Франсуаза Саган - Ангел-хранитель
Кафе оказалось битком набито. Все там были молоды, в той или иной степени волосаты и бородаты. Нам стоило немалых трудов отыскать свободный столик. Если Пол хотел избавиться от моей болтовни, ему это вполне удалось – музыка так гремела, что не поговоришь. Но все было очень мило: молодежь весело дергалась под звуки джерка, а скотч подавали сносный. Я даже не сразу заметила отсутствие Льюиса. И только когда он вернулся за столик, обратила внимание, что у него остекленевший взгляд, и удивилась: он никогда особо не напивался. Улучив минутное затишье, мы станцевали с Полом медленный танец. Когда я возвращалась на место, все и произошло.
Какой-то потный бородач преградил мне дорогу и толкнул меня почти у самого нашего столика. Я машинально пробормотала «извините», но он обернулся и уставился с вызовом. Взгляд его переполняла такая злоба, что мне сделалось страшно. Ему было лет восемнадцать, и, наверное, на улице его ждал большой мотоцикл. Парень, видать, хватил лишнего. По виду он был из той шпаны, о которой газеты прожужжали все уши. Он протявкал:
– А ты, старуха, чего здесь забыла?
Имелась всего секунда, чтоб оскорбиться, и я успела это сделать. И тут, точно ядро из пушки, у меня из-за спины выскочил человек. То был Льюис. Он схватил бородача за горло, и они покатились по полу среди опрокинутых столиков и ног танцующих. Пронзительным голосом я стала звать Пола и увидела, как он пытается продраться сквозь толпу. Но молодежь, в полном восторге от происходящего, окружила дерущихся плотным кольцом и не давала пройти. Я кричала: «Льюис, Льюис!», но он, не обращая внимания, с глухим рычанием катался, сцепившись с моим обидчиком, не выпуская его горла. Этот кошмар длился минуту, целую минуту. Внезапно оба замерли, лежа на полу. В темноте их было плохо видно, но эта внезапная неподвижность показалась еще страшней, чем драка. Кто-то крикнул:
– Да разнимите же их!
Полу наконец удалось прорваться. Он растолкал зрителей и бросился к дерущимся. И тут я отчетливо разглядела руку Льюиса. Кисть его длинной и тонкой руки неистово сжималась и разжималась на горле неподвижно лежащего противника. Потом я увидела, как Пол по одному отрывает его пальцы от горла жертвы. В этот момент меня толкнули, и я без сил плюхнулась на стул.
Дальше все происходило очень быстро: Льюиса удерживали в одном углу, хулигана приводили в чувство – в другом. Никто не хотел скандала, поэтому вскоре мы очутились втроем на улице, еще тяжело дышащие и растрепанные. В полном молчании мы погрузились в «Ягуар». Льюис успокоился и выглядел отрешенно. Пол тяжело вздохнул, достал сигарету, раскурил и протянул мне, потом взял еще одну. Он явно не торопился уезжать. Я повернулась к нему и сказала как можно веселее:
– Ну и вечерок выдался…
Он ничего не ответил, склонился к Льюису и не без любопытства спросил:
– Льюис, чем это вы так накачались? ЛСД?
Льюис промолчал. Я вздрогнула и посмотрела на него. Голова откинулась на подушку, застывший взгляд вперился в небо, он был далеко отсюда.
– Нельзя же так, – произнес Пол очень мягко, – вы ведь могли убить его. Дороти, что произошло?
Я колебалась. Нелегко женщине о таком рассказывать.
– Тот парень счел меня слишком… слишком взрослой для этого заведения…
Я ожидала, что Пол возмутится, но он лишь пожал плечами и завел мотор.
Всю дорогу мы молчали. Льюис спал, и я не без содрогания думала про ЛСД. В принципе я не имею ничего против наркотиков, просто мне вполне хватает алкоголя, все остальное меня пугает. Еще я боюсь самолетов, подводной охоты и психиатрии. Мне спокойно только на земле, сколько бы на ней ни было грязи. Когда мы приехали, Льюис первым вылез из машины, пробормотал что-то нечленораздельное и скрылся в доме. Пол помог мне выйти и проводил до веранды.
– Дороти, помнишь, что я говорил про Льюиса в первый раз?
– Да, но ведь теперь ты его любишь, правда?
– Да, конечно… Я…
Он слегка запинался. С ним это бывает крайне редко. Он взял мою руку, повернул ладонью вверх и поцеловал.
– Он… Я полагаю… я думаю, он не совсем нормален… Он ведь чуть не убил того типа.
– Ну как можно оставаться нормальным, накачавшись этой дрянью, – логично возразила я.
– И все-таки меня очень беспокоит, что ты живешь с ним под одной крышей, он же неуправляем.
– Мне кажется, он меня очень любит и не причинит никакого зла.
– В любом случае он скоро станет кинозвездой и ты от него избавишься. Грант говорил мне. Они собираются построить на нем следующий фильм… А поскольку он плюс ко всему талантлив… Дороти, когда же мы поженимся?
– Скоро, – ответила я, – очень скоро.
И поцеловала его. Он вздохнул.
Я повернулась и пошла в дом посмотреть, как там наша будущая кинозвезда. Я нашла его распростертым на моем мексиканском ковре. Он лежал, обхватив голову руками. Я спустилась на кухню, сварила кофе и налила чашечку для Льюиса, мысленно репетируя нравоучительный монолог о вреде наркотиков. Потом вернулась в гостиную, опустилась рядом с ним на колени и слегка потрепала его по плечу. Никакой реакции.
– Льюис, выпейте кофе.
Он даже не шелохнулся. Я тряхнула его сильнее. Видимо, в этот момент он бился с китайскими драконами и разноцветными змеями. Меня это взбесило, но я вспомнила, что час назад он встал на защиту моей чести. За такое женщины склонны многое прощать.
– Льюис, дорогой мой…
Он бросился мне на шею, его сотрясали, душили рыдания. Мне стало за него страшно. Он уткнулся в мое плечо, мой драгоценный кофе пролился на ковер. Растроганная и испуганная, я сидела неподвижно и слушала его исповедь. Он бормотал, уткнувшись губами в мои волосы:
– Я ведь мог его убить… О, я должен был убить… в ту же секунду… Сказать такое… про вас… вам… Он ведь был у меня в руках…
– Но послушайте, Льюис, нельзя же так, это неразумно.
– Свинья, грязная свинья… И глаза скотские… У них у всех… У всех людей глаза скотские… Вы этого не замечаете… Неужели вы не замечаете? Они до нас еще доберутся, вот увидите… Они разлучат нас и до вас тоже доберутся… До вас… Вы, Дороти…
Я поддерживала его затылок, гладила по волосам, целовала. Я жалела его, как жалеют плачущего ребенка. Он и был ребенком. У меня на коленях плакал обманутый жизнью ребенок. Я утешала его, бормотала что-то вроде: «Ну успокойтесь, ничего страшного, все будет хорошо». Он висел у меня на шее, от неловкой позы у меня затекли ноги, и я подумала, что такие сцены не для женщин моего возраста. Молодая и чистая девушка могла бы вернуть ему веру в жизнь. А я слишком хорошо знала, что она такое, эта жизнь.
Наконец он утихомирился. Я осторожно опустила его на пол, он вытянулся на ковре. Я накрыла его шерстяным одеялом и, совершенно опустошенная, отправилась спать.
