Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.
— Доброго здоровьица, Георгий Романович! — пропела, чуть поклонившись, старушка, но названный Георгий Романович, не обращая на нее ни малейшего внимания, повлек Пирошникова в кухню.
В кухне, которая оказалась гораздо просторнее, чем комната Наденьки, шипела на газовой плите черная сковородка, на коей жарились какие-то мелкие рыбешки. Вдоль стен располагались три стола с кухонной утварью, указывающей на различный достаток владельцев; возле самого нового, покрытого рисунчатым пластиком, возвышался холодильник. В дальнем темном углу стоял какой-то сундук, покрытый тряпками. Георгий Романович указал на стол среднего достатка и сказал:
— Это стол Надежды Юрьевны. В столе кое-какие продукты, вы потом сами посмотрите. Вот это (тут он повел рукой к пластиковому столу с холодильником) принадлежит Ларисе Павловне. Именно она открыла мне тогда дверь, я вам рассказывал. Интересная женщина!
На этом месте Георгий Романович тонко и вспоминающе, если можно так сказать, улыбнулся. Какая-то недосказанность мелькнула в его словах, и наш герой ее заметил. Затем, небрежно махнув в сторону беднейшего стола с сундуком рядом, кандидат наук заметил, что это хозяйство мымры, как он выразился, встреченной ими в коридоре.
— А где она живет? — поинтересовался Пирошников.
— Да нигде она не живет! Она вообще не живет, путается только под ногами! — с озлоблением отвечал Старицкий.
В этот момент, легкая на помине, появилась и мымра, скользнув к сковородке, с тем чтобы снять с нее золотистого цвета рыбешек и положить новых, вывалянных в муке. Пирошникову показалось, что старушка, занимаясь всецело своим делом, тем не менее подглядывает за ними и вообще ушки у нее, как говорится, на макушке.
— Лариса Павловна дома? — приближаясь к ней, прокричал почти ей в ухо владелец собрания Достоевского.
— Да это уж лучше вам знать! — обидевшись, произнесла мымра, но спохватилась и добавила: — На службе она, на службе, батюшка!
— Жаль, — протянул Старицкий, — ну да ладно. Пойдемте! — и он повел Пирошникова обратно в коридор, шепча ему: — Притворяется глухой, но заметьте, слух у нее дай бог каждому, да и зрение тоже. Так что учтите!
Указав по пути места общего пользования и кладовку, дверь в которую он открыл и, заглянув, зачем-то потянул носом воздух, Георгий Романович остановил нашего героя у комода и объявил, что Лариса Павловна со своим мужем, кстати, торговым моряком, проживает по левую от Наденьки сторону, а по правую сейчас никто не живет и там вообще ничего нет. Комод же принадлежит старушке, но неизвестно, что он содержит, поскольку Георгий Романович не припомнит случая, чтобы та когда-либо его открывала.
На этом осмотр новой резиденции Владимира Пирошникова был закончен, экскурсовод с экскурсантом вернулись в свою комнату, Старицкий, захватив свои пожитки и книги, отбыл на этот раз окончательно.
Пирошникову как-то сразу сделалось скучно, он побродил по комнате, прочитал телеграмму на бюро, которая сообщала: «Выезжаю 17, поезд 27, вагон 9, встречайте, дядя Миша», исследовал от нечего делать содержимое нескольких ящичков бюро, где ему встретились довольно-таки любопытные вещицы, о которых стоило бы рассказать отдельно, да нету времени, а потом снова улегся на диван. Ему никак не удавалось собрать свои мысли и заставить себя думать. За этим занятием, а именно за собиранием собственных мыслей, его и нашла упомянутая выше мымра, которая, приоткрыв дверь, просунула в образовавшуюся щель аккуратненькую свою головку с редкими седыми волосками, мигом осмотрела всю комнату и обратилась весьма ласково к нашему герою:
— Рыбки не хотите ль? Не знаю, как вас величать…
При этих словах под ногами старухи появилась кошка Маугли, старая знакомая нашего героя, которая, изогнув свое тело, проникла в комнату и заняла место под шкафом. Мысли Пирошникова тут же разбежались, как мыши, и он привстал, раздасадованный новыми посетителями.
Старуха
«Что же это? Они так и будут ходить? То один, то другой… И чего им нужно?» Эти вопросы, которые, как мне думается, мог бы произнести и читатель, были, однако, с мрачностью произнесены про себя Пирошниковым, увидавшим незваную старуху. Впрочем, наш герой тут же сообразил, что при умелом подходе можно будет, вероятно, и от старухи получить кое-какие интересующие его сведения. Поэтому он слегка потянулся и даже зевнул, изображая пробуждение от дремоты, а затем, доброжелательно улыбнувшись, на что старуха ответила еще более приветливой улыбкой, объявил о своей готовности откушать предложенной рыбки.
Старухина голова исчезла, и через минуту в комнату вплыла тарелка, наполненная источающими аромат жареными рыбешками, которые бережно транспортировались старухой к столу молодого человека. Высказав крайнюю степень благодарности, Пирошников схватил за хвост верхнюю рыбку и в мгновение ока обглодал ее, оставив хрупкий хребетик. Старуха же, присев на краешек стула и положив руки на колени, умильно глядела на молодого человека. Эта идиллия продолжалась несколько минут, после чего, как и полагал Пирошников, ему пришлось расплачиваться со старухой информацией о себе, своих отношениях с Наденькой, политике, погоде, ценах на предметы питания и ширпотреба и прочем, и прочем.
Надо сказать, что Пирошников не говорил всей правды, то есть, по существу, лгал, когда разговор коснулся его лично и Наденьки. Ему еще не ясна была степень осведомленности бывшей мымры, а теперь Анны Кондратьевны, или бабушки Нюры, как она предложила себя называть. Рассказывать ей о причудах лестницы наш герой не считал пока возможным, чтобы не перепугать бедную бабку и не отбить у нее охоту общаться, а заодно его подкармливать.
Поэтому он тонко перевел разговор на Георгия Романовича, надеясь посредством его личности (естественно, в преломлении старушки) разведать как можно больше о квартире и жильцах.
— Умный человек и хитрый, не в обиду будь сказано, а Наденька, уж и не знаю, что да почему, одним словом, жили, — чуть покачиваясь, завела свою шарманку бабка Нюра. — Жили и жили, а мне-то что за дело? Наденьке хозяин, а нам в квартиру сторож безвыездный, все спокойней, мужчина ведь…
— Почему это безвыездный? — не утерпел Пирошников.
— А не выезжал никуда, — простодушно вздохнула старушка, в первый раз и осторожно дотрагиваясь до принесенной рыбки.
Судя по всему, Анна Кондратьевна была совсем не в курсе истинных причин привязанности Наденькиного мужа к своему местожительству. И ладно! — решил Пирошников. Не стоит забивать голову старухе всякой ерундой с лестницей, не поймет.
