Жан-Луи Кюртис - Парадный этаж
— Как это предупредительно с ее стороны! — отозвалась мисс Сарджент.
— Да… Но ведь это вполне естественно, что она предвидит перемены в моей жизни…
Мисс Сарджент немного помолчала, потом спросила:
— Вы, верно, имеете в виду женитьбу?
— Да…
— Понимаю…
Нино пристально всматривался в ее спокойное лицо, повернутое к нему в профиль, но ничего не смог прочесть на нем.
— Как вам понравилась моя мать? — внезапно спросил молодой человек.
— Она такая красивая! — пылко воскликнула девушка. — Замечательная женщина! Признаюсь вам, Нино, я чуть ли не оробела, когда вошла.
Нино рассмеялся.
— Оробели? Правда?
— Я до глупого впечатлительна. Ваша мать так величественна… Какой бесподобной актрисой она могла бы стать! Так и видишь ее на сцене в какой-нибудь большой трагической роли…
Потрясенный Нино остановился, внимательно посмотрел на мисс Сарджент.
— Кто рассказал вам об этом? — спросил он почти с вызовом.
— Что рассказал, Нино?
— Что моя мать некогда, в юности, была актрисой?
Мисс Сарджент подняла на него растерянный взгляд.
— Но… никто! Я совсем ничего-ничего не знала…. О, надеюсь, вы не рассердились на меня?
— Нет, конечно… И все же странно, что вы сделали такой вывод.
— Да нет, почему, не так уж странно.
Она, очевидно, считала, что эта способность угадывать, эта медиумическая интуиция была чем-то вполне естественным. Должно быть, для нее это не было неожиданностью.
— А Перси? — спросил молодой человек после недолгого молчания. — Как вы находите его?
Лицо мисс Сарджент выразило сострадание, даже, пожалуй, нежность.
— Милый старый господин. Такой веселый с виду и такой грустный в глубине души…
— Это Перси-то грустный? Да что вы! Вот тут-то я могу заверить вас, Конни, что вы ошибаетесь. Я не знаю никого, кто так же, как он, вечно бы прыгал, даже, скорее, скакал: резиновый мячик, да и только! Его жизнь — непрестанный праздник.
— Пожалуй, примерно то же самое я и хотела сказать, — тихо произнесла девушка. — Но я, возможно, ошибаюсь. О, если он счастлив, тем лучше, тем лучше! Он такой умилительный! И такой… трогательный!
Нино промолчал. Такой эпитет по отношению к Перси показался ему абсурдным. С другой стороны, он не был уверен, что так уж милосердно называть «трогательным» человека, который ничуть не несчастен ни с материальной точки зрения, ни физически, ни морально. Не заражена ли Конни немного bitchiness[11] этим грубым и ядовитым злословием, которое еще не знают в Италии (итальянская насмешка — совсем другое дело), но которое так широко распространено в англосаксонских странах, что там пришлось даже придумать специальный термин, чтобы обозначить его. Нет. Все в ней говорило о том, что она человек не злой… Ее слова нужно понимать буквально, в их прямом значении. Если она находит Перси «трогательным», значит, он вызывает у нее искреннее сочувствие: ни больше ни меньше, и никакого уничижительного подтекста здесь нет. Нино подумал, что в ней и впрямь слишком много сострадания, если она расточает его на легкомысленного старого клоуна Перси… Его начинала раздражать мисс Сарджент и ее причуды, но что поделаешь, ведь она его гостья, к тому же он имеет на нее вполне определенные виды: значит, надо держаться, чего бы это ему ни стоило. Он думал, что она славная скаковая лошадка, и, невзирая на все ее сегодняшние высказывания — а это уже настораживало, как бы она не сорвалась в конце скачек и не оказалась аутсайдером, — Нино готов был поставить на нее все.
Он толкнул обитую дверь и пригласил мисс Сарджент пройти в маленькие ярко освещенные апартаменты, состоящие из двух смежных комнат: гостиной и спальни. За большими окнами, словно в рамке, открывался далекий вид на город и лагуну. Убранство комнат было весьма странное, нечто в духе современной зеленой молодежи: огромные афиши с кинозвездами, чемпионами бокса или бегов, картина сюрреалистического толка, бюст какого-то римского императора («Каракалла», уточнил Нино), на голову которого была нахлобучена кожаная кепка, по-хулигански сдвинутая на правую бровь, прямо на выложенном красными плитами полу лежали как попало циновки, а на них — проигрыватель, телевизор, груда дисков, транзистор. На кушетку был наброшен белый мех.
— Прелестно, — без особого восторга проговорила мисс Сарджент после довольно долгого осмотра. — Но только, Нино, — вежливо добавила она, — мне кажется, подобная обстановка больше приличествует какому-нибудь юнцу, а не зрелому мужчине…
Услышав этот дружеский упрек, Нино нахмурился. Но он подавил неудовольствие и смеясь сказал:
— A-а, это потому, что в душе я остался совсем юным!
Он усадил мисс Сарджент на кушетку, устроился рядом с ней, но на почтительном расстоянии, и, сам того не замечая, принялся поворачиваться то так, то эдак, принимать позы хорошо заученные, хотя они и выглядели вполне естественно, и все это с целью заставить оценить изящество его фигуры, а уж он-то знал ей цену. Бесчисленные победы Нино убедили его в том, что от него как бы исходит ощущение «кошачьей гибкости». И он развивал в себе это качество. Он знал, что на фоне белого меха, перед этой сдержанной и немного бесцветной девушкой он производит впечатление существа яркого, созданного из материала куда более ценного, нежели мрамор, гипс или даже золото, потому что он излучает тепло и жизнь; в нем чувствовалась дикость тигра, и в то же время это был молодой сеньор, ведущий свой род от древней линии, хозяин этого очаровательного, хотя и тронутого разрушением дворца, и он окутывал свою собеседницу взглядом властным и одновременно нежным, в котором поочередно проблескивали то ласкающая дерзость, то слишком смелые намеки. Мисс Сарджент сидела, как примерная школьница, выпрямившись, сжав колени, и в ее позе не чувствовалось ни напряжения, ни, в равной мере, непринужденности. Она не казалась ни испуганной, ни выжидающей: лицо ее по-прежнему излучало сердечную доброжелательность, словно она очутилась в детской с мальчуганом, крепким, милым, но необузданным, от которого только и жди любой выходки.
— Признаюсь вам, Конни, одна вещь меня весьма удивила, — проговорил молодой человек. — Я позволю себе сказать об этом, поскольку не боюсь быть откровенным с вами…
Мисс Сарджент в знак согласия дважды кивнула головой.
— Меня очень удивило, что вы остановились в этом пансионе; не спорю, он, безусловно, вполне приличный, но, право же, немного скучноват, а ведь у нас есть три или четыре первоклассных гостиницы, где очень весело… У вас были какие-то определенные соображения?
— У меня были самые определенные соображения, — ответила она безмятежно. — Просто мои средства ограничены и не позволяют мне останавливаться в тех дворцах, о которых вы говорите.
Нино потребовалось призвать на помощь все свое хладнокровие, всю свою выдержку, чтобы не показать, какой удар ему нанесен, каким новым потрясением явилось для него это признание. И все же ему пришлось опустить глаза, так как, будучи уверенным в том, что он сумеет держать в подчинении свои мускулы, не дрогнуть, он отнюдь не был убежден, что сможет встретиться с Конни взглядом: внезапная жесткость взгляда может выдать, даже если лицо бесстрастно.
— Должен ли я понять это так, — с осторожностью спросил он, — что ваша семья ограничивает вас в расходах?
И действительно, в голове его вдруг промелькнула мысль, что эта девочка, возможно, немного не в себе и семье пришлось взять ее под опеку. Может быть, ей выплачивают ренту независимо от величины состояния Сарджентов, в ожидании, когда они отделаются от нее, спихнув на руки мужу. Это предположение объясняло многое, рассеивало неясности. Оставалось узнать, чем семья Сарджент предполагает соблазнить будущего мужа? Весомым приданым? Участием в делах? Вот это придется обсудить в деталях…
— О нет, — сказала мисс Сарджент с мягкой улыбкой. — Семья меня ни в чем не ограничивает. Все они чудесно ко мне относятся, и отец, и мать, и брат… Нет, я сама ограничиваю себя в расходах на личные нужды… Добровольно.
— Но зачем? — спросил Нино, поднимая глаза и отваживаясь наконец взглянуть девушке прямо в лицо. Он улыбался, так улыбаются, услышав о какой-нибудь пустяковой причуде.
На сей раз мисс Сарджент как будто немного смутилась, немного заколебалась.
— Затем… затем, что я хотела бы жить как человек, владеющий немногим, — ответила она еще более сдержанным, более слабым, чем раньше, голосом, и она смотрела прямо перед собой, ничего не видя.
Все это показалось Нино чем-то таким же глупым и бессмысленным, как дурной сон. Не пора ли перейти в наступление, сыграть ва-банк? Пока эта девочка не возбуждала в нем ни малейшего желания, но он знал, стоит ему обнять ее и прильнуть губами к ее губам, как старые рефлексы проснутся и все будет просто: привычка. Он вспомнил слова, как-то сказанные ему матерью, укорявшей за его слишком частые приключения, которые всегда кончаются неудачей: «Нино, не отдавайся до брачной ночи». Этот претенциозный совет дамы-патронессы, данный на полном серьезе, тогда позабавил их, они весь вечер смеялись, радуясь взаимному пониманию и тому чуть язвительному юмору, которым оба они обладали и который сближал их, несмотря на различие в возрасте и сдержанность, в любом случае предписываемую семейными традициями. Но по отношению к мисс Сарджент материнский совет был неуместен, ведь Конни совсем не походила на светских амазонок, а именно против них графиня Казелли предостерегала сына. Когда, черт подери, эта девочка влюбится в него, посмотрим, как станет она обходиться со своими деньгами, и если она по-прежнему будет ограничивать себя в расходах… Он хотел придвинуться к ней (может быть, просто для того, чтобы взять ее руку или погладить по щеке), но она снова заговорила с видом прилежной девочки:
![Эльза Моранте - Андалузская шаль и другие рассказы [сборник рассказов]](/uploads/posts/books/122567/122567.jpg)