Джоди Пиколт - Обещание
— Мистер Голд, вы знали, что Эмили занимается сексом?
Майкл покраснел.
— Я… подозревал. Но не думаю, что какой-то отец на самом деле хочет об этом знать.
— Эмили обсуждала с вами вопросы секса?
— Нет. Думаю, ей, как и мне, было бы неудобно говорить об этом.
Джордан оперся рукой о перегородку, за которой находился свидетель, как бы перекидывая мостик между собой и Майклом.
— Она призналась вам, что беременна?
— Я понятия не имел.
— По-вашему, она сказала об этом вашей жене?
— Нет.
— Эмили была очень близка и с вами, и с вашей женой, но ничего вам не сказала?
— Нет. — Майкл взглянул на Джордана, делая самое меньшее, что мог. — Думаю, о таких вещах Эмили никому не сказала бы.
— Значит, Эмили не упоминала о своей беременности. Она говорила вам, что ее что-то тревожит?
— Нет, не говорила. — Майкл сглотнул, понимая, к чему ведет этот вопрос. — А сам я ничего не заметил.
— Вы виделись с дочерью не так часто, потому что она все время проводила с Крисом…
— Знаю, — глухо произнес Майкл. — Но это не оправдание. Она мало ела, на нее все так навалилось… поступление в колледж и всякое такое. Я думал… Я думал, что ее жизнь слишком насыщена событиями. — Он потянулся за стаканом с водой, который поставили для свидетеля, сделал глоток, вытер губы тыльной стороной ладони. — Я постоянно думаю, что вот-вот найду записку. Записку, которая снимет с меня груз вины. Но пока не нашел. Больно потерять дочь. Мне никогда в жизни не было так больно. И из-за этой боли так хочется переложить вину на кого-то другого. Для меня, моей жены… для любого присутствующего здесь родителя, с которым может случиться подобное, было бы легче, если бы мы могли воскликнуть: «Не было никаких намеков. Она не была склонна к самоубийству, ее просто убили». — Майкл повернулся к присяжным. — Хороший отец заметил бы, что его дочь склонна к самоубийству, верно? Или что ее что-то тревожит… Но я не заметил. Если бы я мог указать пальцем на другого человека, тогда вина лежала бы не на мне — значит, не я проглядел, значит, не я был недостаточно внимателен. — Он взъерошил свои седые волосы. — Я не знаю, что произошло в ту ночь на карусели. Но я понимаю: нельзя обвинять другого человека только потому, что не хочешь чувствовать виноватым себя.
Джордан, сидевший затаив дыхание, наконец смог выдохнуть. Голд выдал больше, чем он ожидал, и он самонадеянно решил чуть-чуть надавить.
— Мистер Голд, у нас есть два сценария: убийство или самоубийство. Вы не хотите верить ни в один из них, но факт остается фактом — ваша дочь мертва.
— Протестую! — вмешалась Барри. — В чем заключается вопрос?
— Я подхожу к вопросу, Ваша честь. Дайте мне немного времени.
— Протест отклонен, — заявил Пакетт.
Джордан повернулся к Майклу.
— Вы утверждаете, что знаете Криса так же хорошо, как знали свою дочь, Эмили. Зная Криса всю жизнь, будучи свидетелем отношений между Крисом и Эмили на протяжении многих лет, вы можете ответить: произошло убийство или самоубийство?
Майкл обхватил голову руками.
— Я не знаю. Я просто не знаю.
Джордан не сводил с него глаз.
— А что вы знаете, мистер Голд?
Повисло продолжительное молчание.
— Что Крис не стал бы жить без моей дочери, — наконец произнес он. — И несмотря на то что он сидит на скамье подсудимых, он не единственный, кого следует винить.
Барри Делани не понравился Майкл Голд. Не понравился с первого взгляда, когда оказался совершенно неспособным принять, что все улики указывают на соседского парня, убившего его дочь. Еще больше она его невзлюбила, когда узнала, что он будет выступать свидетелем со стороны защиты. А теперь, после самобичевания за свидетельской трибуной, она его просто терпеть не могла.
— Мистер Голд, — произнесла она с напускным сочувствием, — я сожалею, что вам пришлось явиться сегодня в суд.
— Я тоже, мисс Делани.
Она прошлась перед свидетельской трибуной к скамье присяжных.
— Вы сказали, что были близки с Эмили, — сказала она.
— Да.
— Вы также признались, что проводили с ней не так много времени, как Крис.
Майкл кивнул.
— Вы утверждали, что не заметили, что она чем-то огорчена.
— Да.
— Вы не знали, что она беременна.
— Нет, — признался Майкл, — не знал.
— Вы также утверждали, что она все рассказывала Крису.
— Да.
— Вы даже представить не могли, что Эмили что-то от него скроет.
— Верно.
— Следовательно, о своей беременности она бы ему сказала. Я права?
— Я… не знаю.
— Да или нет?
— Думаю, да.
Барри кивнула.
— Мистер Голд, вы сказали, что пришли в суд, потому что хорошо знаете Криса Харта.
— Верно.
— Но это суд по делу вашей дочери, из-за того, что с ней случилось. Либо она покончила жизнь самоубийством, либо ее убили. Как уже сказал мистер Макфи, страшный выбор. Ужасно, что в убийстве обвиняют соседского юношу, но еще более ужасно то, что убитой оказалась ваша дочь. Вопрос в том, что присяжным предстоит выбрать одно из двух, мистер Голд. Как и вам самому. — Она глубоко вздохнула. — Вы можете себе представить, что ваша дочь берет пистолет, подносит его к голове и нажимает на спусковой крючок?
Майкл закрыл глаза, делая то, что велела прокурор, ради Эмили, своей жены и скрипучего голоса, засевшего у него в голове. Представил дорогое лицо дочери, то, как она закрывает янтарные глаза, как в висок ей упирается пистолет. Он представил руку, которая сжимает пистолет от отчаяния, от боли. Но он не мог ответить уверенно, что это рука Эмили.
Майкл почувствовал, как из уголков глаз потекли слезы, и немного отклонился за трибуну, словно пытаясь себя защитить.
— Мистер Голд? — поторопила прокурор.
— Нет, — прошептал он и покачал головой. Слезы покатились еще быстрее. — Нет.
Барри Делани повернулась к присяжным.
— В таком случае, что нам остается? — задала она риторический вопрос.
Процесс переодевания из цивильной одежды в тюремную робу стал для Криса сродни сбрасыванию кожи, как будто вместе с пиджаком и модными брюками он снимал с себя налет любезности и приличий, принятых в обществе, оставаясь в итоге первобытным человеком. В течение первого часа после возвращения из зала суда он ни с кем не разговаривал, и сокамерники старались к нему не подходить. Он пытался выдыхать затхлый тюремный воздух, но тот все-таки заполнял его легкие, его трясло, пока он привыкал к своей камере. И только после этого он мог держаться уверенно и равнодушно, как научился за семь месяцев тюрьмы.
Он решился войти в комнату отдыха режима средней изоляции, услышав там гул и беспокойный шум. Несколько заключенных украдкой взглянули на него и снова повернулись к висевшему на стене телевизору. Крис сидел уже достаточно давно, чтобы понять: пока идет суд, тебя оставляют в покое. Но сейчас дело было не только в этом. Окружающие не просто не обращали на него внимание, у них была некая общая тайна.
