуй, уйду. Все равно сегодня мы уже не поедем в Уитби.
— Прекрасный Уитби! — продолжала Джин. — Город, где прелестная богатая молодая жена достопочтенного мэра с одинаковой улыбкой встречает и демократов и республиканцев; где она открывает благотворительные базары и неизменно появляется под руку со своим мужем на банкетах и политических митингах; где ее все должны видеть на выпускных церемониях, на празднике Четвертого июля, на соревнованиях студенческих футбольных команд, на торжественном открытии новых лабораторий, на закладке новых жилых районов с настоящими уборными для цветных…
— Прекрати, Джин! — резко оборвал ее Рудольф.
— Нет, мне действительно лучше уйти, — повторила Гретхен. — Я тебе позвоню и…
— Сестра достопочтенного мэра, куда вы так спешите? — повернулась к ней Джин. — Кто знает, может быть, когда-нибудь ему понадобится и ваш голос. Оставайтесь, и мы уютно, по-семейному посидим и выпьем. Оставайтесь и послушайте. Это может оказаться для вас поуч… поучительным. — Она заикалась. — Всего за сто уроков вы можете узнать, как превратиться в до… в до… в довесок к собственному мужу. Я закажу себе визитные карточки: миссис Джордах, некогда профессиональный фотограф, а ныне довесок. Один из десяти самых многообещающих довесков в Соединенных Штатах. Специализируется на паразитизме и лицемерии. Читает курс лекций на тему: «Как успешно превратиться в довесок». — Она хихикнула. — Любой чистокровной американке гарантирован диплом.
Гретхен повернулась и тихо вышла из комнаты. Рудольф ее не удерживал. Он неподвижно стоял в мокром плаще, держал в руке молоток и пристально глядел на пьяную жену.
Вернувшись в «Алгонквин», она позвонила Эвансу, но никто не подошел к телефону. Она попросила телефонистку на коммутаторе передать Эвансу, что миссис Берк никуда не поехала на выходные и весь вечер будет у себя в отеле. Потом она приняла горячую ванну, переоделась, спустилась в ресторан и поужинала.
Рудольф позвонил ей на следующий день в девять утра. Она была одна. Эванс так и не объявился. Рудольф сказал, что вскоре после того, как она ушла. Джин легла спать, а наутро со стыдом вспоминала о случившемся. Сейчас все уже в порядке, они собираются в Уитби и ждут Гретхен.
Одеваясь, Гретхен раздумывала над вчерашней сценой и вспоминала не такое буйное, но не менее странное поведение Джин во время предыдущих встреч. Все постепенно прояснялось. Раньше Джин удавалось скрывать это от Гретхен, потому что они не часто виделись. Но теперь все было понятно — Джин алкоголичка. Понимает ли это Рудольф? И что он намерен делать?
Было уже без четверти десять, а Эванс так и не позвонил, Гретхен спустилась в лифте и вышла на залитую солнцем Сорок восьмую улицу. Она зашагала вперед — высокая стройная женщина с красивыми ногами. Мягкие черные волосы, прекрасная светлая кожа. Твидовый костюм и шелковая блузка — именно то, что следует надевать, когда едешь отдохнуть на Выходные за город. Лишь значок «Долой бомбу!», приколотый, как брошка, к лацкану отлично сшитого жакета, намекал, что в это солнечное весеннее утро 1966 года в Америке не все так благополучно, как кажется.
Светловолосая пухленькая Инид — ей было уже два года — ждала их. Она бросилась к матери, и они долго обнимались и целовались. Рудольф, неся за сестрой ее чемодан, поднялся в отведенную ей комнату.
— Руди, — понизив голос, сказала Гретхен, — мы не должны сегодня пить.
— Почему? — В его голосе звучало удивление.
— Не надо соблазнять Джин. Даже если она сама не будет пить… Когда рядом пьют другие…
— О, меня это не беспокоит, — беспечно сказал Рудольф. — Вчера она просто была немного взвинчена…
— Она пьет, Руди. Это алкоголизм, — осторожно сказала Гретхен.
Рудольф отмахнулся:
— Не устраивай мелодрам, это на тебя не похоже. Время от времени она позволяет себе лишнее, вот и все. Так же, как ты и я.
— Нет, не так же, — возразила Гретхен. — Ей нельзя пить ни капли. Даже глотка пива. И ей не стоит встречаться с людьми, которые любят выпить. Руди, я знаю, о чем говорю. В Голливуде полно женщин вроде нее. Таких, которые, как и она, пока в начальной стадии, и таких, которые зашли слишком далеко. А последующие стадии просто ужасны. И это ее ждет. Ты должен уберечь ее.
Внизу зазвонил телефон, потом раздался голос Джин:
— Гретхен! Это тебя. Билли.
— Прошу, послушайся меня, — сказала Гретхен Рудольфу.
— Иди вниз, поговори со своим сыном, — холодно ответил он.
По телефону у Билли был очень взрослый голос.
— Привет, мать! Это здорово, что ты приехала. — Он стал говорить ей «мать» с тех пор, как в ее жизни появился Эванс. Раньше он называл ее мамочкой. Тогда ей казалось, что это звучит слишком по-детски в устах такого большого мальчика, но сейчас, услышав его голос, она поняла, как ей не хватает этого ласкового «мамочка». — Слушай, мне очень неудобно, — сказал Билли. — Извинись, пожалуйста, прошу тебя, за меня перед Рудольфом, ладно? Он пригласил меня на обед, а у нас здесь в час будет бейсбол, и я стою на подаче, так что, боюсь, уже не выберусь.
— Хорошо, я извинюсь за тебя, — ответила Гретхен. — А когда мы увидимся?
— Понимаешь, сейчас мне трудно сказать. — В голосе Билли чувствовалась явная растерянность. — После игры мы собираемся у одного парня. Будет грандиозный вечер с пивом и…
— Где вы играете? Я приду посмотреть. Мы сможем поговорить в перерывах.
— Ну, вот ты уже и надулась.
— Я вовсе не надулась, как ты выражаешься. Где вы играете?
— В восточной части студенческого городка. Там спортплощадки идут одна за другой. Найдешь.
После обеда Гретхен взяла машину брата и поехала в студенческий городок Уитби.
В бейсбол играли на трех площадках. Сына она увидела на той площадке, где игра шла из рук вон плохо и почти половину игроков составляли девушки. Одна из девушек сидела на траве и читала книгу, отрываясь, только когда товарищи по команде кричали ей, чтобы она бежала за мячом. Игра началась, вероятно, уже давно, потому что, когда Гретхен подошла к линии первой защиты, там спорили, какой счет: девятнадцать — шестнадцать или восемнадцать — пятнадцать. Было совершенно очевидно, что, если бы Билли не играл, это ничего бы не изменило. Билли, одетый в выцветшие джинсы с бахромой на штанинах и в серую тенниску, подавал мяч. Девушкам он легонько кидал, зато парням посылал резкими, сильными бросками.
