Екатерина Мурашова - Одно чудо на всю жизнь
Ёська лежал на мостках на животе и заворожённо глядел в глубину пруда. Раскрытая и придавленная палкой книга покоилась рядом. Тут же стояли две стеклянных банки, в которых копошилось что-то умеренно отвратительное.
— Ты смотри, Генка, это наверняка — водяной скорпион, — не оборачиваясь, сказал Ёська, узнав брата по шагам. — Вон там, на картинке, сравни. А это у него дыхательная трубка торчит… Мне первый раз попался. Он на гнилой лист похож, его не видно, так и в книжке сказано. Но я подстерёг, когда он пошевелился… Здорово, правда?
— Отличный водяной скорпион, — сдержанно согласился Генка. — Оторвись от них маленько, разговор есть.
— Чего, опять жрать? Я не хочу, — закапризничал Ёська и обернулся. Круглый белобрысый затылок сменился на не менее круглую и белобрысую мордашку. — Пусть Валька лопает. Так, как ты меня кормишь, только землеройки едят. Я читал…
— Не про жратву речь, слушай сюда, — тяжело уронил Генка, глядя на брата холодными как вода глазами. Ёська мигом подобрался, сел, подтянув под себя ноги.
— Вилли-новичка видел?
— Да, видел, — серьёзно кивнул Ёська.
— Как тебе?
— Мне он понравился, — от капризности не осталось и следа, Ёська тщательно подбирал слова, поглядывал на брата с нескрываемой опаской. — Он хорошо говорит, интересно.
— Его история — всё брехня, верно?
— Пожалуй, да… — Ёська ещё больше съёжился под тяжёлым Генкиным взглядом.
— «Подснежник»[19], ты думаешь? Чей? Пацан ведь совсем…
— Не «подснежник», нет! — Ёська энергично замотал круглой головой. — Он один, совсем один, никого за ним нет — я чувствую.
— Зачем тогда брешет?
— Не знаю. Может, по голове ударили? Может, хочет чего?
— Угу! — Генка удовлетворённо кивнул. — Хочет. Хочет, чтобы мы ему сестру нашли.
— Какую сестру? Где? Почему — мы?
— Третье — понятно, — Генка сплюнул в воду и замысловато выругался. — Все, даже менты, знают, как я братцев опекаю… чтоб вам всем провалиться!
— Если мы провалимся, ты, Гена, совсем озвереешь, — серьёзно сказал Ёська, глядя куда-то в сторону озера.
— Зверю жить лучше…
— Но ты — человек…
— Я — не человек! — неожиданно сорвался на крик Генка. — Давно не человек! И не был никогда! Я — урод!
— Прекрати, пожалуйста, — тихо попросил Ёська. — Если бы не ты, мы с Валькой уже пять лет как в земле гнили…
— Ладно, — Генка взмахнул рукой, мимоходом утерев глаза. — Проехали. Соль в том, что этот сучонок, этот лживый язык Вилли обещает тебя вылечить.
— Почему — меня? А тебя? А Вальку? — вскинулся Ёська. — Как — вылечить? Он что, врач, колдун? И откуда он знает? Я ему ничего не говорил…
— В том-то и дело! Если бы он про меня или про Вальку заикнулся, я бы ему язык поганый тут же на сучок насадил и на ветку намотал. Потому что про нас и так всё ясно. А про тебя он не знал. И не спрашивал ни у кого — я выяснял. Сказал: я сам вижу по каким-то там признакам. Диагностика такая. То есть: или «подснежник» с готовой информацией, или… или в этом что-то есть…
— Генка… — голубые Ёськины глаза, явно против воли мальчика, стали умоляющими и похожими на собачьи. — А чего он за это хочет-то?
— Говорит, найди мне сестру, а я тебе брата вылечу. Я сам ничего у вас не знаю, поэтому у меня не получится. Либо это всё тонкий расчёт и наглость такая, что… — Генка выругался ещё раз. — Либо… либо правда, Ёська! Такой вот расклад получается… И если ты чувствуешь, что он — один…
— Гена, давай хотя бы попробуем, а? — Ёська вскочил на ноги и сверху вниз взглянул на брата. — Но… но кто же он тогда получается, Вилли этот? Инопланетянин, что ли? Или волшебник?
— Да я сам ничего не знаю! — Генка с досадой стукнул кулаком по ладони. — И он, сучонок, молчит. Бормочет что-то такое, что, мол, сам не понимаю, как всё это вышло, но только — вот так…
— Так, может, он всё это придумал? Ну, вроде Валькиной козы. Помнишь, Валька в прошлом году рассказывал, что в лесу козочку встретил, беленькую, с рожками? Даже ты тогда поверил…
— Ну, если придумал, так я его… найду, в общем, что с ним сделать… Но видишь, в чём штука, Ёська: Вилли этот замки пальцем открывает.
— Как это?!
— Мне пацаны рассказали, я не верил, велел показать. Он показал: прикладывает палец к замку, тот через полминуты где-то открывается. Никогда в жизни такого не видел, и не слышал даже…
— Жуть, Генка! Что же делать-то будем?!
— Да я и сам не знаю, — признался Генка. — К тебе вот, видишь, советоваться пришёл. Больше-то не к кому…
— Ген, может, он сбежал откуда? Я в газете читал, есть такие секретные центры, где всяких таких собирают… Может, он как раз — такой? Может, он и тебе помочь сможет, и Вальке…
— Да это-то нам по барабану. Сбежал, не сбежал. Врёт или не врёт? — вот в чём вопрос. Может он тебя вылечить или туман гонит? С другой стороны подумать: найдём мы ему эту сестру, куда он от нас денется? Придётся обещание выполнять, иначе им с сестрой лучше на свет не рождаться — это он понимает, не дурак вроде. Значит — может?
— Гена, давай пока будем считать, что он просто волшебник, а? — попросил Ёська, и сразу стало видно, сколько ему на самом деле лет — десять, одиннадцать, не больше. — Ну, столько всего написано про чудеса — бывают же они хотя бы иногда, правда? Иначе про что писать? Редко, я понимаю, но бывают же! Хотя бы одно чудо на всю жизнь!
— Да, Ёська, наверное, так, — пробормотал Генка, закрыл глаза и с силой потёр лицо сжатыми кулаками. — Наверное, так. Лови своих скорпионов, а я буду думать, как его сестру искать.
— Ой, Генка, здорово! — обрадовался Ёська и даже подпрыгнул на вздрогнувших мостках. — Я знаю, ты что-нибудь обязательно придумаешь. Ты — самый лучший брат на свете! — завершив комплимент ослепительной улыбкой, Ёська снова растянулся на мостках и склонился над своими банками. — Смотри, смотри, Генка! — тут же завопил он. — Он трубку наружу выставил, чтобы дышать. Смотри!
— Сам смотри! — грубовато ответил Генка и потрепал брата по коротко стриженной макушке. — Пока! Волшебник… Щенок ещё… — пробормотал он себе под нос, сходя с мостков и карабкаясь по вырубленным в береге ступенькам.
В комнате было три небольших окна без подоконников. Бежевые обои с сиреневыми завитушками по углам отстали от стен, обнажив затканные паутиной доски. Прямо над застеленным газетой столом глуповато хмурилась с плаката певица Наталия Орейро[20], Валька сидел за столом, положив на газету круглые голые локти, и сыпал сахар на ломтик лимона, плавающий в поллитровой банке с чаем. Рядом лежал наполовину съеденный батон.
