Юлия Винер - Место для жизни. Квартирный сюжет в рассказах
Сосед
Квартира, сдававшаяся на втором этаже над рынком, уже с полгода стояла пустая, хотя смотреть приходили.
Хозяину квартиры надоело ходить каждый раз показывать ее людям, и он стал посылать их, чтоб ходили и смотрели сами, а ключ оставил у соседа Йихьи, у которого в прошлом году умерла жена.
Йихья с женой Малкой любили, чтобы в доме было красиво, и детей так воспитывали, и всю жизнь собирали красивые вещи, и все им казалось мало. Когда же почувствовали, что достаточно, дети из дома уже ушли, а тут и Малка умерла. И Йихья обнаружил, что одному ему смотреть на свои красивые вещи скучно.
Поэтому он охотно взял ключ и показывал пустую соседскую квартиру людям. Ему с первого же раза неловко показалось, что квартира такая запущенная и грязная. Тем более что приходили и женщины. Йихья пристально приглядывался к каждой женщине старше сорока. Он любил свою Малку, пока она была, но теперь ее не стало, и нужно было, не откладывая, искать другую, чтобы красивые вещи в его доме не стояли зря.
Однажды в теплый воскресный вечер, когда народу на рынке было совсем мало, Йихья пораньше прибрал свой прилавок с орехами и семечками и, наскоро перекусив, пошел в соседнюю квартиру.
Сначала он только закрыл окно в кухне и соскреб голубиный помет со стола и подоконника. На следующий день выгреб из углов окурки, бутылки из-под воды и кока-колы и подмел пол. Сделав это, он заметил, какие мутные и заросшие в квартире окна. Здесь Йихья остановился. Мыть окна в чужой, посторонней квартире?
Но на следующий день пришла осматривать квартиру женщина. Небольшая, круглая, хорошего возраста. Йихья все ей подробно показал, обратил ее внимание на удобные антресоли и ниши, объяснил, как легко переложить проваливающиеся кое-где плитки пола — он знает надежного и недорогого мастера. Женщина неопределенно двигала губами и говорила мало. Не знаю, не знаю, сказала она напоследок. У меня дочка, девочка молодая, каждый день через рынок ходить, у вас тут теракты то и дело. Давненько уже не было, сказал Йихья. Давненько? — возразила женщина. А у дома напротив? Да, это да, согласился Йихья. Так что не знаю, не знаю, сказала женщина. Но обещала, что послезавтра придет посмотреть вместе с дочкой.
Ну и что, что дочка? Дочка — это ничего, даже хорошо. У него у самого их было три, но все уже далеко. Йихья вымыл и окна, и пол, и нечистый унитаз, и раковину. Теперь квартира выглядела не так скверно, но, подумал Йихья, жить в ней все равно не хотелось. Йихья сходил домой, взял горшок с высоким многоствольным кактусом, который Малка начала выращивать лет двадцать назад, и поставил его под окном в салоне. Сам он этот кактус не очень любил, но, может быть, он будет придавать квартире жилой вид.
Нет, не придавал. Горшок на полу выглядел чудно и сиротливо. Тогда Йихья снова сходил к себе и принес большого перламутрово-голубого фаянсового лебедя, в спине которого была ваза для фруктов. Сбегал вниз, взял у Нахума апельсинов и яблок. И поставил лебедя под вторым окном. Лебедь с фруктами был такой красивый, что Йихья, как всегда, невольно им залюбовался. Но теперь стало еще более очевидно, что этого мало.
Тогда Йихья взялся за дело всерьез. Он приволок с рынка несколько пустых картонных ящиков и расставил их по всей квартире. Накрыл все ящики разноцветными скатерками и салфетками, вышитыми и связанными рукодельницей Малкой. И на каждый поставил красивую вещь.
На ящике посреди салона стоял коричневый гипсовый светильник, три полуголые девушки, изящно изгибаясь, держали три факела с переливчатым стеклянным пламенем, а в пламени скрывались лампочки. Малка сердилась, когда он привез этот светильник из Яффо, и говорила, что он купил его, чтобы смотреть на голых баб. А Йихья и не видел в них никакой соблазнительной наготы, а видел только, как плавно линия спины переходит в руку, а рука в факел, увенчанный трепещущим розовым огнем.
В комнате, где у прежних соседей была спальня, он поставил предмет, который особенно радовал его, потому что не имел никакого полезного назначения, кроме красоты. Это был шарообразный пучок упругих белых нитей, похожий на большой одуванчик, и, если включить его в сеть, на концах нитей беспорядочно вспыхивали и гасли красные, синие и зеленые искры. Правда, электричество в квартире было отключено. Поэтому рядом он поставил еще стеклянную банку, где, не смешиваясь, переливались сами по себе тягучие многоцветные слои густой жидкости. Эта банка была настоящим чудом, и Йихья немного жалел выносить ее из дому, но очень уж приятно было представлять себе, как он покажет ее этой женщине и ее дочке и как они будут вместе на нее любоваться.
Под конец, немного поколебавшись, он снял у себя со стены портрет мудрого чудотворца Баба Сали, не настоящий, писанный красками, а второй, вырезанный из календаря, и повесил его в спальне соседней квартиры. Портрет был небольшой, и чудотворец не мог помешать, даже если она его не почитала.
Но на следующий день ему дома быть не пришлось. Сильно заболели оба ребенка разведенной младшей дочери, и она со слезами потребовала деда к себе в Кфар-Сабу. И так получилось, что он не смог показать женщине квартиру и не был свидетелем ее удивления, когда она увидела ее преображенной.
В Кфар-Сабе он пробыл почти две недели. Дети выздоровели быстро, но заболела сама дочь. Йихья несколько раз звонил хозяину соседней квартиры, но никак не мог застать его дома, а сотовый его телефон был почему-то отключен.
Когда Йихья вернулся наконец домой, он только забросил к себе сумку с грязным бельем и подошел к двери соседней квартиры. Дверь была все та же, облупленная и исцарапанная, и полуоторванный звонок по-прежнему висел на одном проводке. Йихья прислушался — внутри было тихо. И он отпер дверь.
Он не успел даже понять, что за новый запах появился в квартире, как из ванной вышла молодая беленькая девушка, обмотанная большим полотенцем. Йихья приветственно заулыбался:
— Дочка? — спросил он. — А мама где?
Но девушка, испуганно глядя на небритого черного Йихью, крикнула что-то в сторону комнаты. Йихья много наслушался этого языка на рынке, но понимать не научился.
Из комнаты вышел молодой мужчина, потемнее волосом, но с такими же не понятными Йихье расплывчатыми чертами лица. Это и были новые соседи Йихьи.
Ни имени той женщины, ни адреса ее они не знали и вообще слышали про нее первый раз.
— А ваши вещи вон там, — сказал молодой человек и показал на стоявший в углу картонный ящик и рядом горшок с кактусом. — Вы очень красиво все сделали, спасибо, мы ценим, но нам не надо.
Йихья извинился перед соседями, пожелал им удачи на новом месте и забрал свои вещи домой. Он полил кактус, спокойно перетерпевший двухнедельную засуху, и поставил его на место. А ящик задвинул подальше в кладовку — остальное расставлять по местам ему не хотелось.
Еще одна комната
Все кругом строились — надстраивали, обстраивали, пристраивали, у подъездов все время стояли контейнеры с блоками, ящики с плитками, из окон сквозь разноцветные коленчатые трубы валились в грузовики груды строительного мусора, с жадным рычанием увозимого затем на какой-нибудь укромный склон соседнего холма. Квартиры, принадлежавшие полугосударственной компании и распределяемые в виде социального жилья между неимущими, изначально построены были в минимальной своей форме, чтоб было что достроить потом.
И вот теперь что-то заставило компанию выделить кое-какие деньги для жильцов этого большого безобразного дома, населенного в основном многодетными семьями черных евреев из Эфиопии. Была там, впрочем, порядочная прослойка матерей-одиночек из России и совсем мало местных уроженцев из восточных, кому не удалось выбраться. Вот пусть и расширяются, если кто может прибавить своих.
Рона и Марко тоже очень хотели бы строиться. Две комнаты с кухней, полученные ими когда-то в порядке социальной помощи молодым парам, давно стали тесны для них, старшей дочери Лиат шел четырнадцатый год, и Рона подумывала, что не надо бы ей спать в одной комнате с братьями. Но конфигурация дома, и особенно угловое расположение их квартиры, вначале так им нравившееся, не позволяли никаких пристроек. Ни комнатки, ни даже самого маленького балкона.
Был еще лучший выход — выкупить бы квартиру по льготной цене, потом продать по рыночной и уехать из своего безнадежного, иссушенного солнцем и ничегонеделанием городка в другое место. В Иерусалим бы уехали, мечтала Рона, к брату Жожо, он бы помог на первых порах… Это да, говорил Марко, Жожо твой поможет, вот сейчас. Он, говорят, большой человек стал, такой ресторан себе отстроил. Повезло человеку, всю лавку ему в теракте разворотило. Уж он помо-ожет, это уж точно. Ну и что, что теракт, возражала Рона, зато там жизнь, а здесь что? Сплошная эфиопия да русия. А здесь вот и то, отвечал Марко и уходил на площадь к торговому центру играть с приятелями в нарды.
