Дмитрий Дмитрий - Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010
30 августа 2006 г. Зеленогорск.
От Гурьевой-Стрельчунас:
Приехали мы в Москву, и здесь так трудно. Воздух грязный, небо серое, очень страшит работа, как никогда — ее будет так много, и она будет такая сложная!!! Ужас!
Снова начался дурдом с Лизочкиным папой. Он должен приехать к нам на целых три недели. И я по закону обязана его принять. Иначе — международный скандал.
Жуть.
Его роман с литовской … продолжается.
Так было классно в Феодосии! Дорогие, милые сердцу люди, приятные встречи.
Ездили в Топловский монастырь — сами, без экскурсии — на престольный праздник.
Ночная исповедь под черным крымским небом, каштаны, ночь в монастырской гостинице, причастие перед руинами храма на фоне восходящего солнца, купание в целительных источниках, под водопадом.
Прогулка в можжевеловом лесу — место называется урочище.
Раньше всё было закрыто и засекречено — атомное вооружение прятали в горах. А теперь в тех местах восстанавливают монастырь.
Такие красивые места… Собака Рекс встретила нас на подходе и привела в пещеру, где когда-то была найдена икона в ручье.
Биостанция — дельфинарий — Кара-Даг…
Ужин под старой грушей + купаж из Нового Света или коктебельский коньяк на выбор, на закуску — помидоры с куста. Сорт Черный принц.
Что же за помидоры!
День рождения Александра Грина, качественно орошенный сухим красным вином в музее писателя. Зам. директора по науке, Алла Алексеевна, радостно перекрестилась, узнав, что мы с Лизочкой уже на Западе. Пришлось поднять и за славянское братство тоже. Бригантина, Подмосковные вечера — спетые в заключение праздничного обеда…
Лизочка освоила стиль КАРАЛИС и чуть-чуть научилась плавать.
Перестала заикаться.
Какая там Франция??? Папа` отдыхает.
Что он впрочем, и делает со своей литовской …, гм, подругой.
В Феодосии нам просто удалось забыть об этом нелепом кошмаре.
Я хочу провезти учеников по Крыму. Пусть посмотрят природу. И отдышатся от московской гари.
Я бы хотела купить там квартиру. 1-комнатная — 23–25 тысяч. Но своих нет, папа` не даст, он их лучше съест, чем нам поможет. Думаю, не обратиться ли в банк за кредитом. Что посоветуете, как человек бывалый?
Пишите.
Гурьевой-Стрельчунас:
Ирина, здравствуйте!
Последние дни на даче. Пишу Вам с утра, на свежую голову, побродив по участку, и с сожалением заточившись в своем домике-кабинете.
Да, в Феодосии было классно! И в Орджоникидзе тоже.
Очень рад за Лизу, она будет хорошенькая интуитивистка.
Возвращаясь мысленно к тем дням, понимаю, какую огромную роль сыграло Ваше присутствие при совершении сделки. Ваше решительное заявление: «Дмитрий Николаевич, я готова купить за эти деньги!» произвело неизгладимое впечатление на засомневавшихся партнеров. Мы с Вами просто готовая пара для спекуляций недвижимостью в крупных (международных!) масштабах!
Вы — молодец, Вас Бог послал, нисколько не сомневаюсь в этом! Без Вас могло получиться так, что я прокатился зря. Спасибо!
Еще о Лизе. Повторяю: Вам какой-то шибко умный врач с дипломом сказал, что у нее отставание в развитии. Он, наверное, делал некие тесты, заполнял таблицы, писал заключение, заглядывая в книги, говорил иностранные медицинские слова, искоса поглядывал на диплом в рамочке, полученный от коллег на тусовке в бывшем советском санатории под Таллином или Ригой (с сауной, коньяком, медсестрами и т. п.) — и Вы поверили. Точнее, Вас убедили. Потом Вы привели ребенка в школу, там тоже сказали, что отставание есть, и стали разговаривать с ребенком, как с придурком: разжевывая понятные вещи и не касаясь непонятных. Я Вам сразу сказал, что девочка Ваша — милое существо со своими особенностями развития, она на ином уровне понимает больше, чем все врачи со своими дипломами вместе взятые, она читает пространство и людей своим способом. Нет, она вовсе не ясновидящая (как мне кажется), но обладает своим пониманием жизни. И слава Богу! Для того чтобы загнать ребенка в колею нормы среднего уровня, заставить говорить то, что хочется услышать взрослым, большого ума не надо. А вот вырастить эдакий цветочек со своим запахом и рисунком листочков — надо потрудиться. Но зато результат может превзойти все ожидания. Дай Вам Бог удачи в этом деле!
Приехал — и вскоре вышли мои дневники в журнале «Нева», № 7 за 2006 г., Вы можете посмотреть в Сети, в «Журнальном зале» Русского журнала, вещь называется «Хроники смутного времени». А сегодня в «Литературной газете» моя большая статья «Кто остался в дураках?» под рубрикой «Скандал». Хотя я ничего скандального не имел в виду и сейчас не вижу. Это про то, как нас всех пытаются дурить — то, о чем мы с Вами говорили, гуляя по набережной в Орджоникидзе. В общем, вызываю огонь на себя и в первой и во второй вещи.
Ну вот, пока и всё.
Иду в забой — в свою блокадую шахту.
Лизе — большой привет от дяди Димитрия Николайевича (так и слышу, как она произносит окончание отчества!)
Кто остался в дураках?
Нравственные, политические и смысловые стандарты меняются по несколько раз за сезон. Черное называется белым, белое — черным, серо-буро-малиновое — зеленым. То, что вчера в массовом сознании было гадостью, сегодня может оказаться прелестью, и наоборот. Где, помимо религии, найти нравственную опору современному человеку? В литературе? За стеклом телевизионного экрана?.. Если искусство — это защита вечных ценностей в современных условиях, то где найти такое современное искусство? И кто будет поводырем? Писатели, журналисты, телевизионные комментаторы? Способны ли они взяться за нравственное обустройство страны? Или удел творческих работников — громить и сотрясать старое, отжившее, а выстраивать будущее способны лишь политики? И почему борьба за правду после развала СССР сошла на нет?
Правда или интересы?
…Вспомним — лет пятнадцать-двадцать назад государство переживало пандемию правдоискательства и громких разоблачений. Первая в мире страна социализма жила ночными сидениями у телевизоров, чтением газет и азартными покаяниями. Мы каялись за Афганистан, за церкви, превращенные в кинотеатры и склады, за партийность литературы, за чужие доносы и репрессии — Боже мой, за что мы только не каялись! Даже за освоение космоса успели посыпать себе голову пеплом: дескать, неправильно осваивали, партия не щадила людей, старты ракет гнали к праздникам, случались аварии. Досталось и Зое Космодемьянской, и детдомовцу Александру Матросову, легшему грудью на вражескую амбразуру. Из школьных коридоров стремительно исчезали портреты героев-пионеров и комсомольцев, погибших за независимость родины. Дескать, дело ребенка — следить за соблюдением своих прав в соответствии с Декларацией прав ребенка, а если он лезет под танк с гранатой или морозной ночью поджигает вражескую казарму, то у него не все дома. Примерно так. Девятнадцать миллионов наших граждан — вчерашних коммунистов — стали сравнивать с красно-коричневыми и иначе как фашистами в определенных изданиях не называть.
Какими же финансовыми ресурсами надо было обладать, чтобы ввести информационный террор в огромной стране, унижать целые народы, вешать любые ярлыки на кого заблагорассудится! И вся страна несколько лет подряд терпела этот бред, хлебала эту кашу, заваренную по чужому рецепту. Тут уже не коробками из-под ксерокса пахнет, а вагонами… Вспомним — писатели рвали чужие книжки, обвиняли друг друга в доносительстве, гневно затаптывали и публично сжигали свои партийные билеты. Казалось, еще немного — и загорятся квартиры, дачи и машины, которыми партийная власть «подкупала художников слова», а кто-то, наиболее решительный, признав лживость своих романов, тяпнет прощальную рюмку в ресторане ЦДЛ и пустит пулю в висок. Но до этого не дошло: развалился Советский Союз, отменили цензуру, разрешили свободный выезд за границу, продажу валюты, и на фронте борьбы за правду установилось затишье. А затем и тишина.
Интересно: Солженицын, высланный советской властью за границу, при первой же возможности вернулся в страну. Бунтари перестройки при первой же возможности выехали из страны. Поначалу отъезды шли под флагом перенесения боевых действий на чужую территорию и дальнейшего углубления истины. А потом и без всяких флагов: тихо, спокойно, дальнейшее нас не касается, гуд-бай! В Питере три десятка членов Союза писателей Санкт-Петербурга уехали за границу — в основном в Германию. Думаю, в Москве не меньше. Чуть ли не первым укатил бывший председатель отделившегося Союза писателей Санкт-Петербурга Владимир Арро, который с особым азартом боролся сначала с коммунизмом, затем с национал-патриотизмом и в завершение — даже с фашизмом, успев вступить в некий антифашистский комитет. Уехал, как он пишет в своих мемуарах, к детям, которые почему-то решили жить в Германии. В отличие от большинства уехавших коллег, Солженицын мог рассказать о прошлом такое, что они ни в книгах не читали, ни в кино не видели. Но, вернувшись в родную страну, писатель взялся рассуждать, как ее обустроить, а не сотрясать и крушить, и тут же стал неинтересен либералам. А когда отказался принять орден Андрея Первозванного от Ельцина, его и вовсе отлучили от телевизора. Так вот, о борьбе за правду и справедливость. Советская цивилизация не рухнула — ее растащили, как растаскивают барское поместье холопы, пользуясь смутой и отсутствием хозяина. Сразу после развала Союза началась дикая приватизация, разрешенная указами президента Ельцина (не Конституцией, а как бы распоряжением по домохозяйству), но гласность, свобода слова, плюрализм и прочие острые инструменты вмиг затупились, пришли в негодность, легли на полки исторических чуланов. Горящие взоры правдоискателей потухли. Любой студент экономического вуза уже на втором курсе знает, что товарная масса никуда деться не может и деньги в начале девяностых не обесценились, а просто сменили хозяев, в результате чего появились владельцы заводов-газет-пароходов-нефтяных скважин и прочего народного добра, ставшие вскоре долларовыми миллионерами. Судя по загадочным улыбкам наших пионеров-реформаторов, они всегда помнили закон Ломоносова о неисчезаемости материи, который в вульгарном изложении гласит: сколько в одном месте убудет, столько в другом прибавится.
