Дэвид Гилмор - Лучшая ночь для поездки в Китай
— В самом деле? — сказал он. — Действительно, в самом деле?
Джессика на мгновение перестала дуться и улыбнулась сама себе.
— Не знаю, как вы это делаете, — сказала миссис Зиппин, — вот так говорите с людьми. Прямо перед камерой. Я убеждена, что люди могли бы расслышать, как у меня колотится сердце, всю дорогу до Рочестера.
— С кем это ты говорила? — спросил Морли.
— С сотнями людей на самом деле. Я некоторое время этим занималась.
— Черт побери, я никогда тебя не видел. Ни разу, — признался он.
— Ну, это было дневное шоу. Может быть, ты не смотрел днем телевизор.
— Когда бы мне этим заниматься? Я целый день мотаюсь. Ты права. У меня просто нет времени для такой ерунды.
Я выждал минутку.
— Знаете, Морли, люди все время говорят мне об этом. Иногда они даже останавливают меня на улице, чтобы сказать мне это.
— Сказать вам что? — Морли улыбался по-дружески, но слегка встревоженно, только уголками губ.
— Что они никогда раньше не видели меня по телевизору.
— Разве это так?
— А знаете, что еще? Это почти всегда неправда.
— В таком случае, как вы думаете, кто это говорит? — спросил он, делая глоток воды. Я мог поручиться, что у него пересохло во рту. Так же как и у меня.
Я посмотрел на Джессику, которая рисовала шарик, но внимательно слушала наш разговор.
— Я думаю, они говорят мне это, Морли, чтобы я не возносил свой зад слишком высоко.
Появился официант. Одетый à la française[2] — белая рубашка, черные брюки, фартук. Я заказал мартини. Обычно я не пью джин, но сегодня вечером у меня было чувство, что я способен налиться им под завязку и ничего не почувствовать.
В ресторан вошли две довольно грузные женщины; метрдотель знал их, они, должно быть, были завсегдатаями, и он усадил их у окна. Они одновременно вытащили мобильные телефоны, словно в танце, и положили их на стол. Боялись пропустить звонок. Осмотрели комнату — большие, рыхлые лица и пронзительные глаза. Критически настроенные женщины.
— Это чудный ресторан, — объявила миссис Зиппин. — Люблю ходить в новые рестораны. Мы таким образом устраиваем себе приключения. Вы знаете ресторан Чиппина? Это новое местечко в Давенпорте. Очень шикарное, в самом деле.
— Место, где по-настоящему хорошенькие официантки? — спросила Джессика.
— Они не могут выглядеть такими уж хорошенькими, — жизнерадостно сообщил Морли, — иначе они бы не были только официантками.
— Я не знаю это местечко.
— Ну, там вполне мило, — сказала миссис Зиппин. — Столики у них расставлены на достаточном расстоянии друг от друга. Вы не чувствуете, что едите рядом с какой-нибудь парой по соседству.
— В свое время вы, должно быть, встречались с порядочным количеством кинозвезд, — сказал Морли. — Правда, что все они коротышки с большими головами?
— Некоторые из них.
— Я видел ваше интервью с Германи Гриир, — сказала миссис Зиппин. — Она очень умная женщина, но она не должна все время повторяться.
— Все время, мама?
— Она обычно рассказывает забавные вещи о том, что вы не можете положить голову на колени англичанину, потому что они никогда не стирают свои брюки. — Миссис Зиппин сделала паузу. — Нет, ты права, в первый раз это производит впечатление. Но когда слышишь это во второй раз, тогда уже чувствуешь кое-что еще. Тут уловка, и становится совершенно не смешно.
Явился официант. Я взял мартини и попросил повторить. Джессика посмотрела на меня, удивленно нахмурившись.
— Все в порядке, — прошептал я. — У меня нет водительских прав.
— Но у тебя завтра утром интервью.
— Неужели?
— Неуклюжий парень. Ты же записывал.
— Не можем ли мы сделать заказ? Я не ел с восьми часов, полвечера был на ногах. Вы так поздно едите, — сказал Морли, разглядывая меню на расстоянии вытянутой руки. В эту минуту он казался себе в какой-то мере британцем, в какой-то мере лордом.
— Можем, — сказал я, чувствуя, как по телу прошло тепло от мартини, — а можем еще выпить.
Миссис Зиппин рассмеялась.
— Я знаю, у вас недавняя грусть, — сказал Морли, глядя в меню, а потом на меня, поверх своих очков для чтения.
Джессика перестала дуться. Миссис Зиппин резко повернула к нему голову.
— Прошу меня простить, — сказал я.
— О, — сказал он, словно удивившись. — Я не должен был об этом упоминать.
Справившись с дыханием, я сказал:
— Да, это так.
— Ужасно, — сказал он. — Вы более мужественны, чем я. Могу прямо вам об этом сказать.
— Почему это? — Мой голос все еще дрожал.
— То, как вы это выдерживаете.
— Я этого не выдерживаю.
— Нет, — сказал он, — полагаю, никто не в состоянии это выдержать. — Он кивком подозвал официанта. — Ужасно, — повторил он снова, на этот раз словно про себя, и обратил все свое внимание на меню.
Мы заказали, не помню что, аппетит у меня пропал, но постепенно мы разговорились, только разговор был немного натянутый. Я продолжал чувствовать, что каким-то образом мог дать лучший ответ, чем тот, который дал, что-то не до такой степени беспомощное. Это было так, словно, отвечая на его вопрос, я ощущал, что мое тело дрожит, моя одежда плохо на мне сидит, словно я — бродяга с грязными рукавами и лицо у меня запачкано едой. Я продолжал думать, что, должно быть, я совершил что-то, что заслуживает такого. Может быть, он и в самом деле намеревался таким вульгарным способом меня ранить? Люди вроде Морли, думал я, глядя на него через стол, — он теперь увлеченно ел салат, рассказывая Джессике и ее матери с умным видом о жизни в Африке, о том, как стелить кровать и как завтракать, какая это была превосходная мысль, но просто потребовала чертовски много работы, — люди вроде Морли имеют развитую способность доходить до самого края вещей, они просто реют там, как орлы. Но если вы укажете им на это, если вы скажете: «Я знаю, что вы делаете, и мне это не нравится», они пожмут плечами с недоумением; они станут утверждать, что у них не было ни малейшего намерения совершить то, о чем вы говорите. Они даже обернут это против вас же. Спросят, почему вы так агрессивны, с такой легкостью спускаете курок.
Он дошел до кульминации, было заметно, что он уже рассказывал эту историю раньше, она имела привкус отработанности успешного анекдота для вечеринки, гарантированного повтора, когда я медленно поднялся на ноги, перегнулся через стол и сильно его ударил, словно лопнул воздушный шар, по обоим ушам одновременно, и, когда его руки поднялись для защиты, я сложил свои вместе и взмахнул ими, ухватив его за шею. Он свалился со стула. Одну секунду мне казалось, что я его убил. Две грузные женщины застыли, не прожевав куска; то же самое сделала пара за соседним столом. Даже официант застыл в нерешительности у столиков.
То, что случилось после этого, в следующие несколько минут, было чем-то вроде дыма от сгоревшей электропроводки, хотя я и не мог бы сказать почему. Может быть, это были следы морфина, все еще остающиеся в моей нервной системе. Я попробовал принять предыдущей ночью полтаблетки, чтобы уменьшить последующую депрессию, но это с очевидностью не возымело никакого эффекта. Я не должен был столько пить, я выпил, наверное, три мартини, но никто не сочувствовал мне, когда я покидал ресторан, кроме разве молодого человека в бейсболке с ухмыляющейся рожей. Он сидел у двери, когда меня выталкивали наружу, и я подумал о том, что он — мой союзник, единственный человек здесь, который на моей стороне.
Мне понадобилась помощь, чтобы взобраться по ступенькам к квартире Джессики; помню, как ввалился физиономией вперед в комнату для гостей. Смеясь, словно все произошедшее было шуткой, имеющей оправдание; уколом, который наконец-то достиг противника. Я слышал, как закрылась дверь, Джессике не сказали «спокойной ночи», а потом обрушилась тишина, словно она стояла и ждала за дверью.
Я почти сразу же вернулся в карибский город, на этот раз я шел по улице, где мягкий свет фонарей лежал на асфальте, словно упавшие цветы. Я шел, пока не дошел до верхнего коттеджа. Я послушал у двери и услышал, как моя мама говорит, не получая ответа, должно быть, она говорила по телефону, и фоном для ее голоса был слабый звук телевизора. Я вошел.
Спросил:
— Саймон здесь?
— Секундочку, — сказала она в телефон и положила трубку. — Он здесь, смотрит телевизор.
Должно быть, я засомневался или нахмурился, потому что она сказала:
— Что?
Я сказал:
— Надеюсь, он не смотрит телевизор слишком много.
— Ты тоже смотрел телевизор, дорогой, и погляди, что из тебя вышло.
— Я хочу сказать, он не должен просто смотреть телевизор, больше ничего не делая.
— Ты должен сейчас пойти и повидаться с ним. Он будет удивлен, — сказала она.
— Но он знал, что я вернусь?
— О да. Только не знал когда.
