Розамунда Пилчер - В канун Рождества
Люси рывком отодвинулась от Кэрри как можно дальше, натянула одеяло на голову, зарылась лицом в промокшую от слез подушку и снова безутешно зарыдала.
— Все Кеннеди остались с нами поужинать, — нерешительно начала Кэрри.
— А мне какое дело, — еле слышно раздалось из-под одеяла.
— Я могу принести тебе ужин сюда.
— Мне ничего от вас не надо. Я хочу только, чтобы ты ушла!
Кэрри встала, понимая, что настаивать бесполезно. Она вышла и снова плотно закрыла дверь. Что же теперь делать? Она была потрясена и растеряна. Стоя на лестничной площадке, Кэрри прислушалась к голосам в гостиной. Раздался взрыв смеха. Она спустилась вниз, и тут в третий раз за вечер зазвонил телефон.
Хуже не придумаешь. Она подняла трубку.
— Алло?
— Кэрри! Это Кэрри?
— Никола?
— Да, это снова я. — Голос у Николы был пронзительный и негодующий. — Звоню уже десять минут. Не могу прорваться! Люси бросила трубку, а я ей говорила…
— Я знаю, что ты ей сказала.
— Но она швырнула трубку! Посреди разговора! Ступай и приведи ее сейчас же. Она не смеет так вести себя со мной.
— А я полагаю, что она совершенно права. Она думала, что ты звонишь, чтобы поздравить ее с наступающим Рождеством, а ты огорошила ее новостью о своем замужестве. Почему ты решила, что она придет от этого сообщения в щенячий восторг?
— Она должна радоваться! У нее теперь есть прекрасный новый папа и чудесный дом. И если бы она сразу улетела со мной тогда из Лондона, то сама бы уже во всем убедилась. Почему все мои поступки она встречает в штыки? Я же все для нее делала и делаю! Не пора ли ей подумать о благе других людей? Почему она не рада за меня? Наконец-то…
— Никола…
— И мать туда же! Ей, видишь ли, не нравится, что я немного задержусь в Америке, продлю свой медовый месяц.
— Никола, я тебя не осуждаю. Я радуюсь за тебя, правда. Но у тебя есть дочь, с которой надо считаться, ведь она уже не ребенок. Вряд ли можно ожидать от нее безумного восторга, ведь вся ее жизнь отныне пойдет кувырком.
— Я даже слушать об этом не желаю. Понятия не имею, из-за чего столько шума. Ступай и приведи ее!
— Нет, не хочу и не могу. Она у себя в комнате, забралась под одеяло и рыдает так, словно у нее сейчас разорвется сердце. Я пыталась ее успокоить, но она даже разговаривать со мной не желает, так расстроена. Поговорим лучше о другом. После Нового года мы возвращаемся в Лондон, и Люси начнет учиться. Кто будет о ней заботиться? Мама хочет остаться в Борнмуте.
— Но неужели ты не сможешь сделать для меня такой малости?
— У меня нет своего дома в Лондоне.
— Ты можешь жить в квартире матери и присматривать за Люси.
— Никола, меня ждет в Лондоне новая работа.
— Вот-вот. Все дело, конечно, в твоей карьере. В твоей замечательной карьере. Она для тебя всегда была важнее, чем кто-либо из нас. А я-то надеялась, что впервые в жизни…
— Я тоже надеялась, что раз в жизни ты подумаешь о других, а не о себе, любимой.
— Как ты можешь так говорить! Впервые после того, как Майлс меня оставил, я подумала о самой себе. Рэндал, по крайней мере, ценит меня. В моей жизни наконец появился человек, который оценил меня по достоинству!
Кэрри вспылила.
— Прекрати!
— Не смей на меня кричать! — взвизгнула Никола в праведном негодовании, и Кэрри смягчилась:
— Никола, послушай меня, извини. Так мы ни о чем не договоримся. У меня есть твой номер телефона во Флориде. Я попытаюсь что-нибудь предпринять и свяжусь с тобой.
— Скажи Люси, чтобы она мне позвонила.
— Не думаю, что из этого что-то выйдет. Постарайся не требовать от нее слишком многого. А я попробую найти какой-нибудь выход.
Наконец Никола ворчливо согласилась:
— Хорошо.
— Счастливого Рождества.
Никола, не почувствовав иронии в голосе сестры, пробормотала «тебе тоже» и отключилась.
А Кэрри ужасно захотелось, чтобы все было, как вчера. Ей хотелось снова очутиться в пустом здании заброшенной фабрики вдвоем с Сэмом Ховардом, бродить с ним по цехам, где так гулко отзывается эхо, подниматься вслед за его высокой фигурой по лестницам на крышу. Ей снова захотелось побыть с ним в «Герцогском гербе», посидеть у жаркого огня за стаканчиком горячительного, и чтобы опять в углу торчали те два старика, и негромко бубнил телевизор на стойке у бармена. И не надо было бы думать ни о ком, а только о себе и человеке напротив, который говорил об их сложном, неопределенном будущем.
Однако настало сегодня, и все переменилось. Она пригладила волосы, выпрямилась и вошла в гостиную. Все по-прежнему сидели в тех же позах в тех же креслах. Рори, покончив с обязанностями шеф-повара в кухне, восседал на коврике напротив матери со стаканом светлого пива в руке.
Шла мирная, спокойная беседа. При появлении Кэрри все повернулись к ней.
— Ну, вот и я, — сказала она бесцветным голосом, — извините, что заставила вас долго ждать.
— Что происходит, дорогая? — спросила Элфрида. — Внизу сплошные телефонные трели. Рори сказал, что звонила из Флориды Никола. Надеюсь, все в порядке?
— Да. — Это было и правдой, и одновременно чудовищной ложью. — Просто произошел очередной семейный кризис. Но это для нашей семьи в порядке вещей, так что, пожалуйста, не беспокойтесь.
— Кэрри, это звучит зловеще. Скажи, что стряслось?
— Не знаю, с чего и начать…
Сэм, сидевший в дальнем конце гостиной, встал и подошел к ней.
— Хотите выпить?
Кэрри покачала головой. Сэм подвинул ей кресло, и она без сил опустилась рядом с Элфридой, которая тут же взяла ее за руку.
— Дорогая, расскажи нам, что случилось.
И она стала рассказывать.
— Только что звонила Никола. Это мать Люси… — пояснила она для семейства Кеннеди, — и моя сестра. Она уехала во Флориду погостить у человека по имени Рэндал Фишер. И сегодня утром они поженились. Мы ничего не знали о ее намерениях. Она позвонила Люси и сообщила ей новость, а та повесила трубку, прервав ее на середине повествования, и теперь рыдает в своей спальне наверху. Она кричит, что ей никогда не нравился Рэндал Фишер, и клянется, что ни за что не поедет жить в Америку. Потом позвонила наша мать, и это от нее я узнала о бракосочетании. Никола отложила возвращение в Лондон и решила провести медовый месяц в Америке. Мать устроила из-за этого истерику, потому что хочет остаться в Борнмуте до конца января и отказывается возвращаться в Лондон ради Люси. Потом Никола снова позвонила, рассказать мне, что Люси демонстративно повесила трубку, не дослушав ее. В результате у нас произошла обычная сестринская перепалка.
