Юлия Винер - Место для жизни. Квартирный сюжет в рассказах
Рона и сама знала, что это не для них, какое там выкупить, работы постоянной не было даже у нее, а Марко вообще чаще жил на пособие.
Так и получалось, что говорить о пристройке они могли, и ссориться, и завидовать соседям, а сделать ничего не могли.
Однажды ночью Рона с Марко легли в постель, поигрались немного, но без прежней охоты, и Марко сразу заснул, а Рона почувствовала какую-то странную пустоту в голове. И даже испугалась, не забеременела ли. Но пустота подержалась в голове недолго, а затем, разрастаясь, пузырем вытекла из головы, протекла сквозь стену над изголовьем кровати и стала разрастаться там, по ту сторону, пока не образовала пространство примерно в десять квадратных метров. И остановилась, тихонько колыхаясь. С закрытыми глазами Рона отчетливо видела это пустое пространство, но и открыв глаза, она явственно чувствовала его там, за стеной. Это я уже сплю, и мне снится, решила она.
Но и на следующую ночь, едва Рона опустила голову на подушку, голова ее ощутила пустое пространство за стеной, а с закрытыми глазами она и увидела его, прекрасное пустое пространство метров десять-двенадцать площадью.
И так каждую ночь. Рона сказала об этом Марко, но он лишь посмеялся. Никакой пустоты там быть не может, только улица, сказал он.
Рона вышла на улицу и внимательно осмотрела свою квартиру снаружи, но ничего окончательно решить не могла, сбивало с толку то, что квартира была угловая.
— Марко, сходи в городское управление, пусть тебе покажут план нашего дома, — попросила она.
— Да пошла ты, — сказал Марко, но Рона не отставала, и вечером, когда Марко, наигравшись с приятелями в нарды, возвращался домой, он заставал холодную пищу, и Рона греть ему не хотела, а в постели совсем отказывалась что-нибудь делать. Марко даже дал ей разок в спину, но голос у Роны был очень громкий, и в конце концов, чтобы отвязаться, Марко сходил. То есть сказал, что сходил, и смотрел, и никакого пустого пространства в планах нет.
— Планы планами, а я знаю, что есть, — сказала Рона. — Давай пробьем дырку в стене и посмотрим.
— Совсем спятила, — сказал Марко. — Это же несущая стена. Пробьешь дырку, как раз весь дом развалится.
— Где он развалится. Все вон разбивают стены, какие хотят, а нам нельзя?
Подумала и прибавила:
— А развалится, еще лучше. Что-нибудь другое дадут. Сил больше нет так жить.
Марко плюнул и ушел к торговому центру, а Рона отодвинула от стены кровать и принялась за работу. Она вовсе не собиралась разваливать стену, это, может быть, потом, а сейчас только отковырнула небольшой пласт штукатурки, нащупала один блок и принялась долбить шов вокруг него. И не так уж трудно это оказалось, дом был построен кое-как, и от жестокого пустынного климата все в нем было рассохшееся и трухлявое.
Все же в один прием вынуть блок ей не удалось, и, чтобы Марко зря не шумел, Рона задвинула свою работу кроватью и пошла кормить детей.
А назавтра вынула с легкостью, потому что от долбления сразу два блока раскололись, и она вытащила их по частям.
Дыра получилась небольшая, но заглянуть было можно. Рона заглянула, но ничего не увидела — там было темно, только падало пятно света из дырки. Там было темно, а на улице светило яркое солнце! Рона просунула в дырку руку, пошарила внизу и нащупала гладкую плиточную поверхность пола, густо покрытую пылью.
— Лиат! Лиат! — завопила Рона.
Дочка красила ногти на ногах и наслаждалась кратким отсутствием в доме мужчин. Она не привыкла ждать хорошего от материнского зова и откликнулась из второй комнаты не сразу:
— Чего тебе?
— Лиатусь! Иди скорей! Принеси свечку!
Просунутая в дырку свечка осветила именно то, чего и ожидала Рона, — небольшое квадратное пространство, сильно замусоренное старой строительной трухой и заросшее многолетней пылью, но в остальном совершенно пустое.
— Лиатусь, это тебе будет комнатка!
— Ну как раз, дадут они, — угрюмо ответила Лиат. «Они» это была ненавистная мужская часть семейства.
— А мы им и говорить не будем, сперва вселишься.
Но секрет сохранить, разумеется, не удалось.
Марко вернулся с площади чернее тучи, и сразу ругаться.
— Да ты выйди, выйди на улицу, посмотри, что наделала! Ты чем думала, головой или жопой своей жирной?
Рона пошла и посмотрела. С улицы наружная стена их квартиры выглядела так, будто небольшой снаряд вырвал из нее кусок.
— Золотце мое, хороший мой, — сказала Рона мужу, вернувшись, — не все ли равно, как выглядит снаружи, главное, что внутри! У нас будет еще одна комната! Пробьем окно, и снаружи будет выглядеть нормально!
Растаяв от давно не слышанных ласковых слов, Марко поддался на уговоры и помог Роне пробить оконное отверстие в стене над изголовьем их кровати, а кровать передвинули в другой угол. Лучше, конечно, было бы пробить дверь, но дверь на третьем этаже глухой стены выглядела бы странно, а Лиат девочка молодая, полазит и в окно.
На раму денег кое-как наскребли, а пристроил ее Марко сам — умел, когда хотел. И занавеску Рона повесила. Так что снаружи выглядело очень даже прилично, окошко и окошко, никто им и слова не сказал, тем более что были заняты своими пристройками.
И все были довольны, и особенно Лиат. Раньше она с братишками общалась больше тумаками, а когда переселилась в свою комнату, даже в футбол с ними начала играть.
Нефертити
Лялечке сказали: с черными девочками не играй, они грязные. Лялечка так поняла, что они оттого и черные, что грязные, и сколько же это грязи надо, чтобы почернеть.
И Лялечка с черными не играла, да и не видела их, а играла со светло-коричневой Атарой, дядя Игорь, когда загорит, и то чернее. Видно, Атара у себя в Эфиопии загорела.
— Ты, Атара, по солнцу не ходи, и опять побелеешь, будешь, как я, — посоветовала она подружке. Лялечке все говорили, какая она беленькая и хорошенькая. Красавица растет, говорила бабушка.
— Нет, лучше ты по солнцу ходи, и будешь, как я, — сердито ответила Атара.
— Ты чего это сегодня такая злая? — удивилась Лялечка.
— Не злая, а расстроенная, — буркнула Атара.
— А чего расстроенная?
— Поди тут не расстройся, если тебе еще одного братца принесут.
— Ой, тебе братца принесли? И ты не рада?
— Рада? Да у меня их и без того пять штук.
— Пять братиков!
— И братиков, и сестричек, всего хватает.
— Все-таки странно, что ты не рада, — задумчиво проговорила Лялечка.
— Странно, да? У вас сколько комнат?
— Три.
— И у нас три. И сколько народу у вас живет? Ты, мама и бабушка. У вас квартира купленная?
Лялечка замялась. Она в этих взрослых делах разбиралась не совсем отчетливо.
— А у нас купленная. Наша навсегда. Вот и радуйся, — с непонятным удовлетворением сказала Атара.
— Я бы радовалась. Я бы очень хотела братика или сестричку, но мама не несет.
Атара злорадно рассмеялась:
— Как это она тебе принесет? У вас же мужчины нету.
Это было чувствительное место, но Лялечка давно научилась с этим справляться.
— Да, — сказала она авторитетно. — В отношениях моих папы и мамы наступил такой момент, когда они вместе решили, что так будет лучше для всех. Конечно, не очень хорошо, когда ребенок растет без отца, но если есть любящая и помогающая среда, все обойдется. Я, например, нормально расту.
— Растешь, потому что родилась. А родилась, потому что папаша был. А теперь нету.
— У меня среда есть. Мама, бабушка. У меня бабушка очень хорошая.
— Ну, от бабушки тебе братика не будет. И даже от дедушки.
— Ну, что значит от бабушки… — рассудительно начала Лялечка, но осеклась, припомнив неясные разговоры девочек в школе и сбивчивые мамины объяснения. — Дедушки у меня нет, он еще там умер.
— Слава тебе, Господи. А то я думала, он тоже вас бросил, у вас ведь все мужчины своих жен бросают. Вон сколько ваших семей в нашем доме живет, и все без мужчин.
Лялечке стало обидно.
— Да у тебя у самой не знаю, где папа, — сказала она, хотя знала, что папа есть.
— Где, где, дома, — неохотно ответила Атара. — Ты русскую куклу хотела вынести, забыла?
— А что же его никогда не видно?
— Он редко выходит на улицу.
— Он что, не работает?
— Ясно, не работает. Где кукла?
Лялечка не давала себя сбить:
— Что же он делает целый день дома? Разве ему не скучно?
— Во сне не соскучишься. Ты куклу вынесешь или нет?
— Он все время спит? Все время в спальне лежит?
— У нас везде спальня. Где ляжет, там и лежит.
— Он что, больной?
— Не больной, а печальный.
— Почему печальный?
— Почему, почему. Эрец-Исраэль он никак найти не может.
— Найти не может? Как странно. А где же мы сейчас?
— А черт его знает, где мы сейчас. Так не вынесешь куклу? Тогда пока.
