Эдуард Тополь - Русская дива
52
Рубинчик узнал его еще до того, как распахнулась дверь его тюремной камеры. Он проснулся от грохота шагов в коридоре и сел на откидной койке. Неужели ему удалось заснуть? Без матраса, одеяла, подушки, на жесткой полке, которую охрана днем откидывает к бетонной стене и запирает на замок. Ночью, пытаясь в этой сырой и холодной одиночной камере сохранить остатки тепла, его тело свернулось во сне калачиком и теперь ныло в коленях, в плечах и всех остальных суставах.
Лязгнул наружный засов, дверь камеры откатилась, мужская фигура, освещенная лишь со спины лампочками тюремного коридора, стремительно ворвалась в камеру. Рубинчик мысленно усмехнулся: конечно, это Барский, и теперь предстоит торг, ради которого он согласился диктовать Оле продолжение своей книги и фотографировался с ней по всей Москве.
Но Рубинчик не успел встать навстречу своему гостю — оглушительный удар кулаком по уху сбил его с койки на пол камеры. От неожиданности он упал как-то на бок, на плечо, больно, даже не успев выставить руки навстречу бетонному полу. И еще не придя в себя от шока, ощутил, как Барский завернул ему руки за спину и защелкнул наручники у него на запястьях и на щиколотках ног. А потом жестко ухватил за волосы и поволок из камеры в коридор. Боль в черепе была нестерпимой, Рубинчик, мыча от боли, пробовал встать на ноги чтобы помочь движению и ослабить боль от вырываемых волос, однако сделать это в наручниках не удавалось.
В коридоре кто-то из охранников пытался не то остановить Барского, не то помочь ему тащить Рубинчика, но Барский рявкнул на него: «Прочь! С дороги!», — и сам, в одиночку выволок Рубинчика, как колоду или мешок с костями, из тюремного барака. И, не останавливаясь, стащил, отбивая ему ребра, по мокрым от дождя ступеням крыльца к открытой задней дверце своей служебной «Волги». Тут, продолжая одной рукой держать Рубинчика за волосы, он второй рукой ухватил его за штаны, спустившиеся без ремня на бедра, и буквально зашвырнул на заднее сиденье машины. А сам сел за руль.
— Распишитесь вот здесь, товарищ полковник! — просительно подскочил к нему молодой лейтенант — дежурный по охране, держа в руках книгу регистрации заключенных.
— Это мой подследственный!
— Я знаю, товарищ полковник. Просто для порядка. Что вы его забрали.
Барский наспех расписался и дал газ. «Волга» вылетела в открытые ворота тюрьмы и свернула направо, к Белорусскому вокзалу.
Рассветная Москва была пуста и заштрихована сырым осенним дождем, только у винно-водочных магазинов уже стояли группки первых страждущих.
Не доезжая вокзала, Барский вымахнул на мокрый Ленинградский проспект и погнал на северо-запад, в сторону, совершенно противоположную центру города, где расположен КГБ. Мимо метро «Динамо», где он читал стихи Анне Сигал… Мимо метро «Аэропорт», где живет диссидентствующая еврейская элита… Мимо Северного речного вокзала, с которого он отплывал с Андроповым на «Михаиле Шолохове»… Все дальше и дальше от Москвы… Вот уже кончились жилые массивы пригородов… Вот вдоль шоссе пошла густая багряная лесополоса с еле заметными грунтовыми съездами, уходящими к Химкинскому водохранилищу… Почти не тормозя, Барский свернул на один из таких съездов и, подпрыгивая на ухабах, углубился в лес. Он слышал, как у него за спиной Рубинчик свалился с сиденья на дно машины, но даже не повернул к нему головы. «Дворники» метались по мокрому от дождя лобовому стеклу машины. Сузив бешеные глаза и цепко ухватив руль, Барский на третьей скорости гнал ревущую «Волгу» по узкой и скользкой лесной дороге. В просвете меж деревьями показалась серая гладь воды. Барский резко нажал тормоз, машина юзом скатилась с дороги к воде. Он вышел из машины, ладонью утер вспотевшее лицо, огляделся. Вокруг было тихо и безлюдно. Только холодный осенний дождь шуршал по жухлой листве да тихо урчал форсированный двигатель гэбэшной «Волги». Ломая спички, Барский закурил. Потом — на всякий случай — обошел ближайшие кусты. Но в них не было ни грибников, ни рыбаков, ни палаток туристов. Да и откуда им взяться в такой дождливый будничный день?
Чуть остыв, Барский уже спокойней подошел к машине, сделал последнюю затяжку, затоптал сигарету носком казенного офицерского ботинка и открыл заднюю дверцу машины. Ухватив Рубинчика, валявшегося на дне машины меж передними и задними сиденьями, за ворот пиджака, Барский выволок его наружу, поставил на ноги, прислонил спиной к машине и сказал:
— Стой, сволочь! Стоишь?
Рубинчик стоял под дождем.
— А теперь смотри на меня. Ты знаешь, кто я?
Рубинчик молчал.
— Знаешь, сволочь! Ты думал, я буду с тобой торговаться, да?
Рубинчик кивнул.
— Ага! Сейчас! — усмехнулся Барский и вдруг изо всей силы ударил Рубинчика ботинком в пах.
Удар был такой, что Рубинчик с открытым в безмолвном крике ртом, переломившись, как складной нож, рухнул лицом в лужу.
Барский рывком вздернул его за шиворот, попробовал выпрямить, чтобы снова поставить на ноги, но Рубинчик не выпрямлялся, инстинктивно поняв цель Барского и пытаясь плечами, всем корпусом и даже головой прикрыть свой пах.
— Стоять, сволочь!
Но Рубинчик не стоял, валился на землю. Только удар кулака снизу в челюсть выпрямил его и бросил на спину, открыв Барскому доступ к цели. И Барский снова ударил ботинком в это проклятое место.
— Вот тебе торг! — И, уже не пытаясь поднять Рубинчика, стал бить его ногами — не спеша, деловито, целясь тяжелым, мокрым и грязным ботинком только в пах, только в пах, только в пах. — А такую торговлю хочешь?… За Олю!.. За Анну!.. За маму!.. За Седу Ашидову!.. За Таню с зимника!.. За всех, кого ты имел этим хреном, сволочь!..
Рубинчик не кричал, у него не было на это сил. Удары Барского катали его по мокрой земле до тех пор, пока он не свалился в воду, а ботинок Барского уже не мог достать его с прежней силой.
После этого Барский, уже сам промокший до нитки, снова достал из кармана сигареты и, поглядывая на Рубинчика, закурил, присев на бампер своей машины. Рубинчик недвижимым кулем лежал в воде. Прикрывая сигарету от дождя, Барский курил, глядя на свою жертву. Тело Рубинчика, не шевелясь, мокло в воде, дождь заливал его закрытые глаза и открытый рот. Барский отшвырнул сигарету, достал из кармана кителя ключи от наручников, вошел в воду по щиколотки, наклонился над Рубинчиком, расстегнул наручники на его руках и ногах и, размахнувшись, забросил их далеко в воду. Потом, не оглядываясь, вернулся к машине, сел за руль и, надрывая форсированный двигатель, выкатил из грязи вверх по береговому откосу. И уехал.
Часть V
