Небесные всадники - Туглас Фридеберт Юрьевич
— Какая? Такая, что не бегает за любым встречным парнем? Тебе этого хотелось бы… да! А теперь уходи!.. Понял, уходи! А то как выйду да отправлюсь на сеновал к Мари…
— Господи, это надо же, всего одну ночку она одна, и опять никак!..
— А не то пойду в дом да пожалуюсь хозяину, что ты мне спать не даешь!
— Тьфу, дьявол! Этого еще не хватало!
Батрак сплюнул, потом уселся на приступку амбара, которой служил жернов. Минуту-другую он молча глядел прямо перед собой. Потом перевел взгляд на дом и ригу. Они отходили от дневной усталости. Летняя ночь колыхалась в дреме над хутором, спал и он. Не спал разве только батрак у амбара да девушка в амбаре. Луна поднялась из-за дома, тень от него легла на траву.
Белела только ручка колодезного ворота да стропила риги. Парень сидел в темноте и видел на освещенном поле каждую горку камней, которые они собирали вместе с Маали. Высокие березы у прогона отбрасывали тень на ржаное поле. Вдалеке едва угадывался глубокий овраг, водоем да пыльная дорога… И мягкое летнее, почти беззвездное небо над ними…
Парень смотрел на все это, и тихий покой изливался в его душу. Только вот холодновато было. Он поплотней запахнул куртку и подтянул к груди ноги в подштанниках. Так он сидел и досадовал на девчонку-недотрогу: ишь, интересничает, даже в амбар не пускает!
Хотя нет, она не интересничает, подумал он. Одному господу богу известно, чем она мается в последнее время. Когда после толоки вечером все собрались на танцы, она сидела как истукан у костра и таращилась во тьму, а потом вырвалась из рук Кусты и убежала в лес. И вот сегодня вечером, когда они возвращались вдвоем с сенокоса, сказала:
— Ты сегодня ночью вообще не приходи. Не впущу.
— Почему? — с досадой спросил юноша.
Но Маали вместо того, чтобы объяснить, стала поправлять медно-красной от загара рукой сбившийся платок.
Припомнив все это, Куста снова ощутил как поднимается в нем злость на эту девчонку.
— Так вот ты какая! — повторил он.
Девушка вздрогнула, словно вышла из оцепенения.
— Так ты еще не ушел? — отозвалась она с горечью. — Что за напасть, нет от тебя покоя!
— Маали… Милая! — прошептал паренек. — Ну, что же ты так?..
— Отправляйся к Мари! Чего тебе от меня надо? Она тоже девушка… кругленькая, мягонькая…
— Маали, ну ради бога, подумай, что ты говоришь!..
Девушка, верно, поднялась с постели. Скрипнула половая доска, и мыши в испуге притаились. Потом послышалось шуршанье одежды и сдавленный сочувственно-печальный вздох.
— Пустишь, а… ну, пустишь, а? — допытывался юноша, и сердце громко стучало у него в груди.
— Ступай к Мари! — упрямо гнала его девушка. — Помнишь, как нахваливал ее — и пухленькая, и добренькая. Она тебя с распростертыми объятиями примет.
— Перестань, Маали! — раздраженно ответил парень. — Не то разозлюсь и если так не впустишь, дверь вышибу!
— Что это тебе от меня надо, чего у нее нет?..
Куста поднялся и зло глянул на низкую дверь.
— Ну ладно!.. — процедил он сквозь зубы. — Ладно.
Теперь, когда девушка задавала вопрос, в ее голосе прозвучало смущение.
— Ну, так чего? А известно чего… Ни стыда, ни совести…
И она в сердцах воскликнула:
— Все вы, пяраские! Ну, что липнете? Будто кому из вас другого надо! Лазаете по сеновалам да амбарам… А девушка потом делай что хочешь! Хоть иди топись! Никому дела нет! Камень у вас в груди вместо сердца!
Секунду было тихо. Потом Куста кашлянул, засмеялся и сказал:
— С каких это пор, Маали, ты так здорово все это знаешь? Что-то раньше ты так не говорила.
И еще какое-то время погодя:
— Маали, да открой ты! Что я по-твоему, не мужик, замуж взять тебя не сумею? Думаешь, так мужа себе заполучишь? Да ведь не скотина же он, чтобы мерзнуть из-за твоей блажи до полночи под амбарной дверью! Откроешь ты или нет?
Тихо в амбаре, как в могиле.
— Маали… Милая… — взмолился юноша, кровь горячей волной прилила к голове, глаза загорелись, а пальцы нервно прошлись по дверному косяку.
— Открой же ты наконец! Замерз я здесь. Сколько прошу, а тебе хоть бы что. Миленькая, ну, пожалуйста! А ну как хозяин выйдет, увидит. Будь человеком!..
Он просил, он заклинал. У него перехватывало дыхание, в горле пересохло, лицо пылало.
— Замерз, так ступай к Мари. Она тебя дожидается.
Девушка произнесла это так язвительно, что парень плюнул, и ответил уже не сдерживаясь:
— Ну и черт с тобой! Подумаешь, не очень-то и хотелось! Сохни тут! А я двину на сеновал.
И он вышел из тени амбара. Луна стояла уже высоко в небе. А редкие звезды растаяли в молочной дымке, подернувшей весь небосвод.
Он и двух шагов не успел сделать, как дверь приотворилась и показалась голова девушки.
— Куста, Куста!.. — позвала она. — Ты что, на самом деле пошел к Мари?
Он тут же остановился. Весь его запал разом улетучился. Щемящее чувство, владевшее им по дороге к амбару, снова заполнило грудь. Что-то жарко заныло. Да, скоро, скоро, он будет там. Теперь уже скоро обнимет ее, горячую, услышит, как она шепчет, сопротивляясь… Теперь уже скоро…
Куста быстро зашагал к амбару. Но Маали остановила его предостерегающим шепотом:
— Ты не думай, что я тебя тут же впущу. Не очень-то я тебя собираюсь впускать.
Кусту перекосило:
— Да что же ты, чертова кукла, потешаешься? Что тебе с твоего упрямства? Ну?..
— Силой полезешь — хлопну дверью перед самым носом, — пригрозила девушка.
Они напряженно смотрели друг на друга, правда, не больно-то много различая в темноте. Потом Куста уселся на жернов, а Маали опустилась на порог. Минуту помолчали.
— Ну что, так и будем торчать тут? — спросил парень.
— А ты иди, раз тебе скучно, — отозвалась девушка.
Как ей хочется позлить его! И он опять ощутил, как поднимается в нем прежняя злость. Но теперь, от близости женщины, она жгла еще сильней. Перед глазами словно искры разлетались.
То было вожделение к этой женщине, чья грудь так порывисто вздымалась рядом с ним и чье лицо так соблазнительно светилось в полутьме. Ох, знала бы эта чертова девчонка, что это за чувство! Как оно огненным клубком катится по жилам, как блестят от него глаза и дрожат руки! В жаркую ночь черной тучей оно опускается на человека… Все вдруг гаснет, куда-то уходит… Будь завтра хоть последний день жизни… Ничего нет кроме жаркой, удушливой страсти…
— Ну, чего тебе? — спросила девушка и улыбнулась глубокомысленно, словно обещая что-то украдкой. — Ну?
— Чего я хочу? — просипел он. — Я…
Он неожиданно ощутил в себе ту отчаянную силу и смелость, которой раньше ему так недоставало. Он привлек девушку за теплые плечи и приник горящими губами к ее устам. Она вырывалась и отворачивала голову.
— Я… — прошептал задыхаясь юноша. — Я…
Тут Маали почувствовала, как Куста подхватил ее на руки и, пошатываясь под тяжестью, ступил во мрак амбара. Ох, до чего прерывисто его дыхание и глаза горят, как у кошки! Тепло его рук проникало сквозь юбку и накинутый плат. Ох, как он стискивает! Да что он, озверел совсем или рехнулся?
А парень чувствовал, что в этот момент мог бы смять, совсем раздавить девушку. Мысли перепутались, только горячий ветер гудел в голове. Ни любви, ни жалости к этой женщине. Только туманное черное облако обдавало жаром…
Вначале Маали вырывалась. А потом устала, ее сморило… Вот он, Куста, несет ее на руках… О, как она порой томилась по нему… увядающая девушка по молодому парню! Без сна по ночам она лила соленые слезы… прижимала к груди гудящие от работы руки… А весной она вообще чуть было не рехнулась из-за него!..
— Куста… — прошептала Маали.
Поцелуи жгли лицо и шею. В страстных объятиях ей было больно и томно. И удивительная сладость разлилась по всему телу.
Шелестела в постели солома.
Ой — что же он, сумасшедший?.. Ах, да ведь это Куста… Но нет, нет!.. Не думает же он, что она согласна?.. Нет, нет, тысячу раз нет!..
И Маали неожиданно сильным движением вырвалась из рук юноши и выскочила через открытую дверь во двор.