Рэй Лорига - Пистолет моего брата. (Упавшие с небес)
Мы пили виски. Он пил чистый, в свой я добавлял лед. Оба мы курили не переставая.
– Потом я попал в плечо. Я не хотел брать так высоко, честно признаться, я боялся испортить его лицо. Он был офигителыю красив. И этого бы хватило, смертей было уже предостаточно, но парни, стоявшие позади меня, словно с цепи сорвались. Они начали палить почем зря – говорю тебе, я испугался, это было как на какой-то гребаной войне. Я такой стрельбы никогда не видел: стреляли парии из спецслужб, и из местной полиции, и из секретного отдела, стреляли все, и сверху, и снизу, и из этого сраного вертолета тоже стреляли. Он был нашпигован свинцом. Какого хрена, полсотни охотников палят по одной мертвой утке. Когда они прекратили, я подошел к телу, но твоего брата там уже не было. Мальчишка, лежащий на песке, но, клянусь тебе, на него это совершенно не было похоже.
Мы сделали еще по глотку. Вы, наверно, подумаете, что я обжег себе горло, но, по правде говоря, виски для меня был как вода, намного лучше воды.
– Во что вы играли?
Я промолчал. Я точно не понял, что он имеет в виду.
– Когда были маленькими, во что вы играли?
– В Брюса Ли.
– Мать твою, как я люблю Брюса Ли!
Он встал и начал изображать из себя каратиста.
– КИИИАААА! КИИИИО!
Он махал руками и ногами, производил много шума, но это было совсем не каратэ.
Все уставились на него, официанты тоже, но он уже успел показать им свой значок.
– Брюс Ли – это крутняк…
Он допил одним глотком свой стакан, я сделал то же самое. Потом он подозвал официанта.
Он заказал еще два виски. Мне нечего было добавить.
– Твой брат – второй человек, которого я убил. И бесспорно, лучший из двух. Посреди всего этого месива… не надо бы тебе про это говорить… какого хрена… ты все равно никому не расскажешь… Ты умеешь хранить тайны?
Я сказал, что умею. Вообще-то я немного чего умею, но вот насчет тайн – можете не сомневаться.
– Посреди этого месива, когда все эти уроды разрывали парня на куски, я начал палить куда ни попадя… странные вещи там творились, не осталось ничего нормального, вокруг были одни сумасшедшие, поэтому я перестал целиться в него и принялся стрелять по своим. Попал всего один раз, кому-то в ногу. Не думаю, что меня заметут… Я целился ему в голову или стрелял не глядя, не знаю, не помню я, знаю только, что не хотел, чтобы твой брат меня подстрелил, и что я помирал со страху, и что весь этот грохот сводил меня с ума.
Я сделал знак официанту, и он принес еще виски. Мы еще не допили предыдущую порцию, но дело было в том, что я просто не знал, чем заняться.
– Эти сукины дети выстраивались в очередь. Стреляли, чтобы пострелять. Все хотели прославиться, но, клянусь тебе, это я его убил, когда эти засранцы достали свои пушки, он был уже мертвый… или почти.
Мы отставили в сторону недопитые стаканы и принялись за новую порцию. Я старался пить в его ритме. Откровенно говоря, это было непросто.
– Нюхнуть хочешь?
Он протянул руку над столом, как будто передавал мне что-то невидимое. Я взял конвертик с кокаином и пошел в туалет. Я только раз в жизни пробовал кокс, совсем немного, на какой-то вечеринке.
В туалете я раскрыл конверт и проложил дорожку. Это заняло довольно много времени, к тому же часть я просыпал на пол, попытался подобрать, но потом отказался от этой затеи. Я втянул дорожку, а потом немного еще. Воспользовался свернутой купюрой.
Выходя из туалета, я чувствовал себя превосходно.
Я вернул ему остатки, тогда он спустился в туалет и довольно долго не возвращался.
Как только он сел на место, сразу же хорошенько приложился к своему стакану.
– Мать твою, одному богу известно, о чем он там думал. У него даже пуль в пистолете не оставалось. Ты знаешь, однажды я чуть не застрелил собаку. Она была совсем больная, и моей жене пришло в голову, что мне ничего не стоит ее убить. Чтобы животное не страдало, сказала она. Но ведь мы все страдаем, парень, все…
Он замолчал, и я почувствовал необходимость как-то отреагировать.
– Да, сеньор, все.
– Тогда я взял пистолет и приставил ей к уху. Бедная зверюга искоса глядела на меня. Какого черта, это была моя собака, и даже если бы не моя, понимаешь, просто невозможно убить собаку. Твой брат выпустил последнюю пулю в воздух. Не знаю почему. Он мог бы выстрелить в меня или в любого другого, но выстрелил в воздух. Я не стрелял в воздух, я целился ему в ногу, а попал в руку. Дерьмовый я стрелок.
Мы допили и пошли по домам. То есть это я пошел домой. Куда отправился он, не знаю.
Я еще долго чувствовал себя хорошо, но потом мне стало хуже, чем раньше. Словно кто-то дал мне что-то хорошее, но вдруг передумал и забрал обратно.
47
Мы могли бы все посмотреть по телевизору, но полиция позаботилась, чтобы операторы и другие журналисты на пляж не попали. Единственное, что им удалось снять, – это дальний план с сотнями купальщиков, которые разбегаются во все стороны и испуганно кричат. Он шел к морю, а все остальные бежали прочь от берега, полумертвые от страха, как в фильме «Челюсти». Несколько человек было ранено, хотя и здесь они сильно преувеличили.
Люди смотрели на происходящее с дорожки, просто праздник получился. К нему устремились десятки машин «скорой помощи», и пожарных машин, и миллион полицейских автомобилей. Они забрали раненых. Люди кричали и хлопали в ладоши. Ему идти было некуда. Он снова оказался в море, не сняв сапог.
Один вертолет приземлился на пляже, а другой завис в воздухе у брата над головой, словно осторожное насекомое. Машины выстроились вокруг него полукругом.
Один из полицейских начал что-то кричать ему, жара стояла несусветная, и он кричал до тех пор, пока мой брат не поднял пистолет. Полицейский замолчал, и на какую-то секунду воцарилась тишина. Потом брат выпустил в воздух свою последнюю пулю. Как будто дал старт забегу.
48
На первой странице газеты появилась фотография, сделанная с вертолета спецслужб. Его на снимке почти не различишь, видна только черная фигурка в окружении желтых зонтиков. Под эти зонтики набились полицейские, позади них – телевизионщики, а еще дальше – отважные купальщики и их отважные семьи.
В конце концов канарейкам удалось загнать кота в угол.
49
Когда он выкинул ее из машины, машина стояла на месте. Она говорит, что он выбросил ее на ходу, но я знаю, что он был неспособен на такое. Он ничего не сказал ей перед этим и, естественно, ничего не сказал потом. Он остановился посреди шоссе и вытолкнул ее наружу одним пинком. Когда она решила разобраться, в чем дело, он был уже очень далеко.
– Утро мы провели на море. Было совсем рано, и вокруг никого не было, мы поели и выпили пива, и он был очень доволен. Он смеялся. А еще он залез одетым в воду. Я разделась. У меня красивое тело. Грудь маленькая, но ему нравилась.
Она задрала рубашку и показала мне. Шикарная грудь. Шикарная девушка.
– Он был очень красивый, но очень странный. Теперь мне пишут письма. Я не знаю, что с ними делать. Отец меня больше не бьет. Он мне здорово всыпал, когда я вернулась домой, но когда меня начали приглашать на телевидение, он испугался. Он знал, что, если будет продолжать, я расскажу об этом с экрана, так что теперь он меня не трогает. Я теперь звезда. А на звезд никто руки не поднимает, пока они сами этого не захотят. Ты отвечаешь на письма?
– На некоторые, те, что адресованы мне, и даже не на все из них. Большинство написано безумцами. Попадаются и хорошие. Только очень редко.
– У меня то же самое. Почти всегда пишут девочки, которые хотят знать, чем я мою волосы, какого они цвета на самом деле, или просят пристроить их в модельное агентство. Одно агентство меня уже пригласило, меня много раз снимали и еще говорят, что могут послать меня в Японию, только я пока не знаю, хочу ли я этого. И еще мне предложили вести программу на телевидении.
Она говорила об этом с упоением. Казалось, она даже не помнит, что он умер.
– Он не должен был выбрасывать меня из машины.
– Он сделал это ради тебя, если бы он тебя не вытолкнул, ты бы сейчас лежала в деревянном ящике. И прощай Япония.
Она не рассердилась. Она никогда не сердилась. Она умела скользить по поверхности неприятностей, словно по ледяной дорожке.
– Ничего подобного. Если бы я осталась, кто знает, он сейчас был бы жив и даже, возможно, мы бы поехали в Японию вместе.
Скорее всего, она не помнила и о том, что он убил двух человек, одного из них – прямо у нее под носом.
– Я понимаю, о чем ты думаешь, но его не стали бы сажать в тюрьму навсегда. Он был знаменитым.
Мы встретились, чтобы вместе пообедать, но ела только она. Я выпил столько пива, что в конце уже не знал, что говорю. Не знал, что сам говорю, и уж конечно не знал, что говорит она.
– Говорят, в Японии обожают такие вещи. Я не способна никого убить, но они этого не знают. Для них я нечто вроде смертельно опасного европейского подростка. А на этом можно заработать кучу денег. Для меня деньги не значат ни черта, но я хочу путешествовать, хочу оказаться как можно дальше от этого урода с его затрещинами, и от физиономии моей матери, и всего того говна, в котором я жила до того, как он вырвал меня с корнем – будто здоровый зуб из гниющего рта.
