Станислав Родионов - Избранное
Трус не играет в бокс — трус играет в хоккей.
***
Внимание, внимание, мой микрофон вместе со мной находится на ледяной арене. Работают все телекамеры и пятьдесят тележек с мороженым.
Фигурное катание! Какие костюмы, какие краски! Участвуют спортсмены всех континентов, кроме Азии, Африки, Австралии и Антарктиды. Какие фортеля выкидывают одиночные фигуристы, да и парные выкидывают. Мне очень нравится фигура под названием «двойная фига».
А это уже новенькое: не он ее, а она его поднимает и несет на вытянутой руке, точнее, везет целый круг. Шесть баллов!
Теперь выступает одиночный фигурист. Говорят, он действительно холостой. Опять новинка! Оказалось, что коньки у него не только на ногах, но и на руках. Трибуны буквально онемели, когда фигурист изогнулся, как тритон, и поехал одновременно на ногах и руках. Талантливый спортсмен, мыслящий.
А сейчас выкатилась очень изящная танцевальная пара. Его костюм выдержан в ферро-свинцовых тонах, ее — в невинно-розоватых. На нем жабо, порты и онучи. На ней чепчик, кимоно и сбоку шлейф. Интересную программу приготовили спортсмены: она танцует партию маленького лебедя, он вокруг нее отплясывает вприсядку гопака.
Да, смотрю я на этот великолепный праздник льда, цвета, всяких шестерок-восьмерок и думаю: дать бы ребятам по клюшке, а девчонкам по шайбе — вот был бы настоящий праздник.
КОМЕТА КОГОУТЕКАПредседатель месткома поймал меня в ущелье между шкафами, где двоим не разойтись. Бежать назад было не по-мужски, лезть на шкафы не хотелось, а впереди стоял председатель.
— У тебя образование высшее? — спросил он, хотя мы с ним вместе кончали.
— Больше не пойду, — отрезал я.
— Обязан, — тоже отрезал он. — Ты член профсоюза.
Прошлый раз он обязал меня прочесть лекцию «Фуги Баха». Если учесть, что я ветеринар, то лекция получилась занимательной.
— Только про коров, — опять отрезал я.
— Последний раз, — бабьим голосом сказал он: значит, просил.
— Тема? — начал сдаваться я.
— Про комету Когоутека для подшефной жилконторы.
— Но у меня только газетные сведения, — опять засомневался я.
— Ничего, — улыбнулся председатель. — Про фуги Баха у тебя не было и газетных. Держись двух главных правил. Во-первых, никогда не отвечай, что не знаешь. Лектор должен знать все. Во-вторых, подыгрывай аудитории. Отвечай так, как им нужно, не спорь. Ну, иди. Они уже ждут.
Я думал, придет человек десять-пятнадцать. Но небольшой зал оказался набитым, как на хорошей конференции. Было много пенсионеров.
Я уперся руками в стол и начал пересказывать газетную статью про яркость, предполагаемую длину и хвост кометы. Услышав про хвост, старушки в первом ряду так и подались вперед. Я понял, что вопросов в этой аудитории не миновать.
Моей лекции хватило минут на десять. Переведя дух, я обежал блуждающим взглядом ряды и просительно сказал:
— Вопросов нет?
Ряды молчали, удивленные столь краткой лекцией.
— Значит, нет вопросов? — не скрывая радости, переспросил я и заметно пошел от стола.
Тогда в тишине скрипнул стул и поднялся громадный дядя с лицом академика. «Сейчас спросит про квазары или пульсары», — неприятно пронеслось в голове.
— А зачем она летит? — спросил дядя.
— Как… зачем? — опешил я.
Черт ее знает, зачем она летит. Об этом и газеты не писали. Явление природы. Я поискал на столе графин с водой — хотел глотнуть, но вместо него стояла пепельница. Не глотнув, я хитренько спросил, потому что лектор должен знать все и ладить с аудиторией:
— А то вы не знаете…
— Только предполагаю, — признался дядя.
— Нехорошо, товарищ, предполагать про себя. Скажите всем, — нашелся я.
— Комету запустили, — предположил он вслух, довольно осматриваясь.
— Ну… — вырвалось у меня, но тут же я спохватился. — Правильно!
Зал заметно ожил. Ряды зашевелились волнами, а одна старушка в первом ряду высвободила ухо из-под платка.
— А кто ее запустил? — спросили сразу несколько голосов.
Верно говорят, что одна маленькая ложь приводит к двум большим.
— Товарищи, это науке точно неизвестно, — ответил я так, чтобы они подумали, что я-то знаю, а вот наука не знает.
— Запустили разумные существа? — добивался чей-то голос из угла.
— Все может быть.
Я решил отвечать покороче, чтобы не давать повод для новых вопросов.
— Или неразумные? — переспросил тот же голос.
— Может, и неразумные. Мало ли дураков на белом свете.
Старушки согласно закивали и заперешептывались, готовя новые вопросы. Но у пионера он уже был готов:
— Дядя, а какими источниками вы пользовались?
— Закрытыми, мальчик, — сердито ответил я, чтобы он больше не приставал.
— Гражданин астролог! — Поднялся маленький старичок с подозрительно щупающим взглядом. — А кто ж такой Когоутек? И почему комета называется его именем?
— Неужто не понял? — вмешалась к моей радости его соседка. — Когоутек ее и запустил.
— Ага, — согласился я, потому что даже не знал, какой национальности был этот Когоутек, открывший злополучную комету.
Взгляд маленького старичка окончательно впился в меня, как в шпиона. Зато пионер сидел с приоткрытым ртом от удивления, а может, от восхищения. И тут пришел черед старушки из первого ряда. Освободив второе ухо, она спросила:
— Милок, а чегой-то он ее отпустил-то?
— Кого?
— А анафему-то?
— Комету, — поправил я.
— Так, милок, не бывает. Вон у нас Петька-водопроводчик еще и крант не починит, а уже трешку просит. А этот Когоутек чего?
— А чего? — не понял я.
Она повернулась к залу и радостным голосом человека, сделавшего открытие, сообщила:
— Да он сел на нее и летит!
— Бабушка, комета горячая, — попытался я удержать кое-какие научные позиции.
— Подстелить, что ли, нельзя?! — под хохот удивилась старушка.
— Можно, — вяло согласился я, чувствуя, что публике старушка нравится.
— Ты лучше скажи, гражданин ученый, зачем этот Когоутек вертит хвостом? — не отставала она.
— Бабушка, хвост у кометы. У людей хвостов не бывает.
— Нешто она живая, комета твоя? А ежели не живая, то и хвоста быть не может! У Когоутека хвост и есть!
Она уже объясняла не мне, а залу, стоя ко мне спиной. Сразу начался шум, смех, выкрики. Я понял, что ступил на опасный путь — спорю с аудиторией.
— Лектор, а не может объяснить! — крикнули с задних рядов.
Я сжался, пытаясь лопатками отлепить на спине мокрую рубашку. Ряды притихли, рассматривая мое сковородно пышущее лицо. Люди ждали, как я отреагирую на реплику.
— Ну… примерно вот такой, — показал я размер хвоста гражданина Когоутека, как рыбаки показывают размер рыбы…
Через неделю в шкафном ущелье мы столкнулись с председателем месткома. Он быстренько достал газету и прочел абзац: «Среди части старушек города Сухо-жильска появился предрассудок, что якобы на Землю летит хвостатая Кикимора. Плохо поставлена антирелигиозная пропаганда в г. Сухожильске».
Председатель свернул газету и бабьим голосом попросил:
— Прочти лекцию в жилконторе, а? На тему — «Бога нет и не надо».
ИДИОТКАУтром к нам в кабинет вскользнул красный, распаренный завхоз Лягушевич. Конечно, при такой фамилии надо бы ему быть не распаренным, а зеленым.
— Везем, — хрипло сказал Лягушевич и действительно позеленел от радости.
Молодой ученый Веня, перспективный, как алмазные россыпи, бросился к Лягушевичу и спрутообразно обвил его своими длинными руками. Лягушевич без воздуха посинел. Наш руководитель, доктор наук Дэн Иванович, вытащил изо рта трубку и засунул ее за ухо — волновался старик. Я вытащил из-за уха сигарету и сунул ее в рот — тоже ведь волновался.
Рабочие втащили агрегаты в кабинет, и весь день настройщики устанавливали ее — прогнозирующую диагностирующую машину АБВГД-500. Она на все отвечала и все решала — только информацию подавай.
На второй день машина добродушно урчала, как кот около рыбы, и подмигивала красными огоньками.
— С вас причитается, — сообщил Лягушевич.
— Коньяк, — подтвердил я.
— Сколько? — из вежливости спросил Лягушевич.
— Две, — хлопнул его по плечу Веня.
— Бутылки, — уточнил Дэн Иванович.
Лягушевич заметно порозовел и незаметно ушел —
свое дело сделал.
— Ну, товарищи, — потер руки Дэн Иванович, — опробуем, узнаем, что мы за ученые. Значит, так: на ввод надо сунуть в нее две научные статьи — самую первую и самую последнюю. Вениамин, начинайте!
Веня улыбнулся — знал себе цену и без машины. Он сунул в щель статьи и нажал кнопку. АБВГД-500 защелкала, замигала, заныла, будто ей не то сунули. Через три секунды она враз успокоилась и на выводе швырнула карточку. Веня взял ее и посмотрел на меня чуть-чуть прищурившись. Я знал, чего он прищуривается: я шесть лет пишу докторскую, а он ее только начал — мол, обгонит.
