История тишины от эпохи Возрождения до наших дней - Корбен Ален
Особенно большое значение придавал тишине Метерлинк — он стремился к ней и доказывал ее важность. Подробнее мы обсудим это в главе, посвященной любовному опыту. Пока же отметим, что, с точки зрения Метерлинка, «высший дух достигается лишь после смерти», а на видимый мир наброшен покров тайны. И все же в глубоком мраке нашей души скрывается нечто непознанное, что «трудно разглядеть», — как раз такой отблеск великой тайны созерцали мистики, погрузившись в тишину ночи; это «нечто неведомое, загадочный отпечаток, оставленный внутри нас Гостем свыше — иногда этот Гость навещает нас в тишине нашей ночи» [147].
В XX веке Франсис Понж воспевает тишину соснового бора, сравнивая его с храмом природы — находясь здесь, человек переходит в регистр созерцания и сосредоточенного размышления. Среди современных писателей, в чьих книгах прослеживается особенно острая необходимость в тишине, Тьерри Лоран выделяет Патрика Модиано [148]. Тишина для Модиано сродни прибежищу, нише спокойствия и умиротворенности, где можно укрыться от отчаяния. Умение молчать — бесценное качество, редкостный дар, которым обладает далеко не всякий.
Обобщая все изложенное выше и, вероятно, упрощая проблему этой главы, скажем, что поиск тишины предполагает в первую очередь поиск тихих мест. Это относится, например, к Дюрталю, герою целого ряда романов Гюисманса («Без дна», «В пути», «Собор», «Послушник»). В творчестве Бодлера и Пруста, в том числе за рамками их произведений, мы наблюдаем то же самое, что уже было отмечено в предыдущей главе. Ну а сегодня потребность в спокойных местах отражена политикой сети отелей под названием «Relais du silence» [149], которые обещают своим посетителям полную тишину, — факт, указывающий на то, до какой степени в наши дни тишина стала трудно достижима и выросла в цене.
4
Умение молчать и запрет на слово
Греческий бог Гарпократ изображается держащим палец у рта. Этим жестом он призывает молчать. На протяжении всей истории человечества призыв к молчанию — один из самых распространенных. Молчанию нужно учиться, оно не приходит само по себе. Есть люди, пишет Метерлинк, «не умеющие молчать и убивающие вокруг себя молчание, и это единственные существа, которые действительно проходят незамеченными», ведь «мы не можем составить себе ясного понятия о человеке, который никогда не молчал. Можно сказать, что у души его нет лица» [150]. Научиться молчанию необходимо, поскольку оно служит основанием для всего, имеющего в нашей жизни первостепенную важность. Добиться чего бы то ни было возможно, лишь умея хранить молчание. «Попробуй провести один день в молчании; и как ясны тебе будут на следующий день твои намерения и обязанности!» [151] Словами же, напротив, мы слишком часто душим мысль и чиним ей препятствия, между тем как в тишине она течет легко и свободно. Именно поэтому мы боимся тишины, пишет Метерлинк, и постоянно блуждаем в поисках мест, где она не живет.
Умение молчать и в особенности устанавливать тишину вокруг себя — способности, которым посвящены отдельные статьи во многих словарях. Так, в своем «Большом словаре языка XIX века» Ларусс приводит и комментирует несметное число выражений и оборотов, относящихся к молчанию и его нарушению: «молчать», «призывать к молчанию», «требовать молчания», «предписывать молчание», «хранить молчание» и, наоборот, «нарушать молчание». В древней Византии, отмечает словарь, существовала особая должность — надзиратель за тишиной.
Ясно, что требование соблюдать тишину распространено в ряде общественных мест, среди которых храмы, школы, коллежи, лицеи, армия и проч., а также выдвигается в ситуациях, когда на первый план выходят взаимная вежливость, учтивость, внимательность, субординация. По сей день молчание предписывается не только внутри церквей, храмов, мечетей, но и непосредственно за их стенами. В пространстве церкви молчание — знак уважения, осознанности, способности контролировать свои действия. Как мы уже убедились, молчание способствует внутренней собранности и сосредоточенности, помогает не отвлекаться и избегать рассеивания мыслей. Обрядовая составляющая религиозной жизни также учит соблюдать тишину и не допускать суеты и торопливости. Детям строго наказывают не разговаривать и не шуметь в церкви и вблизи нее; особенно примерно ведут себя дети, которые прислуживают во время церемонии и потому привыкли быть сдержанными и внимательными к тому, что происходит во время религиозного действа.
Ограничения, налагаемые на все то, что касается тела, тесно связаны с необходимостью молчания. На это указывают позы молящихся, а также жесты и движения людей в церкви. Со второй половины XIX века акцент на постоянном почитании Бога придает безмолвию еще больший вес. Верующий — а зачастую это подросток, совсем еще ребенок, ученик коллежа или воспитанник приходской шкалы — должен молиться в тишине и одиночестве перед Святыми Дарами, в церкви или часовне. Его могут обязать молиться в течение целого часа, храня полное молчание, неподвижно.
Во время утренней мессы, вечерни, повечерия и причастия ход религиозной церемонии требует от прихожан определенного кодекса поведения, им следует молчать в нужные моменты и совершать правильные жесты. Участвуя в обрядах, проводимых вне пространства церкви, люди также должны соблюдать религиозный этикет. Так, во время праздника Тела Господня, пишет Шатобриан в «Гении христианства», верующий воспринимает множество оттенков безмолвия. Они отличаются от тишины, которой пронизана церковь. «То и дело голоса и звуки музыкальных инструментов замирают, и среди толпы настает царственная тишина, подобная тишине моря в безветрие. Теперь слышны лишь ее шаги, гулко отдающиеся от мостовой» [152].
В католичестве есть еще одно могущественное безмолвие — это безмолвие церковных колоколов со Страстной пятницы до пасхального воскресенья. Во многих текстах описаны его глубина и создаваемое им эмоциональное напряжение, равно как и сила воздействия колокольного звона в день Пасхи. В аббатстве Ла-Трапп во время молчания колоколов ритм монастырской жизни задает особая трещотка.
В учебных заведениях — религиозных, а затем светских — правило тишины существует с конца Средневековья. С одной стороны, тишина служит знаком уважения к учителю, с другой — проявлением дисциплины, что препятствует рассеянности и несобранности и помогает детям сосредоточиться на предмете. Ясно, что молчание — важное условие внимательного слушания. Философ Эмиль-Огюст Шартье, известный под псевдонимом Ален, писал в 1927 году, что молчание так же заразительно, как смех. Поэтому нужно стремиться к тому, чтобы оно одерживало верх над своим соперником [153]. Жан-Ноэль Люк в свою очередь показывает, что в XIX веке детей приучали к молчанию уже в начальной школе [154].
В наполеоновскую эпоху звон колокола, большого или малого, а также барабанный бой обозначают для учеников время молчания и разговоров. В период между XVIII и XX столетиями детям приходилось молчать большую часть времени, проводимого в школе. Болтать запрещалось в столовой за едой, а также в дортуаре в часы, отведенные для сна. В религиозных учебных заведениях общая молитва предшествовала занятиям, каждому приему пищи и сну, настраивая детей на молчание. С точки зрения Мишеля Фуко, такой порядок вкупе со строгими наказаниями за нарушение дисциплины являются необъемлемой частью «тенденции к закручиванию гаек», получившей распространение в этих институтах.
Схожая ситуация наблюдается в армии, где по сей день делается упор на «молчание в строю». В военной среде принято молча переносить тяготы, и не случайно армию часто называют «великой молчуньей».
